Nasz Dziennik: Каковы, по вашему мнению, шансы, что Россия даст удовлетворительный ответ на запрос Польши об оказании правовой помощи по делу Августовской облавы (военная операция по поимке партизан Армии Крайовой, проведенная советскими подразделениями летом 1945 года в восточных регионах Польши, — прим.пер.)? Подать такой запрос собирается отдел Института национальной памяти (IPN) в Белостоке.
Мечислав Рыба (Mieczysław Ryba): Я убежден, что без юридической помощи Москвы расследование этого дела закончить невозможно. Однако такое расследование могло бы привести к предъявлению каких-то обвинений конкретным лицам, которые принимали определенные решения. Проблема лежит в плоскости политической воли России. Ее судебная система и прочие государственные структуры зависят от «московского центра», а он придерживается очень четкого и последовательного курса исторической политики.
— Какого?
— У этой исторический политики есть общий знаменатель: это идея, что Красная армия освобождала Европу (в первую очередь Восточную и Центральную) от гитлеровских захватчиков. Это факт, который не подлежит обсуждению, огромная заслуга Москвы. Поскольку современная Россия хочет играть в Европе очень важную роль, история должна создавать абсолютно позитивный имиджевый климат для ведения такого рода политики. Если преступления коммунизма, происходившие внутри страны, и сам коммунизм еще могут подвергаться какому-то осуждению, то действия за ее пределами в отношении другого государства, особенно в контексте Второй мировой войны, не должны вредить российскому имиджу. Здесь появляется информационная блокада, призванная поддерживать реноме освободителя, формированием которого последовательно занимаются россияне. Если «наверху» позиция по этому вопросу не изменится, то на юридическом, судебном или каком-то другом уровне решения в пользу поляков ожидать не стоит.
Читайте также: Должена ли Польша извиняться за изображение красноармейцев в роли насильников?
— Может ли на отказ в оказании правовой помощи повлиять что-то еще кроме имиджевой политики?
— Значение здесь еще может иметь поднимаемая поляками проблема преследования преступников или вопросы компенсаций. Хотя, как видно, мы не находим поддержки даже на европейском уровне: в катынском деле Страсбургский суд нам не помог. Гипотетические компенсации — это тема второстепенная, но тоже существующая. Красная армия и отделы НКВД, которые тоже работали в районе военных действий, по мнению россиян, не совершали преступлений, и уж тем более таких, которые можно отнести к категории преступлений против человечества.
— Это значит, что любое обращение к теме Катыни или «малой Катыни», как часто называют облаву, Россию раздражает?
— Именно так. Тему Катыни они каким-то образом еще могли бы проглотить из-за различных обстоятельств и символических аспектов, о которых говорилось еще при Борисе Ельцине. Между тем раскрытие других преступлений показало бы, что Красная армия вовсе не освобождала, а вводила на занятых территориях, в том числе польских, новую оккупацию, сравнимую по масштабу репрессивных мер с немецкой. Миф об освободительной Красной армии мог бы серьезно пошатнуться, а этого россияне допускать не хотят.
— В ходе расследования дела Августовской облавы появилась тема белорусского города Лида. Может ли нам помочь правовая помощь со стороны Белоруссии?
— Я сомневаюсь, что Белоруссия при нынешней власти займет иную позицию, чем Россия. Самые важные документы на тему облавы следует искать все-таки в Москве, а как я уже говорил, без согласия российских политический властей этого добиться будет сложно.
Также по теме: Некоторые встречали Красную Армию с распростертыми объятьями
— Но ведь обнародование списка погибших и места их захоронения можно преподнести как гуманитарный жест в отношении родственников жертв.
— Конечно, но не будем забывать, что раскрытие такого рода материалов открывает путь для следующих шагов Польши. Если россияне знают, где похоронены жертвы, значит, у них есть документы, а если у них есть документы, кто-то может потребовать их обнародовать. А Россия старается этого избежать, поскольку в этих бумагах могут быть еще какие-то существенные для всего следствия факты. Поэтому гуманитарные соображения не играют в российской политике особой роли, в рамках их азиатских политических методов такие критерии несущественны.
— Что нам остается? Мы совершенно бессильны?
— Разумеется, следует оказывать на россиян давление, открыто высказывать свое мнение, чтобы его слышали за границей, заниматься такой поисковой и документальной деятельностью, которая возможна на польской территории. А заодно увековечивать память жертв, потому что это чрезвычайно важно не только для конкретного региона, но и в контексте всей исторической памяти поляков. Если россияне ведут лживую историческую политику, нам следует вести правдивую. Не только в таком смысле, чтобы правда была известна лишь узкому кругу историков, но чтобы это преступление оставалось в народной памяти.
— Благодарю за беседу.
