На ночь с девятого на десятое февраля приходится 73-я годовщина первой депортации в Сибирь, ставшей частью запланированной НКВД антипольской кампании советского государства в ходе Второй Мировой войны. Жертвами этнических чисток пали поляки, а высылка способствовала деполонизации целых районов сегодняшних Украины и Белоруссии. В результате следующих волн депортации тысячи наших соотечественников были отправлены в сибирскую тайгу и в азиатские степи.
73 года назад зимней ночью в польские дома, находившиеся на оккупированных Красной армией согласно пакту Риббентропа-Молотова территориях, ворвались сотрудники НКВД. На сборы давалось несколько минут. Полякам позволялось взять с собой только ограниченное количество вещей, все нажитое имущество им пришлось оставить на родине. По подсчетам историков, домой не вернулся каждый третий депортированный. Многие приехали в Польшу уже после войны по итогам репатриационных договоров между СССР и Польской Народной Республикой, однако вернуться в родные дома на восточных рубежах им уже было не суждено.
ПНР, бывшая вассалом СССР, не напоминала о сотнях тысяч поляков, обреченных на долгие годы существования на чужбине. Условия их жизни в Сибири были ужасны. Поляки работали на стройках и рубили тайгу, за каторжную работу они расплачивались болезнями и смертью. Их могилы рассеяны от Владивостока до Урала. Взамен за рабский труд сталинское государство дало им голодные пайки и постоянный страх получить смертный приговор. Но депортированные были в лучшем положении, чем вывезенные с польских земель «классово чуждые» поляки, попадавшие в лагеря или сразу в руки расстрельных команд.
Трагедия семей, сосланных в восточные регионы СССР, долгие годы долгие годы была окружена заговором молчания. Говорить о судьбах поляков, депортированных советским государством в результате воплощения в жизнь политики ликвидации польского присутствия на территориях бывшей Второй Речи Посполитой, стало можно после 1989 года.
Хотя с момента краха ПНР прошло уже много времени, геенна вывезенных в Сибирь поляков не заняла должного места в национальной памяти. Было создано множество музеев и культурных институтов, но открытия музея памяти Сибири придется подождать еще несколько лет. Эта ситуация ясно демонстрирует отношение властей к судьбам сотен тысяч поляков, которых затронули преступления коммунизма.
В воспоминаниях людей, переживших эту трагедию, до сих пор живы образы соотечественников, которые в тюрьмах и других местах изоляции ждали вагонов для пересылки на восток. Связанных колючей проволокой, зачастую на коленях, советские палачи заставляли их «идти» через город на железнодорожную платформу и били по дороге прикладами. Такие трагические картины до сих пор живут в памяти, например, жителей Бердичева. В местном монастыре была устроена временная мужская тюрьма для поляков, пойманных в радиусе нескольких десятков километров от города. Мужчинами считались мальчики старше 14 лет. В тесноте и нечеловеческих условиях они ждали депортации, а попрощаться со своими женами, матерями и сестрами перед отправкой в Сибирь или на смерть они могли только у ворот, отделявших монастырь от города. Это прощание, длившееся всего несколько минут было последней возможностью сохранить в памяти образ своих близких. Очередь из женщин была такой длинной, что растягивалась на два-три дня, а поскольку сотрудники НКВД запретили им собираться в городе, она выходила далеко за его границы со стороны лежащего на окраине монастыря. Коммунистические аппаратчики превратили место почитания Бердичевской Богоматери в место пыток поляков.
Таких примеров было множество. Однако польское государство по сей день не дало должной оценки масштабу трагедии, заключающейся в слове «сибиряки». Нашему руководству должно быть стыдно, что даже в бедной России или на Украине советские палачи пользуются привилегиями ветеранов, тогда как их жертвы, очутившиеся в Сибири, не получили даже символических компенсаций за изгнание из собственных домов и ту трагедию, участниками которой они стали. Время от времени появляются известия о том, что юристы думают, как оказать поддержку горстке еще живых «сибиряков», и о гипотетических компенсациях, которые они могут получить. Достоинство этих 4,5-5 тысяч человек унижает то, что ни в президентском дворце, ни в Сейме или Сенате нет силы, способной провести закон о компенсациях тем, кто подвергся в 1939-1956 годах преследованиям за польское происхождение. Возмутительно звучат в этом контексте оправдания сложной бюджетной ситуацией. С 1989 года еще, пожалуй, ни разу не говорилось, что с бюджетом нашего государства все в порядке, что не мешало сохранять привилегии бывшим аппаратчикам из Польской объединенной рабочей партии или сотрудникам спецслужб, работавшим на польских и советских коммунистов, причастных, в частности, к преследованиям «сибиряков».
Таким образом отношение к «сибирякам» имеет моральный аспект, как отношение к каждой группе пострадавших от тоталитарных режимов. К счастью, об этой проблеме говорят люди, среди родственников которых были сосланные в Сибирь. Свою роль в сохранении исторической правды играет также Католическая церковь. 18 ноября 1991 года кардинал Юзеф Глемп (Józef Glemp) сказал на проповеди в римской базилике Святого Павла за городскими стенами, вспоминая о покровителе «сибиряков», святом Рафаиле Калиновском: «Сибиряк — это не только тот, кто работал в тайге за Уралом, но каждый, у кого насилием была отобрана справедливость. А такие люди есть во всем мире. И всем им служит надежным покровителем святой Рафаил Калиновский, с сыновней любовью преклоняющийся перед Милосердной Богородицей».
Оказать достойное уважение и почет нашим соотечественникам, в каторжных условиях сохранивших в своих сердцах польскую искру, — это обязанность нашего народа и государства, которое должно служить своим гражданам, как святой Рафаил Калиновский помогал ссыльным в Сибири.