Как Россия и Запад расценивают друг друга? Каковы взгляды экспертов на конфронтацию между Россией и Западом? Как ученые объясняют российско-украинскую войну и гамбит России в Сирии? Каковы корни западной мифологии о России, и почему Запад оказался не в состоянии спрогнозировать и понять траекторию российского движения? Это десятая часть эссе из серии, в которой делается попытка ответить на эти вопросы. Девятую часть можно прочесть здесь.
Режим западных санкций против России подтвердил, что этап всемирной истории, начавшийся после холодной войны и краха коммунизма, подошел к концу вместе со всеми своими надеждами и иллюзиями. Сегодня мы пишем новую историю.
Когда Россия присоединила Крым и вступила в войну с Украиной, Запад ввел ограничительные меры против Москвы, направив их против частных предприятий и отдельных лиц, а также против целых секторов — финансового, энергетического и оборонной промышленности. Утвержденные в 2014 году санкции в декабре 2015 года продлили на шесть месяцев до июля 2016 года.
Режим западных санкций строится на двух исходных посылках: во-первых, сформировать консенсус среди западных стран по вопросу главной цели — остановить российскую агрессию против Украины и заставить Россию договориться о мирном выходе из этой войны, подвергнув ее серьезному давлению за отказ от переговоров, а во-вторых, снизить потери для Запада от введения экономических санкций. Смысл не в том, чтобы издержки от санкций стали для Москвы невыносимы, создав угрозу развала всей системы и смены режима. Смысл также не в том, чтобы довести российскую экономику до краха, так как в этом случае будущий курс страны станет еще более непредсказуемым. Чтобы сохранить единство в вопросе санкций, Запад действует по формуле минимальной необходимости. Он не хочет причинять чрезмерную боль ни России, ни себе, а поэтому единство Запада ценнее конечного успеха санкций.
Если принять во внимание факты, указывающие на то, что Россия превратилась в крепость, и что ее природа не изменится, пока у власти остается путинский режим, можно прийти к выводу, что такая санкционная политика не в состоянии устранить основополагающую причину конфликта, которая связана с характером российской системы. Это дает Кремлю пространство для маневра, позволяет ему испытывать различные способы выживания, включая дестабилизирующее воздействие на другие государства, а также переходить установленные Западом красные линии (которые до сих пор весьма неопределенны). Однако политика санкций четко указывает Кремлю на то, что дальнейшая агрессия против соседних государств встретит еще более жесткую реакцию со стороны Запада, причинив России еще большую боль.
Решение Запада пойти на беспрецедентный шаг и ввести санкции против пост-коммунистической России доказывает, что либеральные демократии сменили свою ключевую линию в политике. Они больше не считают Россию ответственным партнером и союзником (по крайней мере, сейчас). Но означает ли введение санкций, что Запад разработал стратегическую концепцию в отношении России? В этом есть сомнения. Иван Крастев (Ivan Krastev) и Марк Леонард (Mark Leonard) пришли к заключению, что у ЕС и США «нет общей идеи о том, к чему должны привести санкции». То обстоятельство, что карательные меры Запада увязаны с неоднозначными минскими договоренностями, говорит нам о том, что реакция Запада весьма сдержанная.
Нацеленные на принуждение России к «деэскалации» на Украине западные санкции раскололи экспертное сообщество. Нормативисты жалуются, что режим санкций слишком слаб, что его надо усиливать и расширять — и что в любом случае санкции нельзя отменять до тех пор, пока Москва не выполнит в полной мере минские соглашения. Вот что говорит Эндрю Вуд (Andrew Wood): «Если ослабить европейские и трансатлантические санкции без существенных, приемлемых и общепризнанных российских уступок, это может понравиться Путину и некоторым его коллегам; но навредит России, которая несомненно заслужила лучшей участи, нежели его деспотическое правление». Дэвид Крамер (David Kramer) настаивает, что список санкций необходимо расширить, дабы заставить Кремль прекратить агрессию против Украины (он также выступает за предоставление Украине военной помощи оборонительного характера).
Прагматики с самого начала выступали против санкций, заявляя, что они будут контрпродуктивны, и что лучший способ убедить Кремль отказаться от дестабилизирующего воздействия на Украину — это компромиссы и диалог. На самом деле, ограничительные меры противоречат взглядам прагматиков на мир политики. Юджин Румер (Eugene Rumer) заявляет, что Путина санкциями не устрашить, а Томас Грэм (Thomas Graham) говорит: «Они не помешали Путину отстаивать то, что он считает жизненно важными интересами России».
Санкции и их усиление не помешали сепаратистам провести два открытых наступления при поддержке России (в августе 2014-го и в январе 2015 года), и это подкрепляет заявления о том, что давление Запада не напугает Кремль. Но в связи с этим возникает вопрос: как бы развивалась ситуация, не введи Запад санкции? Где были бы сегодня поддерживаемые Россией сепаратисты: в Одессе, Харькове, Киеве?
Есть несколько более прагматичных аргументов по вопросу санкций. Это то, что они «оттеснили на обочину прозападных представителей российской элиты», и что Запад «уничтожает друзей России». Но разве первый аргумент не унижает «российских друзей Запада», указывая на то, что в их интересах позволить Путину делать все, что ему заблагорассудится? Если мы ведем речь о настоящих прозападных силах в России, а не о тех, кто просто прикидывается сторонником Запада, то этих людей Кремль изолировал еще задолго до введения санкций, и они останутся в политическом гетто вне зависимости от того, что будет с санкциями. Кроме того, надо признать печальную истину: прозападные силы в России давно уже утратили веру в Запад, наблюдая, как он молчаливо соглашается с российским режимом личной власти.
Некоторые эксперты полагают, что санкции подтолкнут Россию к соперничеству с Западом в военной, а не в экономической сфере. Какое поразительное непонимание! На самом деле, санкции просто усугубили экономический кризис в России, корни которого — в падении нефтяных цен, в повсеместной коррупции, в отсутствии имущественных прав и в нехватке инвестиций. А поскольку некоторые первопричины кризиса остались без изменений, Россия вряд ли сможет соперничать с Западом в экономической сфере — с санкциями или без них.
А вот еще один довод, выдвигаемый западными прагматиками. Санкции, говорят они, «могут в итоге вызвать ослабление той самой международной системы, которую Запад пытается отстоять», и по этой причине БРИКС превратится в альтернативу существующей мировой экономической системе. Еще одна попытка мифотворчества! Если сторонники такой точки зрения посмотрят на документы БРИКС и на деятельность «клуба», они увидят, насколько он призрачен. Среди членов БРИКС нет единства; у них нет общей повестки, и они просто пытаются использовать формат объединения для продвижения своих частных интересов в отношениях с Западом, и в первую очередь с Соединенными Штатами. Так что фундамент международной системы ослабляют не страны БРИКС; его ослабляет неспособность Запада ответить на авантюры Кремля.
И напротив, некоторые прагматики утверждают, что западные санкции могут принести положительный результат, «заставив, наконец, Кремль начать давно откладываемое промышленное развитие». (!) Такие ожидания малоубедительны. России не нужна петровская или сталинская модернизация сверху; промышленная модернизация там была осуществлена еще при Сталине. Сегодня России нужна наукоемкая и высокотехнологичная экономика, которая невозможна без либерализации и сотрудничества с развитыми демократиями. Западные санкции могут вызвать лишь спад в промышленности.
И наконец, некоторые специалисты утверждают, что западные санкции специально разработаны так, чтобы быть неэффективными. Вот мнение Джорджа Фридмана (George Friedman) из Stratfor по поводу американских санкций:
Таким образом, американская санкционная стратегия не предназначена для изменения российской политики. Ее цель — изобразить, что Соединенные Штаты пытаются изменить политику России. Она адресована членам конгресса, уделяющим большое внимание данному вопросу, и тем представителям Госдепартамента, которые хотят выстроить американскую стратегию национальной безопасности вокруг вопроса прав человека. И тем, и другим можно сказать, что какие-то действия предпринимаются; и те, и другие могут сделать вид, что что-то делается, хотя в действительности ничего сделать нельзя. Короче говоря, шумно требуя практических действий, осторожные руководители предпочитают изображать деятельность, а не делать реальное дело.
Взгляд на Россию как будто подтверждает расхожее мнение о том, что режим санкций в большинстве случаев неэффективен. И российские, и европейские компании научились ловко обходить санкции при помощи легионов западных адвокатов и бизнесменов. Например, компании «Газпром», E. ON, Shell и австрийская OMV в 2015 году на форуме в Санкт-Петербурге подписали меморандум договоренности о создании совместного предприятия. Некоторые западные корпорации типа немецкой Siemens находят способы, чтобы осуществлять поставки в Крым. Далее, некоторые страны открыто или тайно поставляют европейскую продукцию на российский рынок. А Германия, будучи инициатором санкций ЕС, демонстрирует свою непоследовательность. Та поддержка, которую Берлин выразил плану строительства «Северного потока 2», вряд ли вписывается в санкционную политику и дает возможность другим государствам искать лазейки и обходные пути.
Означает ли это, что экономическое давление Запада потерпело полный провал? Анализируя последствия санкций, большинство экспертов проявляют осторожность. Норвежские аналитики Сьюзан Оксенстерна (Susanne Oxenstierna) и Пер Олсон (Per Olsson) делают следующий вывод: «Целенаправленные экономические санкции ЕС и США создали издержки для российской экономики в сочетании с другими факторами, но пока не убедили Россию изменить свою политику в отношении Украины». Рабочая группа Института исследования проблем безопасности ЕС (European Union Institute for Security Studies) утверждает, что Запад добился определенных успехов: «Ограничительные меры ЕС сыграли свою роль в сдерживании территориальных притязаний России». Станислав Секриеру (Stanislav Secrieru) из польского Института международных дел (Polish Institute of International Affairs) демонстрирует еще больший оптимизм: «Санкции стали весьма эффективным и недорогим инструментом защиты Украины и разубеждения России».
Чтобы санкции дали результат, нужно время. Ограничительные меры обычно дают постепенный эффект, проявляющийся в среднесрочной и долгосрочной перспективе. Мне кажется, для архитекторов санкционного режима против России должно стать сюрпризом то, насколько быстро они причинили ущерб. Во-первых, санкции негативно отразились на представителях российского правящего класса, которые связаны с Западом. Вот пример: потери близкого к Путину олигарха Юрия Ковальчука от заморозки счетов в одних только США составили 572 миллиона долларов, а потери братьев Ротенбергов в Италии приблизились к 40 миллионам долларов. Во-вторых, санкции усилили экономический спад в России, причиной чему ускоренный отток капитала, сокращение финансовых ресурсов в стране, лишение Москвы выхода на международные финансовые рынки, финансовый кризис и кризис доверия зарубежного бизнеса к России.
Встречные санкции со стороны России (запрет на импорт мяса, сыра, рыбы, овощей, фруктов и молочной продукции из ЕС, США, Австралии, Канады, Норвегии, а позже и Турции) гораздо больше навредили самой России, спровоцировав серьезный спад потребления и рост инфляции. На самом деле, российские ограничения это санкции против населения страны. В 2015 году рост цен на мясные продукты составил 10-15% (на свинину 20%); на овощи и фрукты 25%. Ответные санкции России против ЕС, Украины и Молдавии прежде всего ударили по потребителям из российского среднего класса, которые не могут найти внутреннюю замену европейским продуктам и услугам, пользующимся у них предпочтением. В то же время, Европа похоже довольно легко перенесла ответные санкции. (В 2015 году экспорт ЕС в другие страны вырос на 4,8%.)
Понемногу западное экономическое давление в сочетании с другими факторами (падение цен на нефть, обесценивание рубля, нехватка инвестиций, отток капитала) оказывает все большее удушающее воздействие на российскую экономику и на потребление. (Москва и крупные города, где в большом количестве проживает средний класс, страдают сильнее, чем маленькие города и поселки, которые менее интегрированы в международную торговлю и закупают меньше санкционных продуктов.) «Хотя прямое воздействие санкций носит ограниченный характер, их косвенное влияние может стать намного серьезнее и длительнее», — признает российский экономист Сергей Алексашенко. Бывший министр финансов Алексей Кудрин дал прогноз о том, что санкции вкупе с другими негативными компонентами вызовут экономический спад в 3-4%. По данным МВФ, в 2015 году из-за западных санкций российский ВВП сократился на 1,5%, но если санкции будут сохранены еще на пару лет, снижение ВВП в России составит 9%. А Экономическая экспертная группа (Евсей Гурвич и Илья Прилепский) в проведенном недавно исследовании сделала вывод о том, что от санкций и спада цен на нефть Россия в 2014-2017 годах потеряет около 600 миллиардов долларов (потери от финансовых санкций составят 170 миллиардов). Отток капитала за этот период будет равен 280 миллиардам долларов, и две трети от этого объема будут вызваны санкциями.
Санкции нанесли мощный удар по международным позициям России, которые составляют одну из основ российской системы. Оказавшись в изоляции на мировой арене, Россия как сверхдержава утратила значительную часть своего влияния и рычагов воздействия.
Некоторые обозреватели сомневаются, что санкции окажут внутриполитическое воздействие: «Режим продемонстрировал хорошую способность управлять общественным мнением… и формировать неприязненное отношение к США и ЕС». Иными словами, россияне «сплотились вокруг своего флага». Эти выводы совпадают с точкой зрения прагматиков на последствия от санкций. Прагматики утверждают, что из-за санкций Россия становится еще более антизападным государством. «Санкции просто укрепляют силы, наиболее враждебные по отношению к Западу», — говорит посол Брентон.
Рабочая группа Института исследования проблем безопасности ЕС отмечает «контрпродуктивный эффект от сплочения элиты в России». Получается, что режиму удалось направить свои ресурсы «покровителям с политическими связями и в отрасли экономики, зависящие от государства». Кроме того, «усилилась народная поддержка режима в избирательных округах».
С политическими последствиями от западных санкций дело обстоит сложнее. Да, на начальном этапе они помогали Кремлю сплачивать общество на антизападных позициях: в декабре 2014 года 72% россиян считали, что санкции нацелены «на ослабление и унижение России». В то же время 24% респондентов заявили, что России «надо было идти на компромисс с Западом и на уступки ради снятия санкций».
К концу 2015 года 74% респондентов признавали, что у них появились проблемы из-за санкций (у 31% проблем не было). Около 58% опрошенных выразили тревогу в связи с изоляцией России (39% не ощущали никакой обеспокоенности). А 75% заявили, что России следует «нормализовать» отношения с Западом (16% были против). Но гораздо интереснее другое: 62% россиян заявили, что они не готовы к снижению своего уровня жизни из-за взаимных санкций России и Запада (только 30% респондентов выразили готовность к жертвам). И наконец, число россиян, выступающих за нормализацию отношений с Западом, выросло с 66% в сентябре до 75% в ноябре 2015 года. (Если в августе 2015 года лишь каждый пятый россиянин говорил, что Россия должна пойти на уступки ради снятия санкций, то к концу года так считал уже каждый четвертый.)
Что означают эти цифры? Они означают, что уже к концу 2014 года россияне не поддерживали безоговорочно антизападную кампанию Кремля и не желали платить за нее. Эти опросы общественного мнения доказывают, что готовность и желание россиян идти на жертвы не может сохраняться неопределенно долго, и что поддержка кремлевской политики пошла на убыль. Российский опыт может вскоре стать проверкой для тезиса о том, что после первоначального сплочения вокруг лидера в ответ на внешнее давление люди рано или поздно обращают свой гнев и недовольство на власти, из-за действий которых они сталкиваются с экономическими трудностями.
Что касается «сплочения элиты» на начальном этапе санкций, то ее многословные выступления в защиту кремлевской политики как будто подтверждают эту идею. Такая поддержка подтверждается политикой Кремля по перераспределению ресурсов для компенсации потерь из-за санкций. Но я сомневаюсь, что элита и даже путинское окружение могут быть довольны тем, что на Западе заморожены их активы, а доступ к ним ограничен. «Я не могу пользоваться своими самолетами», — пожаловался один из них. «Я не могу как обычно лечиться на Западе», — пожаловался другой. Таким образом, «сплоченность» элиты с самого начала была слабой. Отсутствие критики в авторитарной системе вовсе не означает, что лидер пользуется поддержкой. К концу 2015 года у государства не осталось лишних средств для удовлетворения элиты и рядовых граждан.
Российские власти, все больше зависящие от государственных игроков и от узкого круга путинских приближенных (лояльность которых он покупает), и забывающие при этом о среднем классе, способствуют ослаблению российской экономики и российской системы. Выбранный Кремлем механизм выживания только усиливает раскол внутри элиты и внутри общества между теми, кто надежно защищен от неблагоприятных экономических и внешних условий, и теми, кто ощущает нагрузку. Но даже защищенные чувствуют усиливающуюся неопределенность и даже испытывают разочарование, теряя веру в то, что Путин и впредь будет гарантом их благополучия.
По мере ухудшения экономической ситуации в России появляются признаки того, что элита страны все больше разочаровывается в путинском крестовом походе (хотя открыто об этом она пока не говорит). А общество не очень-то приемлет антизападную риторику в качестве объяснения, почему у него падает уровень жизни. Россияне начали искать корни своих проблем внутри страны, а Кремль пытается уйти от удушающего экономического давления.
Ему пришлось признать, что санкции больно кусаются. «Да, санкции действительно нанесли определенный ущерб, мы никогда не отрицали это. Я имею в виду ущерб экономический. Самым болезненным я бы назвал снижение реальных доходов населения и как следствие падение потребительского спроса», — признался в июле 2015 года глава кремлевской администрация Сергей Иванов.
Но экономические последствия — не самый главный результат санкций. Есть еще один, более важный эффект, по крайней мере, с точки зрения Кремля. Речь идет о единстве Запада, которого он добился и сумел сохранить, несмотря на различные формы давления изнутри и извне. Надо принять во внимание тот факт, что единство Евросоюза (несмотря на жалобы некоторых европейцев, что ЕС «стреляет себе по ногам») удалось сохранить в ситуации, когда Европа была тесно связана с Россией экономически и не защищена от российского возмездия, особенно в зимнее время.
Кремль понимает, что такое единство цели может стать основой для более решительной политики в отношении России, а также для новой серии санкций. Все предыдущие попытки Кремля уговорить, обработать или подкупить своих потенциальных союзников в Европе, весь его флирт с лидерами Венгрии, Словакии, Австрии, Италии и Чехии оказались напрасны. (Сближение между Россией и Грецией, якобы имевшее место в 2015 году, и вызвавшее тревогу в Берлине и Вашингтоне, не убедило греков блокировать санкции.) Внешнеполитическая стратегия Кремля потерпела настоящее фиаско, и это оказалось больнее, чем неспособность России рефинансировать долги.
Конечно, западные санкции не изменили и не изменят путинскую модель правления (надо сказать, что санкции редко изменяют режимы, против которых направлены). Кремль вряд ли откажется от своих попыток ослабить украинское государство по той простой причине, что независимая и проевропейская Украина станет дестабилизирующим фактором для российской системы. Россия также не уйдет из Крыма, пока ею правит Путин. Санкции не заставят Москву выйти из крепости, в которую она сама себя загнала. Кремль будет продолжать попытки сохранить легитимность своей власти и не откажется от усилий по возвращению Украины на свою орбиту (по крайней мере, при Путине).
Но к концу 2015 года стало ясно, что западные санкции действуют, причем действуют намного эффективнее, чем предсказывали. Кремль был вынужден отчаянно искать возможности, дабы убедить Запад снять санкции, пытаясь при этом сохранить свое лицо.
Западные обозреватели увидели в кремлевской политике балансирования на грани войны подтверждение того, что Россия готова к конфронтации. Для России это создало возможность убедить Запад отказаться от санкций, причем на условиях Москвы. Все это свидетельствует о том, что прагматики ошибались в своих оценках санкций и их воздействия. Но и нормативисты тоже недооценили последствия от санкций.
Увиденное нами в 2015-м и в начале 2016 года позволяет сделать вывод, что российское руководство понимает всю серьезность ситуации. Это не значит, что Кремль полностью откажется от эскалации напряженности (необязательно на Украине). Эмоциональное состояние российских руководителей, понимание ими ситуации, осознание собственной неспособности управлять последствиями совершенных действий может подтолкнуть их к опрометчивым поступкам. Нет никакой уверенности в том, что Кремль будет проводить менее губительную политику при выполнении своих задач — по крайней мере, пока страной правит Путин. С уверенностью можно сказать одно: Россия ощущает болезненные последствия от санкций, а Кремль понимает, что эта боль может усилиться. Санкции не заставили Кремль отказаться от своей модели поведения, но вынудили Путина искать новую, более гибкую тактику, а также пути отхода.
Эта история далека от завершения. Западу придется вернуться к вопросу о санкциях в контексте минских соглашений, которые трудно выполнить, а имитировать выполнение намного проще. В марте 2016 года президент Обама продлил действие санкций против России еще на год. (Видимо, это шокировало Кремль, который рассчитывал, что российско-американское соглашение по Сирии приведет к смягчению санкционного режима.) Существующие санкции будут сохранены, так как «действия России по-прежнему представляют необычайную и исключительную угрозу национальной безопасности и внешней политике США», — говорится в распоряжении американского президента. Когда Россия начала выводить «основную часть» своих сил и средств из Сирии, помощник госсекретаря по европейским и евразийским делам Виктория Нуланд подтвердила, что Вашингтон сохранит экономическое давление на Кремль вплоть до полного отвода войск и боевой техники от украинской границы. «Мы по-прежнему смотрим на сирийский театр и на украинский театр как на два разных места, — сказала она. — Мы будем судить о действиях на Украине по тому, что делается на Украине… На наш взгляд, действия в Сирии не должны влиять на решения по Украине».
В марте 2016 года за США последовали европейцы, подтвердив, что отношения ЕС с Москвой будут зависеть от реализации минских договоренностей (за ослабление мер Евросоюза против России выступили только Греция, Венгрия и Италия, причем безуспешно). Брюссель предупредил банки ЕС о недопустимости сделки с Россией по облигациям, и это является подтверждением неизменности санкционной политики Евросоюза.
Западу будет трудно добиваться успеха в выполнении минских мирных соглашений. Нереально рассчитывать на то, что все стороны будут в полной мере соблюдать их условия, которые преднамеренно были сформулированы расплывчато и базируются на непримиримых интересах. Каковы будут критерии для отмены санкций? Для Запада это может стать даже более серьезной проблемой, чем их введение.
Лилия Шевцова — член редколлегии журнала The American Interest. Автор выражает признательность Дэниелу Кеннели (Daniel Kennelly) за помощь в редактировании этой серии эссе.
