Мы часто слышим, что, если трагедия, произошедшая 10 апреля 2010 года, не будет расследована сейчас, то правды о Смоленске нам придется ждать 70 лет, как правды о катынском преступлении. Действительно, нам пришлось много лет дожидаться слов представителя высших властей России, правопреемницы СССР, о том, что Катынский лес, Смоленск, Харьков, Тверь и тюрьмы в Восточных Крессах были советскими преступлениями, совершенными по приказу Сталина и нескольких других крупных функционеров советского государства от 5 марта 1940 года. Но это совершенно не означает, что спустя эти 70 лет мы дождались правды!
О том, что наших военнопленных и заключенных из тюрем в Восточных Крессах (в «Западной Белоруссии» и «Западной Украине») убил НКВД, мы знали уже с апреля 1943 года. О том, что это было невозможно без согласия Сталина и его товарищей из Полютбюро ЦК КПСС, тоже знал каждый, кто имел хоть какое-то представление об основных властных механизмах в Стране Советов. Президент Борис Ельцин не открыл нам никакой новой правды, это был лишь жест. За этим жестом не последовали действия, ведь у нас до сих пор нет полного доступа к материалам российского следствия.
Мы не знаем полного списка убитых в рамках этой бесчеловечной операции. Мы предполагаем, что их было 21857, так следует из записки председателя КГБ Андрея Шелепина от 1959 года. Однако в катынской часовне гарнизонного костела Войска польского в Варшаве нет и 18-ти тысячи табличек, несмотря на данные, полученные из так называемого Украинского катынского списка. Еще несколько тысяч человек ждут того, чтобы их назвали поименно.
Мы не знаем, где находятся личные дела убитых. Сложно поверить, что они были уничтожены, зная советскую скрупулезность и предусмотрительность в документировании всего, что вскоре может понадобиться политической полиции.
Мы не знаем, какова была связь между катынским преступлением и немецкой операцией AB. А эта связь, возможно, есть, поскольку и те, и другие идентичными методами убивали польских интеллигентов. Не связана ли Катынь с тайным немецко-советским договором от 28 сентября 1939 года, который называют «вторым пактом Молотова — Риббентропа» и в котором говорилось о «предупреждении польской пропаганды»?
Мы не знаем, каковы были механизмы пост-ялтинского сговора на тему Катыни. А такой сговор, несомненно, был, раз «свободный мир» поддерживал СССР в его лжи. Мы до сих пор не дали определения «катынской лжи», хотя она является прямым выступлением против Польши. Мы до сих пор не говорим о катынском преступлении единым польским голосом. И это самое грустное. Есть люди (даже в Федерации катынских семей), которые считают требования признать это преступление актом геноцида «ненужными» и даже «вредными». И это в 2014 году!
В отношении катынского преступления у нас есть завещание харизматичного главы Института национальной памяти (IPN) Януша Куртыки (Janusz Kurtyka), гибель которого в Смоленске соединяет трагедию 74-летней давности с трагедий, произошедшей 4 года назад. Во вступлении к своей последней прижизненной катынской публикации IPN («Катынское преступление. Между правдой и ложью») он писал: «Нет сомнений, что катынское преступление представляет собой акт геноцида, суть которого заключается в действиях, направленных на уничтожение определенной группы населения по национальному, этническому, политическому, религиозному или мировоззренческому признаку. (...) С точки зрения интересов польского государства и его граждан, являющихся наследниками жертв Преступления, а также с точки зрения официальных обязанностей прокуроров Института национальной памяти и ради блага правосудия продолжение катынского следствия в его прежней форме в полной мере оправдано. Гипотетический отказ польской стороны от классифицирования этого преступления в качестве акта геноцида (опуская даже уже имеющиеся у польского следствия правовые обстоятельства) означал бы принятие российской точки зрения в крайне важном для общественного сознания польско-российском споре об оценках истории, а также имел бы большой общественный резонанс». «Катынское преступление остается одной из ключевых точек современной польской исторической идентичности, — пишет далее Куртыка. — Память о ней в эпоху коммунистической диктатуры помогала сохранить эту идентичность перед лицом вездесущей лжи. Сейчас память о ней служит формированию общественного убеждения, что служба Отчизне имеет иногда высокую цену, а обязанность государства — помнить о тех, кто отдал на этой службе жизнь».
Так что пусть замолчат все те, кому кажется, что они имеют право безоговорочно прощать «именем преданных перед рассветом» (строка из стихотворения З.Херберта (Zbigniew Herbert) «Напутствие господина Когито», — прим. пер.). У них нет такого права.
Не является демиургом истории и Дмитрий Медведев, который в мае 2010 года сказал Брониславу Коморовскому (Bronisław Komorowski), бывшему тогда спикером польского Сейма, что он «скорбит» по поводу Катыни и «других событий, которые предшествовали войне». Нет, господин президент. Та война началась не в июне 1941 года. Эту войну начал секретный советско-немецкий договор 23 августа 1939 года. Так что произошедшее в Катыни — это акт геноцида и военное преступление. А опровержение этой основополагающей правды — это особо наглая форма катынской лжи.
