Высокопоставленных американских руководителей глубоко обеспокоило присоединение Крыма Россией, однако национальные интересы могут заставить обе страны заморозить этот кризис, прежде чем он чрезмерно раскалится

Аннексия Крыма Россией стала потрясением для международной системы. Но это не должно превращаться в начало новой холодной войны или даже в переломный момент на пути к ней.

Те официальные лица из американского правительства, с которыми я беседовал, в ярости от несоблюдения Россией норм международного права и возмущенно говорят о том, что дальнейшие нарушения украинского суверенитета приведут ко все более жестким карательным санкциям со стороны Запада. Тем не менее, среди дипломатов бытует мнение, что надо смотреть в отдаленную перспективу, и они надеются, что им удастся сдержать кризис и стабилизировать ситуацию.

«Мы сосредоточились на де-эскалации, — сказал мне во время беседы в понедельник вечером один высокопоставленный представитель Госдепартамента. — Встав на такой путь, мы сможем сесть и подумать о том, куда мы направляемся в связи с событиями в Крыму, и что может произойти. Но нам необходимо сделать так, чтобы не было новых провокаций, чтобы люди отошли назад, чтобы не было последующих действий в Донецке или Харькове, а также в других местах [на востоке Украины]. Мы готовы на многое пойти в попытке предотвратить такое развитие событий».

Одна из причин, по которой они предпримут эти усилия, заключается в значимости соглашений администрации Обамы для различных внешнеполитических инициатив, таких, как мирное урегулирование в Сирии и прекращение иранской программы по созданию ядерного оружия. На высшем уровне в Госдепартаменте существует понимание того, что Москва играет центральную роль в этом переговорном процессе с обоими режимами, а также кровно заинтересована в его продолжении, сотрудничая с США и с мировым сообществом.

Касаясь вопроса о том, не дадут ли российские интересы на Ближнем Востоке Соединенным Штатам и Западу какие-то рычаги влияния в действиях по разблокированию украинского кризиса, этот руководитель из Госдепартамента, с которым я беседовал, сказал так: «Мы это выясним. Сейчас ответ на этот вопрос нам неизвестен. Конечно, это один из моментов, который они учитывают при рассмотрении баланса. Если бы не было этих процессов, было бы гораздо легче сказать: „Да пошло оно все, у нас здесь нет никаких интересов“. Но поскольку русские участвуют в этих процессах, они могут повести себя немного сдержаннее».

Конечно, проблема заключается в создании баланса между жесткой реакцией на крымские события и стремлением сохранить важные каналы взаимодействия. Вот почему программа санкций, разработанная администрацией, подготовлена так, чтобы ее при необходимости можно было усилить и расширить. «В самом начале не стоит идти на крайне резкие меры, — сказал этот представитель Госдепартамента (которому хорошо известны все детали обсуждения, приведшего к разработке санкций), когда мы беседовали в понедельник. — Надо, чтобы эти меры были достаточно сильными. Мы также подадим четкий сигнал о том, что если Путин пойдет дальше, будут новые, более жесткие санкции. Так что действия на сегодняшний день не являются мерилом нашей решимости. А если он войдет на восток Украины, вот тогда возникнут весьма болезненные последствия на продолжительный период времени».

Однако это приведет к развалу дипломатических усилий на других направлениях в мире, что явно не соответствует интересам ни той, ни другой стороны. «Очевидно, что это риск, на который надо идти, — сказал дипломат. — Но мы не должны его бояться».

Есть мощное ощущение того, что именно такое послание получили высшие эшелоны власти в Кремле. Госсекретарь США Джон Керри и американский президент Барак Обама не устают повторять российскому руководству, что дальнейшие агрессивные действия против Украины подорвут его международную легитимность. В то же время, в высших эшелонах политической власти США возникло ощущение, что, если Россия хочет восстановить свои отношения с международным сообществом после этого кризиса, она сможет это сделать, действуя более конструктивно в таких вопросах, как Сирия и Иран.

«Кроме того, они должны быть крайне заинтересованы в продвижении по этим вопросам, — сказал представитель Госдепартамента, — потому что у них есть террористические угрозы, и они обеспокоены тем, что такое оружие может оказаться в руках у террористов. И их тревожит перспектива превращения Ирана в ядерную державу, так как они знают, что Тегеран может натворить в своем регионе. Поэтому у них здесь есть свои интересы, и есть надежда, что данные интересы в сочетании с хорошей дипломатией приведут к сотрудничеству. Мы надеемся на это».

В ходе таких бесед возникает четкое ощущение того, что Соединенные Штаты чувствуют: русские не только могут и должны сыграть свою роль в Сирии, помочь найти способ для отстранения Асада от власти и довести иранские переговоры до логического завершения. Они считают, что роль России очень важна в обоих этих процессах. Дипломаты готовы работать и без них, если возникнет такая необходимость, но они предпочли бы не делать этого. По американским подсчетам, ключевую роль в успешном урегулировании сирийского противостояния могут сыграть четыре-пять стран, в том числе Саудовская Аравия, Иран, Соединенные Штаты и Россия. Кто-то может посчитать, что необходимость в создании такого рода коалиций является признаком ослабления американского влияния, но это просто реализм. Продвижение вперед по сложным международным проблемам всегда требует участия множества действующих лиц — а также дальновидного лидерства, понимания того, что возможно, и как этого добиться.

Во вторник в Госдепартаменте состоялась встреча со студентами со всех Соединенных Штатов, и на ней Керри задали вопрос о том, не повлияет ли негативно крымская проблема на переговоры по Сирии и Ирану. Он ответил: «Ну, мы конечно надеемся, что нет. Мы надеемся, что Россия выйдет за рамки происходящего в Крыму и осознает, что у нее есть серьезные интересы, которые не изменились. Те интересы, которые в самом начале привели их за стол переговоров с нами, сохраняются и сегодня. Так что, если они серьезно говорят о нераспространении, им не следует увиливать от ответственности, и им нужно сделать так, чтобы у Ирана не было ядерного оружия. Если они серьезно хотят положить конец войне в Сирии и не дать химическое оружие в руки террористам, им не следует увиливать от ответственности, а надо довести до конца ту договоренность, которую они помогли заключить. Важно то, что, несмотря на разногласия с Россией, мы сумели найти серьезные области сотрудничества по крупным вопросам: Афганистан, договор СНВ-3, ядерное оружие. По Ирану, по Сирии, по другим вопросам мы можем сотрудничать, хотя кое-где у нас есть разногласия, очень серьезные разногласия».

«То, что произошло с Крымом, - это трагедия, — продолжил Керри. — Никто из знающих факты людей не сомневается относительно интересов России в Крыму. Это не вопрос. У России - огромная историческая связь с Украиной. Киев ... это место рождения русской религии. Это исключительная связь. И мы знаем об этом. Но это не оправдание для захвата того, что тебе хочется, просто потому, что ты недоволен итогами холодной войны, распадом Советского Союза и чем-то там еще».

В высших дипломатических кругах США бытует мнение о том, что последние спекуляции на тему начала новой холодной войны, о чем в среду написал Питер Бейкер (Peter Baker) в своей статье в New York Times, являются неконструктивными. Дипломаты хотят отойти от того, что считают неконструктивными, антагонистическими аргументами, которые, собственно говоря, и спровоцировали кризис на Украине — начиная с доводов о том, что Киев должен сделать выбор между Востоком и Западом.

Хотя у нынешней администрации - не лучшая репутация в вопросе проведения красных линий с их последующим соблюдением, есть такое чувство, что с началом украинского кризиса возникла еще одна красная линия. Если русские остановятся там, где стоят сегодня, аннексировав Украину, Соединенные Штаты осудят их действия, введут санкции, и Россия пройдет через период нестабильности и определенной изоляции на международной арене. Но в силу общих долгосрочных интересов стабилизация и нормализация в конечном итоге вполне возможна. Однако, даже осторожные и хитрые дипломаты, с которыми я беседовал, отвечая на вопрос, возможно ли такое в данный момент, и нельзя ли рассматривать это как начало новой холодной войны, либо это просто остатки старой, заявляли: «Пока нет. Если он не войдет [в восточную Украину]. А если войдет, это создаст совершенно иную динамику. Тогда мы снова вернемся к очень трудной и отвратительной ситуации. Если он двинется на восток ... если пойдет дальше сегодняшнего рубежа, это станет сигналом о начале очень неприятного периода. Очень трудного периода».

Основываясь на беседах типа этой, и наблюдая за расчетливым рационализмом в действиях Путина (отодвинем в сторону принципы международного права и договорные обязательства), у меня возникает такое чувство, что скорее всего, этот кризис скоро войдет в фазу стабилизации, и через несколько месяцев Соединенные Штаты и Россия, как и всегда преследуя собственные интересы, вернутся к сотрудничеству по важным вопросам, которые находились в центре их дипломатических усилий до начала потрясений на Украине. В таких оценках действует не только мой оптимизм. Эти чувства надежды выражают представители высших эшелонов американской власти, причем даже те, кого возмутили и разгневали последние события.

Конечно, вполне возможно, что Путин поднимет ставки и начнет более агрессивно действовать на востоке Украины, что естественно изменит ситуацию. Но если кризис сдержать и заморозить в той точке и в том состоянии, в котором он находится сейчас, то, на мой взгляд, это станет началом новой эпохи. Конечно, отношения Москвы с Вашингтоном на протяжении многих лет остаются напряженными и беспокойными — со времен балканских войн до фактической аннексии Южной Осетии и Абхазии в 2008 году, из-за российской поддержки Асаду и действий в защиту Эдварда Сноудена. Но прагматизм привел также к тому, что стороны определили направления и способы совместной работы. И нам не стоит зацикливаться на вопросе о начале новой холодной войны, а нужно привыкнуть к реалиям долгого и трудного холодного мира.