Сегодня мы со всех сторон видим неумение писать: от грубейших грамматических ошибок политиков до возвращения безграмотности, ставшего очевидным благодаря социальным сетям. И этот феномен не ограничивается одной Италией.
Упадок итальянского языка? Молодежь уже не владеет им? В последние несколько недель эти вопросы вновь обрели свою актуальность по причине разных обстоятельств: 600 университетских преподавателей, среди которых есть несколько известных имен, написали письмо главе правительства, министру образования и СМИ, заявляя в нем, что «по окончании школы слишком многие молодые люди плохо пишут по-итальянски, мало читают и с трудом излагают свои мысли устно», они совершают «ошибки, неприемлемые даже в третьем классе начальной школы». Настаивая на этом диагнозе, 600 преподавателей решили, что виновата в этом феномене школа: она слишком непринужденно и либерально подходит к преподаванию. Поэтому они требуют, чтобы школа стала «по-настоящему требовательна в вопросе контроля обучения, а также более продуктивна в педагогическом отношении».
После этой барабанной дроби, казалось бы, предвещавшей какую-никакую атаку, 600 преподавателей ограничились, однако, предложением незначительных косметических реформ столь скромного масштаба, что это кажется не революционным манифестом, а старой запиской с памятками директора школы своим преподавателям. Впрочем, несколько дней спустя, как будто нарочно, обращение преподавателей нашло грубое фактическое подтверждение: половина участников большого конкурса для учителей начальной школы наделали в тесте огромное количество грубейших и глупейших ошибок.
Как бы то ни было, несмотря на то, что сам документ написан слабым бюрократическим языком, да и отнюдь не все 600 профессоров сами слывут обладателями изящного слога, нет никакого сомнения, что молодые люди все хуже и хуже владеют итальянским языком. За несколько десятков лет работы в университете я сталкивался с множеством молодых людей и могу подтвердить на своем непосредственном опыте, что резкий спад владения языком и культуры в среде молодежи стал очевиден, по меньшей мере, начиная с 80-х годов.
* * *
К этой проблеме можно подходить на разных уровнях. Если мы хотим просто посмеяться, можно собрать коллекцию самых типичных орфографических и грамматических ошибок, случаев неверного употребления артикля и так далее. Нас удивит, что лишь немногие люди владеют правилами правильного употребления апострофа и надстрочных знаков, различают слова sì (согласие, а также многоцелевое наречие) и si («если»), знают, как пишутся слова с двойными согласными, и справляются с сослагательным наклонением лучше, чем Луиджи Ди Майо (Luigi Di Maio — итальянский политик, известный тем, что сделал в одном сообщении в Twitter три ошибки в употреблении сослагательного наклонения — прим. пер.).
Однако если же мы хотим немного углубиться в проблему, нужно будет сказать (и напомнить об этом 600 преподавателям), что «итальянский язык» переживает упадок не как школьная дисциплина. Проблема — гораздо шире: в дым обращаются не только орфография, грамматика, синтаксис и лексика, но все то уникальное ментальное устройство (сокровище Запада), с помощью которого приобретается, сохраняется, развивается сознание. Одним словом, я говорю обо всей системе, получения, освоения, применения, отстаивания, сохранения знаний и использования их на практике.
* * *
Кто-то попытается нас утешить, напомнив, что упадок как таковой коснулся всех развитых стран. В книге Алана Блума (Allen Bloom) «Закрытость американского сознания» описывались точно такие же феномены, происходившие в США, и книга была опубликована в 1987 году. Так, совсем недавно во Франции в 2016 году пришлось законодательно упразднить некоторые орфографические ловушки, столько ошибок делалось при письме (даже образованными людьми). Изменилось написание некоторого количества сложных в орфографии слов (так, например, слово oignon «лук» можно будет писать и ognon). Далее, капитулировав перед тем, что для молодых людей надстрочный знак сирконфлекс превратился исключительно в атрибут смайликов, его упразднили над буквами i и u (но почему-то не над а)! Поэтому отныне слово maîtresse (любовница) будет писаться как maitresse…
К этой попытке утешения можно отнестись, однако, как к сигналу тревоги: механизмы познания (в том числе и орфографии) оказываются под угрозой не в локальном, а в планетарном масштабе, и это не научная фантастика. Но кто же враги? Мы не знаем, где они, но знаем, кто. Уже по меньшей мере 30 лет молодые люди находятся в капкане мира, который одновременно разрушителен и для школьного образования, и для грамотности. Что касается первого пункта, то этот мир полон развлечений, искушений, соблазнительных ловушек, приглашений, призывов к легко доступному опыту (в том числе и наркотическому). Одним словом, в целом этот мир невыносимо привлекателен по сравнению со школой, со всем, что с ней связано (терпением, вниманием, повторением, молчанием), и это все утратило свою остроту и представляется одной сплошной скукой. Жизнь за пределами школы в тысячи раз свободнее и насыщеннее, чем та, что происходит в ее стенах (entre les murs, как в оригинале называется прекрасный французский фильм «Класс»).
* * *
На безграмотности поколений, уже освободившихся от школы, сказывается неограниченное использование массовых цифровых технологий. Безусловно, это утверждение звучит крайне непопулярно, но следует согласиться, что первое десятилетие использования смартфонов, которое праздновалось несколько недель назад, совпадает с первыми десятью годами общего упадка культуры. На вездесущих смартфонах и планшетах все что-то постоянно пишут и читают, даже в кино, в операционной, за рулем автобуса. Но как они пишут? Что они пишут? Что и как они читают? Многое из всего этого — это чистый трэш, мусор, отбросы. Вдобавок их ментальную жизнь сотрясает постоянное волнение, в ней постоянно происходят сбои, доминирует непреодолимое стремление нажимать кнопки, распространяемая в сети полукультура и стандартная практика «копипаста». Везде вставляются смайлики, слова сливаются в одну неразборчивую массу или сокращаются, самые незначительные, мелкие моменты жизни запечатлеваются (в том числе и фотографиями) в мессенджерах. Одним словом, если мы действительно никогда в истории не писали так много, то и само письмо никогда не было настолько лишено какого-либо грамотного начала.
* * *
Языковой упадок, столь возмутивший 600 преподавателей, является таким образом лишь одним из ликов превалирующей электронной культуры, не играющей даже наиболее важной роли в жизни. Несчастная школа виновна в этом лишь отчасти. Случайно возникнув, электронная культура из аудиторий и дискотек проникла в профессиональную и общественную жизнь, начиная со СМИ, она получила стремительное повсеместное распространение. Достаточно послушать ляпы тележурналистов, их ломаные интонации, неверно расставленные паузы, слова, зачитываемые с явным непониманием их значения, чтобы осознать, что вирус получил самый широкий размах. Допускающие нелепые ошибки учителя начальных школ — это первые спелые, взрослые плоды этого посева.
Достаточно ли будет четырех незначительных, спешно подписанных 600 преподавателями предложений о реорганизации педагогического процесса, чтобы компенсировать последствия катастрофических сдвигов? Что может сделать школа? Кто может противостоять компьютерно-образовательному блоку с Apple, Google, Facebook и Pearson во главе?
Как и всегда, однако, когда происходит катастрофа, есть те, кто принимает меры по противодействию. В то время как школа теряет свою квалификацию (а язык тает на глазах), самые активные молодые люди продолжают серьезно готовиться, учатся правильно писать и читать и используют смартфоны, лишь когда они им нужны. Таких молодых людей я знаю совсем немного. Международное распространение домашнего обучения (теперь это называется так) — это мельчайшее, но красноречивое свидетельство такого «спасайся кто может».
