Почему мы поддерживаем иранское соглашение

На этой неделе Конгресс США рассматривает соглашение об ограничении иранской ядерной программы, которое наши страны вместе с Соединенными Штатами, Россией и Китаем заключили с Тегераном. Это важный момент. У нас появилась возможность продемонстрировать, чего можно достигнуть дипломатическими методами, несмотря на возросшую глобальную нестабильность.

Ядерная программа Ирана вызывает беспокойство больше десятилетия. Тегеран уверяет, что у него сугубо мирные намерения. Действительно, по Договору о нераспространении ядерного оружия, все страны вправе использовать ядерные технологии в мирных целях. Однако всего лишь два года назад Иран пугающим образом расширил свою программу. Он нарастил запасы урана, обогатил его часть до уровня 20%, увеличил число центрифуг, добавив к ним более мощные машины нового поколения, создал подземный завод по обогащению урана в Фордо и почти закончил исследовательский реактор в Араке, способный производить плутоний оружейного качества. При этом Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) имело мало сведений о некоторых аспектах иранской ядерной программы.

Такая ситуация представляла серьезную угрозу — не только для соседей Ирана и для Израиля, но и для наших стран. Гонка ядерных вооружений на Ближнем Востоке привела бы к катастрофическим последствиям для и без того нестабильного региона.

Нам пришлось совместно разбираться с этой угрозой. Долгая история бесплодных переговоров с Ираном давала мало оснований для оптимизма. Тем не менее, за два года жесткого и обстоятельного обсуждения ситуации мы достигли договоренности. Наше соглашение закрывает для Ирана все возможности получить ядерное оружие. В обмен он получает ослабление связанных с ядерной программой санкций.

Мы полностью поддерживаем это соглашение, так как оно помогает достигнуть поставленных нами целей. Оно закрывает путь к бомбе через обогащение урана, требуя от Ирана сократить запасы обогащенного урана на 98%, уменьшить втрое количество центрифуг, понизить уровень обогащения урана и прекратить использовать завод в Фордо. Оно закрывает плутониевый путь к бомбе, требуя изменить реактор в Араке так, чтобы он не мог производить оружейный плутоний. Оно также гарантирует МАГАТЭ расширенный доступ не только к известным иранским ядерным центрам и всему ядерному топливному циклу, но и, если потребуется, к любым незадекларированным объектам.

В обмен Иран будет постепенно освобождаться от связанных с ядерным проектом санкций— но только если он будет соблюдать взятые на себя конкретные обязательства и МАГАТЭ это подтвердит. Мы все поддержали оговорку о восстановлении санкций в том случае, если Иран будет всерьез нарушать договоренности.

Это соглашение не основывается ни на доверии, ни на предположениях о том, каким будет Иран через 10 или 15 лет. Оно основывается на детально прописанных и аккуратно сформулированных мерах по долгосрочному и надежному контролю. У Ирана будут сильные стимулы не мошенничать: он почти наверняка попадется, и последствия, которые это вызовет, будут для него крайне невыгодны.

Мы со всей определенностью осуждаем непризнание Ираном Государства Израиль и те неприемлемые выражения, которые иранские лидеры используют, говоря об Израиле. Безопасность Израиля входит и будет входить в число наших ключевых интересов. Мы не заключали бы договоренностей с Ираном, если бы не считали, что они уменьшают угрозу для региона и для режима нераспространения в целом.

Заключая это соглашение, мы не рассчитывали, что внешняя политика Ирана в ближайшее время изменится. Однако оно уменьшает угрозу, представляемую иранской ядерной программой, и может помочь Ирану признать, что с соседями лучше сотрудничать, чем враждовать. Хотя интересы у нас с Тегераном могут расходиться, мы сталкиваемся с рядом общих вызовов — в частности с угрозой со стороны ИГИЛ.

Мы уверены, что это соглашение может стать основой для того, чтобы окончательно урегулировать конфликт вокруг иранской ядерной программы. Поэтому сейчас мы хотели бы завершить все процедуры на национальном уровне и начать воплощать в жизнь Совместный комплексный план действий.

Дэвид Кэмерон — премьер-министр Британии, Франсуа Олланд — президент Франции, Ангела Меркель — канцлер Германии.