Брюно Бернар анализирует политическое переустройство в ходе нынешней кампании через призму медленного смещения «политических плит» с момента формирования V Республики.
Долгое время французская политика руководствовалась интересами нации. При V Республике это получило отражение в персоне президента: Шарль де Голль, а затем Жорж Помпиду с честью справились с этой задачей. За ними последовали «модернисты» Жискар д'Эстен и Миттеран, которых интересовали в первую очередь общество и индивид. Они отошли от казавшихся им отжившими свое национальных потребностей и повернулись лицом к «европейскому строительству», своеобразному политическому Молоху, которому необходимо без конца скармливать все «больше Европы». Именно так зародился наш эквивалент знаменитой фразы Тэтчер «Альтернативы нет»: «За пределами Европы спасения нет».
Несколько отдельных актов сопротивления у нас все же было: призыв Жака-Ширака в 1978 году с подачи Мари-Франс Гаро (Marie-France Garaud) и Пьера Жюийе (Pierre Juillet) или кандидатура защитника суверенитета Мишеля Дебре (Michel Debré) в 1981 году. Как бы то ни было, в целом политический класс (как правые, так и левые) решил отбросить в сторону нацию и двинуться в светлое будущее, где все больше Европы, свободной торговли и конкуренции.
Одним из политических последствий нового «европопоклонничества» стала иммиграция в результате статьи 8 Европейской конвенции прав человека (ратифицирована Францией в 1974 году при исполнявшим обязанности президента Алене Поэре): в ней было закреплено право на защиту семейной жизни, что впоследствии стало основанием для воссоединения семей. Прекрасный принцип в теории, катастрофа на практике. В Африке и Европе существуют разные определения семьи, а большая разница в показателях рождаемости стран иммиграции и эмиграции создали условия для заселения без интеграции и ассимиляции, причем большинство политиков решили попросту проигнорировать последствия. Все это постепенно сформировало в Европе зоны этнического, общинного и религиозного раздела. Те в свою очередь вызвали чувство культурной незащищенности у коренного населения, которое начало уезжать из определенных областей (далее те были представлены собственной судьбе правительствами стран). В Европе возникла сегрегация, и нельзя не признать, что со временем она только усилилась.
Рядом со свободой перемещения находятся другие столпы Европы, такие как свобода торговли и конкуренции. Эти пронизанные наивным оптимизмом и немалой долей лицемерия философии должны были бы стать роковыми для европейской промышленности. За «славным тридцатилетием» последовали годы деиндустриализации и массовой безработицы, что особенно болезненно ощущается во Франции с ее жесткой экономикой из крупных и в той или иной степени огосударствленных компаний.
Франция вошла в политический парадокс, из которого не может выбраться по сей день. Наш политический класс (за редкими исключениями) стал мечтать о своих Тэтчер и Рейгане для слома старых устоев, о Блэре, Клинтоне и Шредере для того, чтобы сделать все это презентабельным, об Обаме или Трюдо, чтобы окончательно ввести нас в пост-национальное, пост-расовое, пост-индустриальное и пост-трудовое общество. Такая близость взглядов правительственных партий, которые делят власть с 1981 года, создала новую реакцию. Она приняла форму Национального фронта и его лидеров, отца и дочери Ле Пен, а также (о чем часто забывают) ультралевых, которые регулярно набирают более 10% на президентских выборах.
С годами политическое пространство веры в свободную торговлю и Европу сокращается, что влечет за собой его переустройство. Тут больше нет места для двух четко определенных политических сил, которые воплощают это предложение. Липовое противостояние стоящих у власти правых и левых подходит к концу. Политические плиты правоцентристов и левоцентристов, которых до недавнего времени разделял узкий перешеек, постепенно сливаются в маленькую Пангею. Плиты консерватизма, популизма, национализма и патриотизма все еще находятся в движении, потому что не получили должного отображения. Как бы то ни было, их стремление к слиянию не вызывает сомнений. Франсуа Фийон мог бы стать этой объединяющей силой, он получил на то мандат в результате праймериз правых, однако следователи, СМИ и его собственные ошибки решили иначе. Поэтому теперь Марин Ле Пен, которая в ноябре 2016 года опасалась, что ее оттеснит кандидата Фийон, взлетает на вершину рейтингов, хотя и не может пока что объединить вокруг себя правых.
Воплощением новой «Пангеи» станет Эммануэль Макрон, тот, кому удалось представить себя французам белым политическим листом, на который они могут проецировать свои желания и фантазии. Он привлекает коммуниста Патрика Браузека (Patrick Braouzec) и Алена Мадлена (Alain Madelin), Франсуа Байру (François Bayrou) и Пьера Берже (Pierre Bergé), а также сторонников Стросс-Кана, Олланда, Жюппе и Ле Мэра, не говоря уже о извечных Алене Менке (Alain Minc), Жаке Аттали (Jacques Attali) и Бернаре Кушнере (Bernard Kouchner), которые вот уже не первое десятилетие встают на сторону самого «благоразумного» кандидата.
Список этих презентабельных людей, которые всегда говорят, как нужно, не слишком громко и настойчиво, но неизменно просчитано, прекрасно отражает то, что произвела на свет система за последние 40 лет. Эти еврофилы и либералы воплощают все то, что потерпело неудачу и привело к текущей ситуации. Тем не менее сегодня им удается скрыться за новым продуктом, современным аватаром Леканюэ, Жискара, Рокара, Балладюра, Делора, Жоспена, Байру, Стросс-Кана и прочих. Он представляет правых, которые не очень-то правые, и левых, которые не слишком-то левые. То есть центристское болото, которое набило руку в театральных постановках и устраивает по необходимости инсценировки Французской революции, народного фронта, оккупации, 18 июня 1940 года, войны в Алжире или мая 1968 года. Именно так этим людям удается при явном потворстве СМИ сохранить иллюзию раскола между правыми и левыми.
Удивительно, что театр теней, в который превратилась французская политика, без конца рассуждает о настоящем с ссылками из прошлого. Причиной тому интеллектуальная лень или же одержимость французским садом, в котором каждое дерево должно стать круглым, квадратным или треугольным вне зависимости от реалий и фактов?
1990-е годы стали эпохой, когда Шевенман, Паскуа, Сеген, Фонд Марка Блоха и прочие призывали к переустройству политического пейзажа для отхода от отжившей свое разделительной линии. Возможно, все случилось бы раньше на волне победы «нет» на референдуме 2005 года, если бы Николя Саркози в 2007 году с завидным талантом не придал бы ему эфемерное второе дыхание.
Сейчас, когда я пишу эти строки, все указывает на то, что впервые в истории нашей республики кандидат от правых потерпит поражение в первом туре, как и официальный кандидат от Социалистической партии, позволив неофициальному представителю социалистов и лидеру Национального фронта пройти во второй тур.
Хотя правые и могут победить на июньских парламентских выборах, результаты президентской кампании заставят их отойти в регионы и готовиться к долгой зиме, как поступила Соцпартия после поражения в 2002 году. Эта долгая зима может пройти мягче, если ими будет проведена необходимая идеологическая работа для закрепления на новых политических континентах, которые появятся после президентских выборов. Синтез и разумные соглашения просто необходимы, если они не хотят провести долгие годы в заснеженной тундре.
