Райнер Мария Рильке (Rainer Maria Rilke) — читаемый и почитаемый немецкий поэт. Однако о его связях с Россией и в Германии, и в самой России известно меньше. Об этом духовном родстве рассказывает книга «Рильке и Россия», которая вышла некогда сразу в двух немецких издательствах (восточногерманском Aufbau и западногерманском Insel), а не так давно и в престижном российском журнале «Новое литературное обозрение».
Астрологи сказали бы о благоприятном сочетании трех планет. Мы, несколько снизив пафос, скажем о благоприятном сочетании трех факторов. Третьим (кроме Рильке и России) является автор книги — Константин Азадовский, петербургский литературовед, германист, член-корреспондент Академии немецкого языка и литературы, кавалер высшей награды Германии «Ордена за заслуги» и блестящий знаток не только Рильке, но и русско-немецких культурных «отражений» в целом.
Страна вещих снов
Райнер Мария Рильке в этом контексте — случай особый и, как подчеркивает Константин Азадовский, «совершенно уникальный, единственный в своем роде случай переосмысления и воплощения русского начала, русской сути, русской души на другом языке, средствами другого языка».
Истоками этой любви к своей «духовной родине» Рильке был обязан прежде всего своей подруге, немецкой писательнице Лу Андреас-Саломе (Lou Andreas-Salomé), чье детство прошло в России. В первые годы их знакомства и близости она оказывала на Рильке огромное влияние. Они вместе и отправились в Россию в апреле 1899 года. Разочарованный в ценностях «суетного» западного мира, Рильке в ту пору был уже внутренне готов к восторженному и весьма субъективному восприятию России в русофильском духе.
Рильке прибыл в Москву в самый разгар Страстной недели. Праздник русской Пасхи, звон колоколов, толпы истово молящихся паломников, — все это потрясло поэта до глубины души. «Впервые в жизни мной овладело невыразимое чувство, похожее на «чувство родины», — признавался он позже.
Художник Леонид Пастернак, отец знаменитого поэта, так описывает в своих воспоминаниях первую встречу с Рильке: «Очень молодой человек, белокурый, хрупкий… Небольшой мягкой бородкой и большими, голубыми, по-детски чистыми, вопрошающими глазами (он) скорее напоминал тонкого русского интеллигента». Разумеется, представления Рильке о России были наивными, сентиментальными, романтическими. Как и многие «мыслители и поэты» конца XIX века, он чрезвычайно идеализировал патриархальную Русь. Даже нищета и невежество реальной тогдашней России воспринимались им как свидетельство духовной «избранности» русских. Ему виделась молодая страна, не затронутая разлагающим влиянием «перезрелой» западной цивилизации. «Вот она, страна незавершенного Бога!» — восклицал поэт.
Могучий творческий импульс
Анализ религиозно-философских исканий поэта — одна из сильных сторон Константина Азадовского. Этот анализ позволяет ему расширить границы традиционного литературоведения. Исследователя интересуют не столько секреты творческой мастерской Рильке, сколько таинство психологии творчества. В центре внимания Азадовского — мироощущение Рильке в его «русский период», сложнейший религиозно-эстетический комплекс, определивший и направленность, и звучание его поэзии в первые годы ХХ века. Россия, богоизбранная «страна-сказка», увлекала и вдохновляла поэта; он прозревал в ней страну будущего, полную неизведанных творческих сил, а народ, населяющий эту страну, виделся ему не только «богоносцем», но и «художником».
Вторая поездка Рильке и Лу Андреас-Саломе в Россию была более продолжительной, чем первая: с начала мая до второй половины августа 1900 года. Она еще больше укрепила идеальный образ России, «созданный преимущественно поэтической фантазией Рильке» (Азадовский). Вернувшись в Германию, Рильке даже стал задумываться о том, чтобы навсегда переехать в Россию, но жизненные обстоятельства помешали ему осуществить этот замысел.
Рильке отдал России несколько лет своей жизни. Он долго и старательно учил русский язык, так что вскоре мог читать в оригинале русских классиков. Он изучал былины и «Слово о полку Игореве» (которое впоследствии перевел на немецкий язык), восхищался русским искусством, собирался написать книгу о русской живописи. Он переводил русские стихи и прозу.
И, конечно же, писал сам. Россия и русские темы богато преломились в его творчестве того времени: в стихотворениях из цикла «Цари», в которых появляются Илья Муромец, Соловей-разбойник и царь Федор Иоаннович; прозаических миниатюрах под названием «Истории о Господе Боге»; и, наконец, в «Часослове». В интервью DW Константин Азадовский сказал о «Часослове» так: «Это — образ русской духовности, русские молитвы, сложенные тончайшим немецким поэтом-лириком, и за одну эту книгу русские должны быть ему благодарны».
«Я так один…»
Желая полностью раствориться в русской стихии, Рильке в те годы пробовал и сам писать по-русски. Сохранилось восемь стихотворений, и хотя они несовершенны с точки зрения русской грамматики, но лиричны и поэтичны. «Я так один, — начинается одно из его русских стихотворений. — Никто не понимает/ молчанье…»
Приступы ностальгической тоски по России Рильке испытывал до конца своих дней. Впрочем, легендарную переписку Рильке с Мариной Цветаевой Азадовский решительно отделяет от «русского периода». Заочное знакомство и переписка Рильке с Мариной Цветаевой приходятся на 1926 год — последний год жизни поэта. Это уже другая историческая эпоха. Шестнадцать писем, составляющих эту переписку, образуют в своей совокупности «совершенно уникальное, единственное в своем роде событие в истории духовной культуры ХХ века».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Райнер Мария Рильке — читаемый и почитаемый немецкий поэт. Однако о его связях с Россией и в Германии, и в самой России известно меньше. Рильке в этом контексте — случай особый и «совершенно уникальный, единственный в своем роде случай переосмысления и воплощения русского начала, русской сути, русской души на другом языке, средствами другого языка».
