Новая история – рассказ о том, как либеральная демократия, зародившаяся в Великобритании и США, распространилась по всему миру. Это может звучать как нелепая фантазия, однако в действительности подобный либеральный подход к истории лежит в основе большинства редакционных статей, политических колонок и речей, опубликованных или произнесенных на Западе, а также формирует отношение к политическим процессам во всем остальном мире.
В этом свете не вызывают удивления нотки пессимизма, сквозящие в последнем докладе Freedom House: согласно данным этой политической организации, в мировом масштабе демократия понемногу сдает свои позиции. Даже те страны, в которых есть отлаженный механизм демократических выборов, например, Индия, далеки от высоких идеалов либерализма, предполагающего «максимальное предоставление личных прав ради максимального раскрытия потенциала каждой личности».
Возможно, нам следует откинуть в сторону идеологические предубеждения, говорящие об универсальности либеральной демократии. Беспристрастность может позволить нам увидеть реальное разнообразие политических форм, а также понять, как они возникают и что предвещают в будущем. Следует понимать, что либерализм и современная демократия сложились благодаря определенным общественно-экономическим условиям, характерным исключительно для Америки и стран Западной Европы: среди них и провозглашенный Реформацией упор на личную ответственность человека, и существование промышленно развитого капитализма.
Читайте также: Недовольные китайцы жалуются Обаме
«Догоняющие» государства
Воспроизвести эти условия в других местах было непросто, особенно в странах, пытавшихся догнать Запад. Япония, первая незападная страна, попытавшаяся стать частью современного мира, смогла превратиться в державу, могущественную как в экономическом, так и в военном плане, без особого уважения к либеральному тезису о священном статусе прав личности. Еще один более ранний пример – Германия, в которой процесс индустриализации начался позже, чем в других странах Западной Европы: там цель была достигнута благодаря могучей централизованной власти.
Ни Германия, ни Япония не были последователями англо-американского либерализма, поощрявшего индивидуализм, неограниченную свободу предпринимательства и недоверие к правительству. В странах, вошедших в современный мир позже других, права личности были подчинены экономическим и военным нуждам государства. Когда Япония под пристальными и не очень-то дружелюбными взглядами Великобритании, России и США в конце XIX века встала на путь быстрой модернизации, мало кто в Японии хотел критиковать девиз «фукоку – кехэй» (богатая страна - сильная армия). Даже в Веймарской республике или Японии времен Тайсе, когда у либералов были все возможности влиять на политический курс, они требовали от правительства создания и внедрения программ социального обеспечения, направленных на помощь бедным низам рабочего класса. Борясь с врожденными диспропорциями современного капитализма, либералы Японии и Германии верили в бюрократическое регулирование экономики (предвосхитив, в некотором смысле, «Новый курс» в экономической политике Америки 40-х годов).
И в Индии многие либералы отмечали важность государственного регулирования во многих сферах общественной жизни. Джавахарлал Неру, первый индийский премьер-министр, создал в стране систему представительской демократии, в рамках которой легитимность обширной власти государства должна была обеспечиваться согласием граждан, способных выразить свое мнение через участие в выборах . Однако индийский либерализм имел отчетливый патерналистический и общинный привкус. В руках у государства оказались огромные возможности по влиянию на экономику страны. Согласно индийской конституции, свобода слова тоже должна была быть поставлена в жесткие рамки ради всеобщего блага.
Также по теме: Китай обвиняет Америку в нарушениях прав человека
Увы, но, как мы видим, от демократических завоеваний прошлого всего лишь один шаг до того положения, которое мы имеем сейчас, когда кто угодно, от муллы из небольшого городка до фанатичного политика, может нападать на художников и литераторов, оправдывая себя заботой о «всеобщем благе». Никогда еще либеральная демократия в Индии не находилась в столь плачевном состоянии.
Китайская проблема
Но в действительности той страной, которая действительно проверяет на прочность англо-американскую веру в торжествующий марш либерализма и демократии, является Китай. КНР удалось добиться впечатляющих темпов роста без каких-либо зачатков выборной демократии. Более того, в Китае в руках государства находятся все экономические процессы, и нет никаких оснований полагать, что подобному положению дел в ближайшее время придет конец.
Для того, чтобы понять, как Китай оказался там, где он есть сейчас, нам необходимо принять во внимание обстоятельства, при которых происходила модернизация страны. На фоне гражданской войны и вторжений извне, у либералов, которых и без того всегда было мало среди лидеров или идеологов страны, не было практически никаких шансов на выход из подполья. Большую часть XX века основными задачами Китая были выживание и наращивание мощи.
Прежде всего китайским лидерам пришлось в кратчайшие сроки создать централизованное национальное государство – островок безопасности и стабильности в беспощадном мире международных отношений. В отличие от японцев, выработавших исконно японскую семейную концепцию государственного управления, китайцам пришлось полностью реконструировать свою государственную систему, чтобы заслужить доверие народа. Отказавшись от старой имперской системы, китайские лидеры, как Чан Кайши, так и Мао Цзэдун, вынуждены были конструировать новое национальное самоосознание с нуля с помощью всеобщего образования и пропаганды.
Читайте также: Китай расцвет для реформаторов?
Одиночки, выступавшие против засилия центральной власти, безжалостно уничтожались. Только наследники Мао осознали, насколько опасным может быть вмешательство государства в экономику. Но даже Дэн Сяопин, либерализовавший китайскую экономическую систему, не отступил от двух основополагающих принципов политики нового Китая: все ресурсы страны по-прежнему шли на обеспечение ее безопасного автономного существования, а расширение индивидуальных свобод было отложено на неопределенное будущее. «Только развитие – истина, - сказал он. - Если мы не будем развиваться, то на нас снова будут давить«. Когда нынешний лидер КНР Си Цзиньпин говорит о «китайской мечте», он противопоставляет необходимости в обширных демократических реформах все те же идеалы: национальное единство, народную силу и национальную гордость.
И он не испытывает недостатка в благодарных слушателях. Голоса, предрекающие скорое падение китайского режима, звучат уже не один десяток лет. В последнее время их основная надежда – средний класс, то есть люди, извлекшие максимальную пользу из экономического роста страны. Множество нелепых слухов о неотвратимости революции породила и прошлогодняя передача власти.
Партийные функционеры из далекого Пекина
Однако китайский средний класс слишком разрознен и поэтому не может стать реальной политической силой, не говоря уж о том, чтобы разжечь огни революции. А с точки зрения тех китайцев, которые не получили никакой пользы от экономического роста страны, партийные функционеры из далекого Пекина заботятся об их благосостоянии куда больше, нежели буржуазное меньшинство, думающее лишь о своем самообогащении.
Идеи «общественного благополучия» по-прежнему создают для Коммунистической партии Китая мощную идеологическую базу, оправдывающую ее действия в бедной стране. Однако сейчас КПК черпает силы и из идей, уходящих корнями в культурно-историческое прошлое Китая. Например, тезисы о важности дисциплины, подчинения старшим и социальной гармонии роднят идеологическую платформу КПК с неоконфуцианством.
Также по теме: Китайская коммунистическая партия не очень-то боится интернета
Партия также по-прежнему способна переводить политические волнения среднего класса в националистическое русло. В любом случае, все более широкая доступность в Китае некоторых из свобод (в-основном, свободы путешествий и потребления), хотя бы немного, но остужает в обществе жажду политических перемен. Вот почему китайские либералы, настаивающие на неприкосновенности прав личности, выглядят в современном Китае такими же бессильными и оторванными от всего остального общества, как и их коллеги в Китае образца 20-х годов или Японии 30-х.
Не обращая внимания на тяжелую участь китайского либерального движения, многие наблюдатели рассматривают способность Китая выживать и адаптироваться к изменяющимся условиям как доказательство существования особой альтернативной модели, при которой развивающийся государственный аппарат, возглавленный технократической элитой, сильнее общества, а общественные интересы стоят выше интересов отдельной личности.
Но все эти синофилы или виги азиатского розлива делают ту же ошибку, что и западные апологеты либеральной демократии: китайская «модель» тоже не универсальна. Она обусловлена веками китайской истории. И вот тот вопрос, что стоит сейчас перед нами: устойчива ли эта модель? И если нет, то как ее разрушение отразится на Китае и на всем мире? Запоздалая модернизация Германии и Японии, несмотря на все свои успехи, не принесла мира ни в Европу, ни в Азию. Наоборот, экономические трудности и рост социальной напряженности привели ко все большей авторитарности во внутренней политике и ура-патриотической экспансии – во внешней. Безусловно, жесткая позиция Китая в отношениях с соседями и все большая жесткость в обращении с внутренними диссидентами не сулят в этом отношении ничего хорошего. Китай вполне может еще раз показать всем нам, чем опасно положение, когда страна слишком поздно становится частью современного мира, а ее элиты рассматривают либеральную демократию в качестве недопустимой роскоши.
Панкай Мишра – автор книги «На руинах империи: восстание против Запада и перерождение Азии», а также журналист-комментатор информационного агенства Bloomberg, проживающий в Лондоне и Машобре, Индия.
