В понедельник начался двухдневный саммит Россия-ЕС. В повестке дня обозначены такие вопросы как сирийский кризис, экономическое сотрудничество и ядерная программа Ирана. Как бы то ни было, вполне возможно, что невысокий дипломатический кредит Брюсселя в Кремле станет препятствием для достижения каких-либо конкретных подвижек в переговорном процессе.
Atlantico: Стартовавший в понедельник саммит, по всей видимости, колеблется между стремлением к подписанию торгового соглашения и дипломатическими разногласиями (Сирия, ядерная программа Ирана, соблюдение прав человека...). Можно ли сказать, что Москва сегодня готова предоставить гарантии своим главным европейским «партнерам»?
Жан-Сильвестр Монгренье: Во-первых, стоит ли вообще западным государствам рассматривать себя как партнеров России? В Кремле их определенно не считают таковыми, хотя западные лидеры по дипломатическим соображениям подчеркивают необходимость всеобъемлющего партнерства с Россией. Так зачем Путину давать им какие бы то ни было гарантии? С некоторых точек зрения можно было бы сказать, что Путин скорее предлагает гарантии Китаю и всем выступающим против Запада авторитарным режимам. Что касается остального, российское политическое руководство придерживается «пекинского консенсуса»: политическая закрытость с одной стороны, избирательная экономическая открытость с другой. Российские власти утверждают, что Китай, торговый оборот с которым обошел по объемам товарообмен России с Германией, является их главным партнером на будущее (целью первой заграничной поездки нового китайского лидера стала именно Россия). Путин подчеркивает намерение переориентировать Россию и ее энергетические потоки в сторону Китая и развивающихся стран. Процесс уже начался, но еще не набрал оборотов. Кроме того, в отношениях Пекина и Москвы существует ряд противоречий, а о настоящем альянсе двух стран говорить не приходится (Шанхайская организация сотрудничества — далеко не альянс).
Читайте также: У Европы возникают проблемы с внешней политикой
Что касается принципа невмешательства, этот аргумент систематически звучит во всех заявлениях. В этом Россия находится на одной волне с целым рядом развивающихся стран. Они зациклены на самих себе и придерживаются ограничительных взглядов на национальные интересы. К тому же их риторика несет на себе отпечаток Бандунгской конференции стран третьего мира 1956 года и стремится скрыть истинное положение дел. Стоит обратить внимание, что Россия отдает предпочтение именно таким заявлением со ставкой на «унижение» (еще один лейтмотив) и «жертвенничество» вместо того, чтобы идти вперед с высоко поднятой головой, как подобает уверенной в себе великой державе. Все это создает ощущение, что в основе российской политики лежат зависть и злоба. Кремль дергает за эти веревочки, чтобы сформировать своего рода негативный консенсус.
В целом российское восприятие мира на международной арене сводится к прославлению стабильности ради стабильности и материальной мощи. Это поверхностное и статичное восприятие. Путинская Россия не размахивает над головой знаменем возвышенных представлений о человеке и его отношения к космосу. Таким образом, ее нельзя считать носителем некой вселенской миссии, тогда как те, кто хотел бы увидеть в ней нечто вроде «белой Мекки», то есть политического и идеологического центра консервативной философии, на самом деле идут на поводу у мифа об «охранке» и дурно сыгранной церковнославянской постановки. Хотя в России действительно есть некие зачаточные составляющие идеологии, борьба за власть, материальные интересы и советские пережитки значат больше любых идей и идеалов. Характерные беды постмодернистского Запада проявляются и в России, причем даже в еще больших масштабах. Коррупция там вышла на совершенно иной уровень, тогда как смешение жанров и понятий давно вошло в правило. Так называемая «борьба с коррупцией» носит чрезвычайно избирательный характер и направлена на сведение счетов между новыми боярами.
Также по теме: Россия и Япония ведут переговоры о разработке нефтяных месторождений
Путин никоим образом не ощущает себя обязанным предоставить Западу какие-то гарантии, совсем наоборот. США, НАТО и весь запад служат ему пугалом для укрепления странного слияния отсылок к Святой Руси и советской ностальгии. Сейчас, когда военные бюджеты европейских стран идут на спад, а США пытаются договориться с Россией о совместном решении главных проблем XXI века, российская пропаганда с упоением обличает направленный против Москвы западный заговор и предполагаемые планы нападения НАТО. В Кремле политическим идеалом считаются «закрытое торговое государство» (Фихте) и «закрытое общество» (в понимании Карла Поппера), хотя российская экономика опирается на экспорт, а основой для потребления служит импорт. Такое восприятия себя и мира нависает над всей российской системой и подпитывает политические репрессии против оппозиционеров и тех, кто мог бы направить режим в противоположную сторону. Кроме того, Путин рассматривает показное представление этих репрессий как способ придать легитимность своей политике и укрепить популярность в народе. Возможно, он нацелился на четвертый мандат или даже перспективу после 2024 года.
— Возвращение Владимира Путина в Кремль в 2012 году было связано с усилением репрессивных мер против целого ряда политических противников. Если администрация Обамы до настоящего времени воздерживалась от громких заявлений по поводу прав человека в России, то Ангела Меркель, по всей видимости, выбрала куда более критический подход. Можно ли сказать, что европейской стратегии удалось некоторым образом выйти на первый план там, где Вашингтон топчется на месте?
Читайте также: Россия выигрывает в Восточной Европе
— В действительности третий мандат Путина закрепил и усилил авторитарный поворот в политике страны, который наметился еще во время его первого президентского срока (2000-2004). Вспомните об обстоятельствах войны в Чечне и ужесточении внутренней политики параллельно с арестом Ходорковского, который воплощал в себе другой возможный путь развития. Инфантилизация политики (обмен креслами между Путиным и Медведевым), вездесущая во всей властной пирамиде коррупция и отсутствие перспектив — все это легло в основу протестного движения зимой 2011-2012 года. Затем, после возвращения в Кремль, Путин еще больше усилил политический контроль: обязательства для НКО признать себя «иностранными агентами» и карательные бюрократические меры (это коснулось в том числе «Альянс Франсез» и крупных немецких фондов), использование судов против политической оппозиции и расширение давления на гражданское общество (вспомните о побеге российского экономиста Сергея Гуриева). Все это на фоне ожесточенной, но туманной борьбы кланов и властных кругов.
Но что в таких условиях можно сказать об американской стратегии? После российско-грузинской войны августа 2008 года и начала первого президентского срока Обамы США пытаются заложить основы для сотрудничества с Россией и ограничить ее возможности создавать препятствия в ряде международных вопросов, в том числе по Ирану и его ядерной программе. В рамках такой схемы основополагающие свободы и права российских граждан не являются приоритетом для дипломатии Обамы, которая отталкивается в основном от реальной политики, хотя в президентской риторике и проскакивают определенные рузвельтовские нотки (Хиллари Клинтон, тем не менее, назвала вещи своими именами). Если отбросить в сторону сотрудничество по Афганистану и борьбе с терроризмом, а также подписание договора о сокращении стратегического ядерного оружия, нельзя сказать, чтобы эта политика увенчалась успехом: «перезагрузка» никак не может обрести второе дыхание. Как бы то ни было, главная задача американской политики заключается не в том, чтобы внести решающий вклад в движение России к конституционно-плюралистическому режиму (то есть, к либеральной демократии), а в том, чтобы не допустить ее полной переориентации на Китай. Рассматривать политику Вашингтона нужно исключительно с этой точки зрения. Хотя дипломатия Москвы чрезвычайно активно использует риторику о многополярном мире, Россия на самом деле стремится занять положение третьей державы между Китаем и США, в трехполярном мире.
Также по теме: Параноидальной и агрессивной России нужно противостоять
Что касается Европы, Ангела Меркель действительно пошла заметно дальше своих западных коллег в критике нарушений основополагающих прав и свобод. Тем не менее, хотя определенные европейские лидеры предпочитают во всеуслышание не обсуждать этот вопрос, это не означает, что они не осознают текущую политическую ситуацию в России. Об отрицании действительности речи больше не идет, и это заметно отличается от того, что было еще совсем недавно (многие думали, что Медведев в конечном итоге освободится от Путина и придаст более либеральный облик России«. Как бы то ни было, отношения Германии и России по-прежнему очень крепки, а тон всему задают деловые круги: бизнес прежде всего. С немецкой точки зрения вступление Польши и балтийских стран в НАТО отодвинуло еще дальше на восток возможное возвращение российской угрозы, что открывает перед ее оборонной политикой широкое пространство для маневра. Отсюда и стремление закрыть на все глаза. Ну а что насчет «европейской стратегии»? Существует ли она лишь неким номинальным образом? Европа не выступает в качестве единого игрока, и в отношениях с Россией государства-члены Европейского Союза в первую очередь отдают предпочтение двухсторонним связям. Москва рассматривает ЕС как разобщенную группу, которая потенциально может развалиться на части. В таких условиях о какой вообще «европейской стратегии» может идти речь? Важный момент заключается в том, что саммиты Россия-ЕС больше не служат почвой для громких заявлений и энергичной риторики. Нынешние обстоятельства заметно отличаются от того, что было в 2000-х годах.
— Как можно объяснить, что даже более 20 лет спустя после распада СССР вопрос договоренности до сих пор не может сдвинуться с мертвой точки?
Читайте также: Игра в евроинтеграцию
— В период после окончания холодной войны до начала 2000-х годов идея российско-европейского «общего дома» была еще жива, хотя и никак не реализована на практике (ее впервые поднял Андропов в бытность председателем КГБ, а позднее подхватил Горбачев). Это глобальное геополитическое восприятие нашего будущего отчасти легло в основу подписанного в 1994 году договора о сотрудничестве России и ЕС (вступил в силу в 1997 году). Если проще, Евросоюз и его государства-члены должны были экспортировать свои ценности, капиталы и технологии в Россию, которая рассматривалась как энергетическая периферия, где переход к либеральной демократии и рыночной экономике должен осуществляться при поддержке Запада. Таким образом, умственный и моральный настрой в те времена существенно отличался от нынешнего. На Западе считали, что могут объединить в одно ценности и бизнес, сократив энергетическую зависимость от Ближнего Востока (война в Персидском заливе и третий нефтяной шок оставили глубокий след в умах).
В любом случае, это партнерство так и не принесло плодов, а зона свободной торговли, к созданию которой оно должно было привести, по-прежнему не реализована на практике. Объемы товарообмена действительно очень значительны (на членов ЕС в совокупности приходится большая часть всего российского экспорта), но в политическом и организационном плане ситуация зашла в тупик. Раздел переговоров на четыре «пространства» сотрудничества (это нужно было для того, чтобы препятствия в одной из областей не тормозили весь переговорный процесс) не смог решить проблему (вспомните о саммите в Санкт-Петербурге в 2003 году). По истечении срока действий договора о сотрудничестве в 2007 году стороны не смогли прийти к соглашению насчет его новых условий (разногласия были слишком серьезными), и его продлевали из года в год в старом виде без учета развития отношений и общего восприятия будущего. В 2010 году ЕС и России удалось договориться о «партнерстве для модернизации» на фоне «перезагрузки» с администрацией Обамы, однако все надежды оказались иллюзорными. Саммиты механически следуют один за другим, но не приносят реальных результатов. Географическое соседство и геополитическая солидарность — это совершенно разные вещи.
Также по теме: В России, пожалуйста, ничего не просите
Препятствия связаны с коренными расхождениями в политических системах и геополитических представлениях. Путинская Россия повернулась от «переходного» процесса в сторону авторитаризма, который никак не согласуется с западными конституционно-плюралистическими режимами (авторитаризм против либеральной демократии). Такие существенные разногласия в плане ценностей и мировоззрения отражаются и на внешней политике. Причем ее нельзя свести к одним лишь играм интересов: материальные интересы не являются исключительными, тогда как страсти и идеи играют заметную роль в определении собственных интересов. Достаточно внимательно рассмотреть главные международные вопросы (вмешательство в Ливии, война в Сирии, ядерная программа Ирана), чтобы убедиться в существовании огромного разрыва между позициями западных держав и России. Несмотря на весь «прагматизм», о котором твердят на каждом углу, эти вопросы связаны между собой, и атмосфера в международной политике в конечном итоге отражается на сотрудничестве ЕС и России. Кроме того, ни о каком согласии по конечным политическим целям говорить не приходится. Приоритетная задача для Путина — это формирование Евразийского союза в «ближнем зарубежье» страны. Наконец, в силу своей эффективности и динамизма Евросоюз воспринимается Москвой как конкурент или даже соперник (хотя из-за нынешней «усталости» Европы Россия беспокоится на этот счет куда меньше, чем в 2000-х годах).
— Какие рычаги могут быть у Европы в переговорах с Россией?
— Если Европа не хочет, чтобы в одни прекрасный день от нее не осталось ничего кроме географического термина, ей нужно поддерживать, укреплять и расширять трансатлантические связи путем активизации работы НАТО и переговоров о создании масштабной зоны свободной торговли с Северной Америкой. Только мощная атлантическая опора может позволить ЕС и его государствам-членам проводить эффективную политику в Восточной Европе и на Южном Кавказе, а также развивать систему организованных и мирных отношений с Россией, не поддавшись цинизму и не принося долгосрочные интересы в жертву краткосрочным. Европа — это пространство от Атлантики до Урала, как говаривал Татищев, а не наоборот (эту формулировку нужно рассматривать как направленную ось, а не формирование завершенного политического пространства).
Читайте также: Новый больной Европы - Евросоюз
Такой масштабный восточный политический курс должен сопровождаться более выраженной общей энергетической политикой, предусматривающей диверсификацию каналов снабжения европейской экономики (ее продвигает Европейская комиссия). Нам ум приходят проект газопровода Nabucco и «южный коридор» к бассейну Каспийского моря и его углеводородным ресурсам. Развитие добычи сланцевого газа в США и перспектива его поставок в Европу, распространение сжиженного природного газа и достижение зрелости газовым рынком (с появлением спотовых цен) — все это тоже играет на руку ЕС. Речь идет не о формировании политики с нуля, а использовании существующих наработок с учетом определяющих факторов. Другими словами, эта политика должна развиваться с точки зрения адекватного восприятия России и изменений на евразийском пространстве.
Наконец, важнейшую роль в отношениях с Россией играет наведение порядка в Еврозоне и европейских государственных финансах, а также более четкая политическая структуризация 27 (а после скорого вступления Хорватии и 28) стран-членов ЕС. Единая платформа для переговоров и принятия решений и полная поддержка восточной политики со стороны государств-членов могут коренным образом изменить расклад. По некоторым вопросам их позиции стали ближе, чем несколько лет назад, так как опасности «путинизма» и регресса российской политической системы больше нельзя отрицать. Другими словами, недостаток единства в ЕС и отсутствие общей российской политики связаны скорее не с различным восприятием ситуации, а стремлением некоторых государств поставить во главу угла краткосрочные и экономические интересы. Многое зависит от урегулирования кризиса в еврозоне и эффективной реорганизации отношений со странами за пределами экономического и валютного союза. В первую очередь это относится к Великобритании и Польше. Остальное приложится. Европа просто обязана утвердиться как мощная и единая структура.
Жан-Сильвестр Монгренье, доктор геополитики и научный сотрудник Института Томаса Мора.
