Месяц прошел с того момента, как последний царь вынужден был отречься от престола, что стало успешным финалом быстротечной революции в Петербурге. Старый царизм уже стал «историческим воспоминанием», как это сформулировал наш военный корреспондент на востоке, пообщавшись с российскими военнопленными. Назвать этот режим, который даже никто не решился защищать, чем-то большим, чем мрачное и грустное воспоминание, конечно, нельзя.
При проведении революции в этой огромной империи кое-где возникли трудности с полицией, которая, впрочем, больше защищалась сама, нежели защищала правопорядок. Успех революции тем удивительнее, что он был достигнут посреди войны — даже многие русские удивились этому. Объясняется это не только тем, что старая система насквозь прогнила, и уж тем более не только техническими трудностями с транспортом и обеспечением. Такие трудности есть везде, но в других местах они не приводят к революциям. А в России трудности возникли лишь в относительно небольшой части империи, в то время как вся остальная страна революцию поддержала. Беспорядки в Петербурге никогда не увенчались бы успехом, хотя их затеял пролетариат, уже имевший многолетний опыт больших стачек.
Одна лишь Государственная Дума тоже была бессильна — больше, чем другие парламенты, потому что она лишь условно могла выказывать претензии на то, чтобы представлять всю Россию. Комбинация обоих факторов, примечательная решительностью лидеров, обеспечила быстротечность и относительную бескровность революции. Но и этот результат не стал бы возможен без поддержки всей страны. Сейчас оно получено (хотя перспективы на будущее переустройство пока неясны), и возврат к прошлому состоянию, к «историческому воспоминанию», похоже, полностью исключен.
Конечно, большая революция в России не может начаться и закончиться всего за месяц. В этой империи создавать заново нужно практически все, что как-то связано с правовым государством; даже от прошлого управления можно взять с собой в будущее лишь отдельные части. Перед русскими стоит большая задача на много лет вперед. Сначала людям, взявшим в хаосе мартовских дней власть в свои руки, необходимо создать «временное строение», и под его прикрытием следует начать работу по закладке фундамента будущего государства.
Эту задачу чрезвычайно осложняет внутренняя война, сковывающая Россию изнутри, и еще больше осложняет ее тот факт, что к этим насущным проблемам российской политики добавляются последствия двойной причины революции, которые еще более важны, чем временные меры по внутреннему обустройству. С другой стороны, для нас было бы опасной иллюзией упускать из вида, что война может стать фактором, нивелирующим внутренние противоречия среди русских.
Конечно, шовинистический лозунг, под которым Кадетская партия в августе 1914 года смело ввязалась в войну, сегодня стих, но если бы широкие массы, которые, похоже, во многих вопросах указывают Временному правительству, что ему делать, пришли бы к выводу, что завоевания революции подвергаются опасности со стороны мирного движения, то французским правительственным агентам, работающим в Петербурге под прикрытием социалистических пропагандистов, стало бы очень легко вести свою игру.
А завоевания революции до сегодняшнего момента не так уж и малы. Действительно, считалось, что нужно все воссоздавать заново. Единственный государственный орган, который был в России поистине вездесущим, — полицию — сначала надо было повсюду упразднить. Поэтому ее повсюду заменили милицией. Это, похоже, удалось сделать без особых проблем — даже в сельской местности. В том, что кое-откуда сообщают о крестьянских протестах, нет ничего удивительного. Даже в мирные времена случалось, что крестьяне поджигали дома местных помещиков. Намного более удивительно, что крестьяне вообще довольно спокойно восприняли революцию, потому что, судя по сообщениям о беспорядках, ими оказались охвачены лишь очень немногочисленные районы.
В одной лишь Бессарабии новый порядок еще не был установлен. В этой граничащей с Румынией области — совершенно особенные социальные и экономические обстоятельства, сильно отличающиеся от условий во всей остальной России. Однако с упразднением полиции была решена лишь часть наиболее насущных задач; необходимо было сделать так, чтобы местные органы самоуправления — земства и общинные советы — завоевали реальный авторитет. Во многих местах для этого пришлось серьезно «омолодить» состав избираемых органов власти и расширить их полномочия.
Эту задачу, в общем и целом, также удалось успешно решить. Если это впечатление подтвердится, то это будет значить для Временного правительства нечто намного большее, чем громкие события в столице, замеченные общественностью всего мира и потому имеющие такое значение, которого они, возможно, и не заслуживали. Для первых действий революционеров примечательно то, что для констатации признаков активного сопротивления или внутренней неспособности народа к новому порядку, приходится обращаться к мелочам.
Конечно, там и тут создавала трудности полиция, а многочисленные агенты старого правительства, которым поначалу сильно недостает их жалования и «дополнительных доходов», работают по «проверенным» старым схемам, распространяя дезинформацию и провоцируя «погромные» настроения, которые не всегда направлены только против евреев, и настраивая на всевозможные преступления выпущенных на свободу заключенных. Собственно говоря, освобождение заключенных в соответствии с отданным в первые же дни после революции распоряжением стало одним из самых плохих явлений. Добровольцы, вступившие в ряды милиции, конечно, не имеют никакого опыта борьбы с преступниками-рецидивистами. Так что в крупных городах ситуация, похоже, до сих пор остается беспокойной. Кстати, у этой «амнистии» хватает и забавных нюансов, о которых рассказывали сами заключенные.
Так, например, в тюрьмах Одессы узники «свергли» своих охранников и назначили вместо них новых, которым торжественно поклялись не предпринимать попыток к побегу. На одном из собраний заключенных были приняты политические решения, а также были избраны уполномоченные по закупкам продовольствия в городе. Несколько заключенных были выпущены на свободу «под честное слово». В одном из ресторанов Одессы они под предводительством одного осужденного к пожизненному сроку уличного бандита провели собрание, которое отменило принятые в тюрьме решения и обещало новому правительству помогать в обеспечении порядка и безопасности, чтобы получить право вернуться потом в полноправное гражданское общество.
Подобные происшествия российская пресса описывает с юмором, которого они, собственно говоря, вполне заслуживают. Из некоторых городов, в частности, в Восточной Сибири, передают, что революционеры обнаружили у полиции крупные склады с алкогольной продукцией, которая после этого была торжественно сожжена.
Между тем, Временное правительство распорядилось принять ряд мер, которые были поддержаны, в частности, радикальной оппозицией из рядов социалистов и призваны постепенно изменить устоявшийся образ России. Однако новое правительство также освободило противоправно вывезенных гражданских заключенных с вражеских территорий — этот шаг говорит, по меньшей мере, о большой политической мудрости и о человеколюбии новой власти. Кроме того, она отменила смертные казни, которые хотя и должны были применяться лишь на территориях, где действовало военное положение, на самом деле применялись повсеместно, в первую очередь, по отношению к преступникам, которые каким-либо образом демонстрировали свою «политическую окраску».
Мера, принятая Керенским, становится особенно важной, потому что до сих пор не решена судьба царской семьи (которая, кстати, по-прежнему содержится под арестом во дворце в Царском селе). Отмена смертных казней также несколько ограничивает свободу действий некоторых фанатиков-экстремистов. Наконец, указы о равноправии разных национальностей стали великодушным решением ряда трудных, но зачастую искусственно и без особой надобности заостренных вопросов. Если бы такие решения были приняты в мирное время и в спокойной обстановке, то в связи с ними возникли бы многочисленные вопросы, но сейчас ничто другое было невозможно. Как бы то ни было, у нового правительства появилось значительно больше власти, которую не стоит недооценивать, потому что оно смогло заручиться поддержкой «иноземных народов».
В первую очередь, благодарность к нему должны испытывать евреи, но и украинцы также должны быть весьма признательны за новые свободы, которые для них, пожалуй, вдвое более ценны после ограничений, введенных во время войны. Армянам и грузинам революция также обещает лучшие жизненные условия, так что они тоже должны быть довольны. Понятно, что людям, познакомившимся с Россией, в первую очередь, с исторической точки зрения, и верящим, что столетняя борьба царизма за утопическое объединение огромной империи отвечает пути, обусловленному необходимостью, нелегко свыкнуться с представлениями о стране с федеральным устройством.
Именно на войне, когда повсюду требуется максимальная концентрация государственной власти, люди склонны видеть в подобном «размывании» прежней Российской империи ее ослабление. В настоящий момент это, пожалуй, действительно так, хотя это пока еще ничем не доказано. Но на самом деле свободное деление на регионы в значительно большей степени соответствует, так сказать, «естественным» природным условиям возникновения Российской империи, чем искусственно созданная единица, которая «сковала» все территории, входившие в империю, и никак не могла предотвратить центробежную силу, имевшую отрицательные последствия для единого государства, в то время как в рамках федерации ее отдельные члены получат достаточно пространства для самостоятельности.
Старый режим оставил революционным силам огромное количество трудных, зачастую и вовсе нерешаемых задач. Было бы, конечно, наивно упрекать новую власть в том, что она не смогла в одночасье решить транспортные проблемы и повсеместно организовать бесперебойное снабжение продовольствием. Проблемы, годами копившиеся из-за неумелой хозяйственной деятельности, невозможно решить в течение всего нескольких недель. В благих намерениях новой власти сомневаться не приходится. Кстати, даже если им не все удастся, это не будет представлять опасности для политических результатов революции, потому что вина за это действительно лежит на прошлой власти.
Не менее трудно привести в порядок и развалившуюся финансовую сферу и торговлю. Эксперты по торговле нашей газеты (см. вечерний выпуск от 17 апреля) обсудили меры нового правительства, указывающие на его стремление к финансовому оздоровлению, но пока лишь подтверждающие, что революционное движение делает успехи. Теперь министр финансов Терещенко предложил согражданам так называемый «заем свободы», размер которого по немецкому и английскому образцу никак не будет ограничен, и это четко говорит о том, что новое правительство твердо уверено в росте. (Телеграфное бюро Вольффа еще 10 апреля сообщило, что в Копенгагене утверждают, что подписки на заем не будет — «из опасения, что состоятельный класс общества не доверяет новой форме правления» и не верит в успех этого проекта.
Однако три дня спустя Петербургское телеграфное бюро сообщило об открытии подписки на заем. Весьма печально, что телеграфное агентство, сообщения которого за рубежом воспринимается как официальные или хотя бы полуофициальные, опускается до распространения подобных слухов, курсирующих в скандинавских столицах. Тем самым лишь создается впечатление (в котором заинтересованы западные союзники России), что Германия отрицательно оценивает успехи российской революции и стремится принизить их. (Тенденциозное освещение ситуации одной известной своими либеральными взглядами берлинской газеты уже привело в России к достаточно вредным последствиям.)
Кстати, к новостям о финансовых мерах нового правительства следует относиться с большой осторожностью. Так, сообщения о создании ряда государственных монополий были преждевременными, хотя над подобными планами работало еще старое правительство.
В вопросе о монополии на торговлю зерном, о которой в России говорят еще с 1912 года, невозможны импровизации; рано или поздно ее введут, но вряд ли, в первую очередь, в фискальных целях, которые в нынешней финансовой ситуации, конечно, требуют незамедлительных действенных мер. Более вероятно скорое воплощение в жизнь планов по введению монополии на торговлю чаем и сахаром, возможно, также на нефть и нефтепродукты.
Создание различных крупных монополий представляется неизбежным, потому что упразднение монополии на алкоголь через запрет на продажу водки лишило бы государство главного источника доходов и сделало бы необходимым новое обеспечение всей армии чиновников. Но с такими вещами торопиться нельзя, так же как и с решением аграрного вопроса, который рано или поздно, но не позднее, чем после окончания войны, попадет в центр внимания всех политических интересов.
Пока на второй план отошла также дискуссия по поводу будущей формы государственного управления империей, которая захватила умы в первые дни после революции. Без сомнения, большой интерес вызвала мысль о создании республики, но и у конституционной монархии есть очень большое количество сторонников, и в их число входят, к примеру, многочисленные влиятельные «староверы».
Весьма маловероятно, что эти и другие вопросы, связанные с будущей конституцией, будут решены раньше установления мира. И лишь тогда российскую революцию, первые недели которой были посвящены лишь большой «подготовительной работе», удастся завершить окончательно. Лишь тогда различным силам в России удастся сойтись друг с другом в борьбе и определить собственные права и будущее устройство огромного государства.
