Генеральный секретарь НАТО успел сменить синий шерстяной свитер на костюм с галстуком, быстрыми и решительными шагами он идет по многочисленным коридорам штаб-квартиры, которые скоро станут устаревшими. Брюссель, утро понедельника. В родной Норвегии вскоре начнется предвыборная кампания, но бывший премьер-министр и лидер Рабочей партии впервые за 44 года не будет играть никакой роли во время выборов в Стортинг.
«Честно говоря, немного странное чувство», — говорит Столтенберг.
Политическая цикличность определяла практически всю его жизнь. Начиная с далекого 1973 года, когда он в 14 лет принял участие в своей первой предвыборной кампании: он тогда был членом АУФ (молодежная организация Рабочей партии — прим. ред.) и думал, что стоит ему разнести предвыборные буклеты по всем подъездам, и Рабочая партия победит.
«Сейчас мое место — на трибуне. Никто не сомневается в том, какую команду я поддерживаю, но никакой роли мне не отведено. Я больше не норвежский политик, и мне не следует участвовать, да я и не могу это делать. Приходится отвыкать и от избирательных кампаний, и от переговоров по бюджету, — решительно говорит он. — Возможно, я буду смотреть некоторые дебаты по телевизору, но не знаю, стоит ли. Потому что я очень завожусь».
То, что предстоит делать Столтенбергу, — это продолжать возглавлять НАТО в «самой серьезной ситуации для безопасности после окончания холодной войны», именно так написано в ежегодном отчете, который он вскоре представит мировой прессе в одном из залов заседаний НАТО.
Проходя по коридору дальше, сопровождаемый советником по стратегическим коммуникации Стейном Хернесом (Stein Hernes), «правой рукой» Столтенберга, и пресс-секретарем НАТО Оаной Лунгеску (Oana Lungescu), генсек НАТО бросает взляд за окно. На улице, по другую сторону охраняемого входа и дороги, высится здание, которое напоминает самолетный ангар, но которое на самом деле является новым зданием штаб-квартиры НАТО. Скоро оно будет готово к переезду.
Это здание рассчитано на будущее.
«Я говорил с Трампом по телефону на предмет того, не хочет ли он взять на себя официальное открытие», — говорит Столтенберг.
«Поскольку его интересует недвижимость, он привык открывать новые здания», — добавляет он, чтобы показать, что шутит.
Американского президента ожидают на саммит НАТО в мае. С тех пор, как магнат в области недвижимости стал 45-м президентом США, экономический взнос членов НАТО в бюджет альянса стал горячей темой. В 2014 году государства, входящие в НАТО, приняли решение тратить на оборону в течение десятилетия как минимум 2% своего ВВП. Дональд Трамп требует, чтобы страны, не составившие никакого плана для достижения цели, сделали это. А страны, у которых такой план уже есть, должны прибавить скорость.
«Мы много лет могли сокращать наши военные бюджеты, потому что холодная война была позади. Я и сам выступал за это, будучи министром финансов Норвегии. Но мир изменился, после 2008 года напряженность возросла, — говорит Столтенберг. — И инвестиции в оборону — вовсе не то, что пришло в голову только США. Все 28 членов НАТО посмотрели друг другу в глаза и согласились, что цель — 2%».
— А что вы думаете о том, как Трамп пока справляется со своими президентскими обязанностями?
«Я предпочел бы говорить об оборонной политике и политике безопасности, — отвечает генеральный секретарь. — Трамп и его команда совершенно ясно и недвусмысленно заявили об одном: США сохраняют свои обязательства, связанные с НАТО, и гарантии безопасности для Европы, и они понимают ценность сильной НАТО. Мир в Европе важен и для США».
Сильная НАТО в неспокойное время. С трибуны в зале, заполненном журналистами, Столтенберг знакомит собравшихся с основными положениями ежегодного отчета, в частности, говорит о террористической угрозе и кибер-атаках, угроза возникновения которых стала более частой.
«Сегодня мы в большей степени живем в серой зоне, чем раньше», — скажет он позднее.
Йенс Столтенберг
• Родился 16 марта 1959 года.
• Семья: женат на Ингрид, у них двое детей.
• Лучшее качество: видеть решения и находить компромиссы.
• Худшее качество: чересчур любит поучать и слишком дотошный.
• Что читает: помимо рабочих документов, я читаю много исторических книг и биографий.
• Что смотрит: телесериалы.
• Что слушает: Боба Дилана, Леонарда Коэна и Дженис Джоплин.
• Кем восхищается: женщинами и мужчинами, которые служат, чтобы обеспечить нашу безопасность.
• Чего боится: что с теми, кого я люблю, может что-то произойти.
• Каким ему хотелось, чтобы его помнили: человек, который всегда делал все, от него зависящее.
«Мы должны привыкнуть к тому, что сейчас не вполне мир и не вполне война. Раньше войны имели очевидное начало и конец, они были четко ограничены географически. Люди знали, кто с кем воюет. Сегодня мы не всегда знаем, когда война начинается или когда она заканчивается. Когда на самом деле началась война против ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в РФ, — прим.ред)?— спрашивает он.
«Разумеется, она идет в Сирии и Ираке, но также и в Орландо, и в Париже, и в Индонезии. И, — говорит он. — в киберпространстве. Подобные гибридные войны означают очень неясный и скользящий переход между войной и миром, такого у нас раньше не было».
По данным, содержащемся в ежегодном отчете НАТО, в 2016 году организация подвергалась 500 кибератакам в месяц — это на 60% больше, чем годом ранее. Столтенберг характеризует их как серьезные. Немецкий Рейхстаг, Демократическая партия в США, французские беспилотные суда, телестанции, а также норвежские учреждения — все, якобы, подвергалось атакам.
«Мне помогли разобраться с этим те, кто работает над проблемой ежедневно, и перспективы — довольно пугающие», — говорит он. — Они решаются по-другому.
— Ведут ли Россия и Путин гибридную войну против Запада?
«В том, что Россия сознательно стоит за разными диверсиями, я совершенно уверен. Об этом свидетельствуют разные национальные доклады. Но не всегда легко понять, кто стоит за кибер-атакой. И даже когда мы видим, откуда она осуществляется, нельзя утверждать, что за ней стоит государство. Поэтому мы должны проявлять осторожность, когда заявляем, что точно знаем, кто там, на другом конце. Это может быть кто угодно — от отдельных личностей и до хакеров и государств. Но, — говорит генеральный секретарь НАТО, — принимая во внимание масштабы больших атак, они наверняка осуществлялись государством. Многие разведывательные службы четко указывали на то, что это Россия, но Россия не может быть источником всего, тут все еще много неясного.
Пресс-конференция в зале заседаний подходит к концу. Столтенберг принимает вопросы в отведенное время, пока пресс-секретарь не вмешивается и не приглашает на отдельные беседы во время приема для прессы. И вновь шеф НАТО идет по коридорам. Но когда он и его сотрудники входят в большой и залитый солнцем зал приемов, они оказываются там в одиночестве.
Нет никого из списка гостей.
Столтенберг проходит по ковру, мягкому и желтому.
«Как хорошо, что никто не пришел», — говорит он и делает глоток апельсинового сока.
Вдоль стены — шведский стол с искусно сделанными канапе. Столтенберг прислоняется к круглому столу-стойке. Повар тончайшими ломтиками нарезает вкуснейшую ветчину. Главный начальник к еде не притрагивается. Ждет.
«Они все пишут то, что должны передать, ничего страшного», — говорит советник по коммуникациям Стейн Хернес.
Проходят минуты, в дверях появляются журналисты и фотокорреспонденты.
«Немцы первые», — говорит он и улыбается немецким журналистам, прежде чем обменивается с ними рукопожатием.
И вскоре он уже окружен большой толпой. Гул голосов, щелчки камер. Хернес смотрит на часы. Пора заканчивать.
«Укладываемся в график?» — спрашивает шеф, идя вниз по коридору.
«Нет, опаздываем», — констатирует Оана Лунгеску.
Sky News и CBS получают каждая по семь минут на беседу с генсеком НАТО в телестудии штаб-квартиры. Столтенберга гримируют, включаются камеры. В аппаратной получает свои минуты The Wall Street Journal, а в другом зале заседаний, на втором этаже, команда, которая писала и оформляла ежегодный доклад, ожидает, что шеф зайдет и поблагодарит ее за работу.
«Думаю, что тем, кто будет его читать, он понравится. Мне лично нравится», — говорит, вызывая хохот, Столтенберг, когда, наконец, появляется.
«До того, как я серьезно занялся политикой, я два года работал в Центральном статистическом агентстве. У меня там отпуск — на 26 лет. Если выгонят из НАТО, вернусь на старую работу!»
Он собирает всех, чтобы сделать групповой снимок, советник по коммуникациям Хернес щелкает мобильником, и шефу приходится идти дальше.
Накануне вечером: Столтенберг усаживается за столик в кафе в парке Boise de la Cambre на востоке города, недалеко от того шикарного отрезка улицы, где живет в резиденции вместе с женой, послом в Бельгии Ингрид Шулерюд (Ingrid Schulerud). Сопровождаемый вооруженными охранниками — они всегда поблизости, он идет по тропинкам среди высоких деревьев и говорит о том, как же ему нравится этот зеленый оазис, ведущий к огромному «лесу Астерикса и Обеликса», а потом в деревню. Именно это его свободное пространство. Здесь он может часами ездить на велосипеде, это место он называет «моя местная Нурдмарка» (Nordmarka — большой лесной район к северу от Осло, любимое место отдыха горожан, — прим.ред.)
«Я люблю Норвегию. Сейчас, когда не живу в Норвегии, я люблю ее еще больше. Но я все лучше и лучше чувствую себя и в Брюсселе, и в НАТО», — говорит он.
Иногда Столтенберг ездит в штаб-квартиру на велосипеде через парк и лес. Жесткий темп работы требует, чтобы он поддерживал свою физическую активность. Того же требует и болезнь. С середины 1980-х годов Йенс Столтенберг болен ревматическим заболеванием — болезнью Бехтерева, но он никогда не позволяет диагнозу разрушить его мечты или распоряжаться его жизнью. Болезнь Бехтерева неизлечима, но Столтенберг говорит, что с годами симптомы стали более приглушенными.
«Сейчас она мне менее докучает, чем раньше. Иногда все тело как деревянное, но тут трудно сказать — от болезни это или от старости, — смеется он. — И еще у меня есть лекарства, которые помогают — я многим обязан медицине».
Большинство посетителей кафе сидят внутри. Но под ногами Столтенберга скрипит гравий, и он рассказывает, что на самом деле не слишком хорошо знает город. Он либо на работе, либо дома в резиденции — или здесь, на природе, в парке или лесу.
«На городскую жизнь с походами в ресторан времени меньше, чем я ожидал, когда мы сюда переехали, — признается он. — Но в Норвегии то же самое. Тут все в основном проводят время дома, в том районе, где живут».
Домой в Норвегию он звонит практически каждый день — отцу — бывшему министру иностранных дел Торвальду Столтенбергу.
«Торвальд всегда берет трубку, где бы ни находился. Даже когда выступает с трибуны. Он тогда только прерывает выступление и немного со мной говорит».
Вовсе необязательно говорить долго. Они говорят о повседневных вещах, рассказывает он.
«О том, что я делал в течение дня, будут у него или у меня к ужину гости, или когда мы увидимся в следующий раз. Для меня это ежедневное общение очень важно».
Он, наконец, получил возможность сделать перерыв в штаб-квартире и сидит с чашкой кофе в собственном кабинете в глубине штаб-квартиры альянса. Там, на стене — темно-синий ковер во всю стену, и только эмблема НАТО в белом выбивается из общего фона, и большой письменный стол.
— А что самое трудное для вас как генсека НАТО?
Столтенберг задумывается, а потом отвечает:
— Сталкиваться с террором. На границе с Сирией, в Париже или здесь в Бельгии — сталкиваться с людьми, которые боятся нового нападения. Это оставляет сильное впечатление — террор, который так близко к нам, который на наших улицах.
«А еще то, что мы теперь с Россией встречаемся совершенно иначе, — продолжает Столтенберг. — Это наш сосед, страна, с которой я много лет тесно сотрудничал как норвежский политик. Но Россия — ядерная держава, это держава, которая также стала использовать ядерные угрозы в своих учениях и в своем лексиконе. И тем не менее: Россия есть и останется нашим соседом. А вот ИГИЛ — другое дело: их необходимо уничтожить».
Зимой Михаил Горбачев, последний президент СССР, предостерегал от того, что, по его мнению, является опасной гонкой вооружений между мировыми сверхдержавами. Он написал в журнале Time, что все указывает на то, что мир готовится к войне, и что отношения между этими государствами стали хуже.
— Существует ли опасность новой большой войны?
«Я не вижу никакой непосредственной угрозы большой войны, но мир стал менее предсказуемым и менее безопасным. Мы все время живем в страхе перед террористическими атаками, но это угроза другого рода. Она приходит без предупреждения».
Он называет город, в котором живет, Брюссель, Париж — и Осло. На стене слева от него — фотография Утёйи (Utøya — остров недалеко от Осло, где Брейвик осуществил свой теракт в 2011 году, — прим. ред.).
«К сожалению, страх перед террором реален. Но страх не должен заставлять нас молчать», — говорит генсек НАТО и возвращается к стране, с которой Норвегия соседствует на востоке.
«Я все время пытаюсь найти баланс. Мы должны вкладывать больше денег в оборону, но нам не нужна гонка вооружений. Мы должны четко обозначать нашу позицию в разговорах с русскими, но мы должны разговаривать с русскими. Крайности очень редко бывают правильным вариантом. Моя задача — подчеркивать серьезность имеющихся угроз, но вместе с тем не провоцировать, не преувеличивать и не делать все более опасным, чем оно является в реальности».
В январе Klassekampen (норвежская газета, — прим. Ред.) написала, что правительство создало экспертную группу, которая должна рассмотреть возможности норвежского участия в системе противоракетной обороны НАТО. Россия отреагировала резко. В марте Путин через своего посла в Осло Теймураза Рамишвили предостерег Норвегию: в худшем случае, по мнению русских, это может привести к «катастрофическим последствиям как для Европы, так и для мира в целом».
— Есть ли у нас основания бояться Путина?
«Я не использую слово "страх". Я говорю, что нам надо научиться обращаться с Россией, которая стала больше самоутверждаться, в том смысле, что они попытались восстановить систему, при которой они могут контролировать соседей, как они поступили в Грузии и на Украине. Это, — говорит Столтенберг, — мышление, относящее к другому времени, когда сверхдержавы могли доминировать над своими соседями».
Его жизнь сильно изменилась за последние несколько лет. Его мать, Карин, умерла в 2012 году, младшая сестра Нини — в 2014 году. Дети больше не живут в родительском доме. Карьера в норвежской политике — позади, ему 58, скоро будет и 60.
«Мой «кризис 50 лет» начался, когда мне едва исполнилось 40», — говорит он.
— Мне казалось, что это так серьезно — что я прожил уже половину своей жизни. Мне и теперь кажется, что нет ничего хорошего в том, что большая часть жизни уже прожита, но я не так остро это воспринимаю, как тогда. Накануне моего 50-летия меня это волновало. Но это объясняется тем, что я люблю жизнь. Мне всегда казалось, что я еще могу что-то исправить. Мне нравилась эта мысль, — говорит Столтенберг и думает, например, о карьере ученого, которой не получилось.
Как экономист он мог бы заниматься макроэкономическими моделями и экологической экономикой, учитывая его докторскую степень.
«Постепенно я понял, что выбрал политику. И я не жалею об этом, мне довелось повстречаться со множеством потрясающих людей. Но мне жаль того, от чего пришлось отказаться. Я охотно прожил бы несколько жизней».
«Мне не нравится думать, что что-то должно закончиться».
