Насколько активно Соединенные Штаты должны продвигать демократию за рубежом? Этот вечный вопрос вновь приковал к себе внимание в годы правления Обамы. Политические потрясения в Иране в 2009 году, события 2011 года в арабском мире, а сейчас и на Украине — все это заставляет американских обозревателей оценивать перспективы демократизации в этих странах. И в связи с этим они вновь вступили в давнишние дебаты по вопросу о том, какую роль Соединенные Штаты могут играть в укреплении этого процесса и в содействии ему.
Американские лидеры традиционно подходят к данному вопросу с одной из двух позиций. Одна сторона в дебатах призывает к осторожности и сдержанности. У реалистов типа Эйзенхауэра, Киссинджера и Джорджа Буша-старшего нет сомнений в том, что демократия — это желанная форма правления, и они в целом считают, что распространение демократии полезно для США. Вместе с тем, они полагают, что источником демократизации должны быть глубокие внутренние силы, и что способности Америки влиять на эти силы изначально ограничены.
На их взгляд, слишком упорное настаивание на демократических переменах за рубежом легко может дать обратный результат. Такие действия могут поставить под угрозу другие внешнеполитические интересы, такие как сохранение стабильности в ключевых регионах, или установление конструктивных дипломатических связей с режимами, у которых много недостатков, но которые могут пойти на сотрудничество. Кроме того, эти действия могут оказаться контрпродуктивными и в другом смысле, поскольку репрессивные режимы в таком случае смогут говорить о том, что реформаторы — американского производства.
Соответственно, может оказаться полезнее и выигрышнее проводить демократические реформы средствами тихой дипломатии с применением тонких и искусных мер, либо воспользоваться какой-то привлекательной и легкой возможностью, когда она появится. Но продвижение демократии не должно быть руководящим принципом американской внешней политики, и этот курс точно не следует проводить в ущерб другим геополитическим целям.
На другой стороне дебатов стоят активисты, которые предпочитают более деятельный подход. Активисты понимают, что продвижение демократии — это трудная работа, и что на укрепление демократии могут уйти десятки лет. Но они утверждают, что американская сила и влияние все равно сможет сыграть важнейшую роль в придании сил реформаторам и в усилении давления на авторитарные режимы. Если применять такую силу и влияние избирательно, но энергично, это поможет сдвинуть внутренний баланс между диктатурой и демократией, а также осуществить либеральные реформы в тех областях, где они в противном случае будут тормозиться.
Читайте также: Хомский - Почему все, что делают США, законно
«Повестка свободы» Джорджа Буша, а также попытки ускорить распространение демократии на Ближнем Востоке за счет вторжения в Ирак в 2003 году являются, пожалуй, самым амбициозным примером такой активистской тенденции последних лет. Однако у такой тенденции богатое историческое наследие, берущее свое начало в усилиях Рональда Рейгана по продвижению демократии в 1980-е годы, в правозащитной кампании Джимми Картера, в «Союзе ради прогресса» Джона Кеннеди, который действовал в 1960-е годы, и так далее.
Какова же позиция администрации Обамы в этих многолетних дебатах? Президент демонстрирует признаки и сдержанности, и активности, но он все же в большей степени склоняется к первому лагерю, нежели ко второму. Да, он вмешался и помог ливийским повстанцам свергнуть Муаммара Каддафи в 2011 году, но сделал это с явной неохотой. А администрация постаралась свести прямое американское участие к минимуму. Что касается Ближнего Востока в целом, то Обама в своей речи в Каире в 2009 году постарался преуменьшить упор своего предшественника на политическую демократию. Было заметно, как президент старается держаться в отдалении от «зеленого движения» в Иране, а его администрация в целом очень осторожно и с опаской отнеслась к арабской весне и ее последующим сотрясениям.
На Украине американские представители пытались найти такое решение, в рамках которого оппозиция могла бы войти во власть. Но Обама дистанцировался от протестного движения до самого конца этой игры. Заместитель советника по национальной безопасности Бен Родс (Ben Rhodes) охарактеризовал взгляды администрации на вопрос демократии так, что это вполне вписывается в каноны сдержанности: «Эти демократические движения станут прочнее, если их не будут считать результатом деятельности Америки или какой-то другой страны, если они будут появляться и развиваться внутри этих обществ».
У довольно сдержанных позиций администрации по Украине, по Ближнему Востоку и по продвижению демократии в целом есть свои достоинства, такие как благоразумие и предусмотрительность. Администрация признает лимиты американской силы и влияния, а также опасности, связанные с взятием на себя непосильных задач. Она внимательно относится к тому обстоятельству, что у США есть и другие цели, кроме распространения демократии, и что преследование второго может ослабить первое.
В период жесткой экономии и сокращения расходов, и после печального опыта администрации Буша на Ближнем Востоке преимущества сдержанности нельзя недооценивать. Здесь легко можно указать и на другие примеры из истории — отношения Картера с Ираном и Никарагуа, например. Там именно отсутствие сдержанности привело к катастрофической дестабилизации.
Но если сдержанность может быть ценным товаром, то и активистский подход обладает определенными преимуществами. Активисты признают, что хорошие идеи не могут одержать верх только потому, что они являются хорошими идеями; иногда нужна сильная поддержка, чтобы преодолеть мощное сопротивление. Наиболее прагматичные активисты понимают, что военная интервенция чревата опасными последствиями для продвижения демократии. И они совершенно правильно признают, что другие формы активизма, такие как действенная кризисная дипломатия, своевременное давление на авторитарные власти, оказание значимой поддержки демократическим реформаторам, могут сыграть важнейшую роль, если использовать их в нужное время и в нужном месте.
Также по теме: Раздвоенность свердержавы
Пожалуй, лучшим примером успешного активиста в новейшей истории является Рональд Рейган. После некоторых первоначальных колебаний Рейган начал напористо использовать американскую мощь для поддержки и содействия либеральным реформам в целом ряде стран, от Южной Кореи и Филиппин до Чили, Парагвая, Перу, Боливии, Сальвадора и Гондураса. Он оказывал военное и экономическое содействие слабым и неустойчивым демократическим режимам, четко показывая, что Соединенные Штаты не потерпят переворотов и прочих попыток сорвать неустойчивый переходный период. Он использовал Национальный фонд развития демократии и другие инструменты для того, чтобы поставить Вашингтон на сторону демократических активистов, борющихся за перемены. Он также принимал меры по изоляции и подвергал остракизму защищавших свои позиции диктаторов типа Альфредо Стресснера (Alfredo Stroessner) и Аугусто Пиночета (Augusto Pinochet), и осуществлял вмешательство в критические моменты, чтобы помочь отстранить от власти авторитарных руководителей, таких как Фердинанд Маркос (Ferdinand Marcos).
Конечно, во всех этих случаях американское участие не было главной причиной демократизации. Но в каждом из этих случаев, а также в других оно являлось необходимой составляющей этого процесса. Активизм в этих случаях принес богатые плоды: он помог показать резкое различие между репрессиями и реформами.
Итак, что все это дает продолжающимся дебатам на тему сдержанности и активизма? С одной стороны, Соединенные Штаты в своей внешней политике не могут следовать курсом демократического абсолютизма. Есть множество случаев, когда конфликтующие интересы просто слишком важны, или когда преграды на пути успеха слишком высоки.
С другой стороны, нет ничего несбыточного и контрпродуктивного в идее использования американского влияния для поддержки демократических перемен за рубежом. История внешней политики США в годы Рейгана и в другие годы показывает нам многочисленные примеры того, как американские руководители пользовались таким влиянием.
Это значит, что дебаты по вопросу продвижения демократии закончатся не скоро. Это также означает, что вопрос о том, насколько энергично следует идти к такой цели, в меньшей степени является доктринальным и в большей — оценочным. Это вопрос о понимании того, в каких обстоятельствах нужна сдержанность, а в каких — активная деятельность, и когда Соединенные Штаты могут повлиять на результат с приемлемыми издержками.
К сожалению, нет стопроцентных наставлений о том, как проводить такие оценки. Но если американские политики поймут, что здравый смысл и житейская мудрость присутствуют и в активизме, и в сдержанности, они станут более сведущими и более эффективными в своей работе.
Хал Брэндс — доцент Сэнфордской школы государственной политики Университета Дьюка. Его последняя книга носит название «Что хорошего в Большой стратегии? Власть и целеустремленность в американском государственном управлении от Гарри Трумэна до Джорджа Буша» (What Good is Grand Strategy? Power and Purpose in American Statecraft from Harry S. Truman to George W. Bush).
