В 1985 году я провел 13 дней в России, которая тогда официально называлась Союзом Советских Социалистических Республик. Однако для удобства я все же буду называть страну Россией. Организацией той поездки занимался Смитсоновский институт, и в нашей группе было около 100 человек. Спустя 32 года, за которые произошло огромное множество радикальных перемен, я снова отправился в Россию — на этот раз с тремя десятками капиталистических товарищей и под эгидой Национального симфонического оркестра. (Я 22 года состоял в совете директоров этого оркестра, и третий год работаю в попечительском совете. Дело в том, что директора обычно из Вашингтона, а члены попечительского совета чаще всего из других мест. Поэтому, переехав в Чарльстон, Южная Каролина, я перешел из одного совета в другой.) И я увидел совершенно иную Россию. В этой статье я расскажу о моем втором визите в Россию. (Ссылка на статью о первом визите здесь).
Моя вторая поездка в Россию проходила с 24 марта по 4 апреля. По трагическому стечению обстоятельств она практически совпала с двумя терактами — 22 марта на Вестминстерском мосту и 3 апреля в метро Санкт-Петербурга. Прилетев утром 23 марта в Лондон, я отправился в отель Sofitel London Heathrow, соединенный с пятым терминалом, и весь день смотрел новости об этой ужасной трагедии. На следующий день я полетел в Москву. Взрыв в санкт-петербургском метро прогремел спустя два часа после того, как я со своим гидом проехал тем же самым маршрутом (это часть самой новой в России линии метро, построенной в 2014 году). Я пообедал и отправился в отель, и там персонал сказал мне, чтобы я не выходил из гостиницы. Я последовал совету местных и отказался от вечернего похода в ближайший ресторан. Конечно, нельзя сказать, что я был на волосок от гибели, но ощущение было неприятное. Обескураженный, я снова тупо уставился в телеэкран, но на сей раз телепросмотр несколько раз прерывали своими звонками и электронными сообщениями обеспокоенные друзья, как старые, так и новые (мои замечательные гиды). 5 апреля я прилетел в США и тут же узнал, что президент Трамп запустил полсотни с лишним крылатых ракет по Сирии, дабы дать понять жестокому лидеру этой страны, что Америка больше не потерпит применения им оружия массового уничтожения. В городе появился новый шериф, и это разозлило не кого-нибудь, а Владимира Путина. Народ задумался о перспективах американского туризма в России, по крайней мере, на ближайшее время. Перспективы не самые радужные.
24 марта, Москва. Во второй половине дня я прилетаю в аэропорт Домодедово, входящий в тройку международных московских аэропортов. DME, как пишут на багажных квитанциях, самый большой в России. в 2000 году он обслужил 2,8 миллиона пассажиров, а в 2015-м пассажиропоток вырос до 30 миллионов. Он находится в 42 километрах к югу от Москвы. Он огромен по сравнению с маленьким аэропортом Шереметьево, через который я улетал из России в 1985 году. В 1985 году в Шереметьево садилось мало самолетов, и он, как и ленинградский аэропорт, был грязный и запущенный. Домодедово — аэропорт современный, чистый и просторный, хотя его вряд ли можно назвать образцом аэропортовой эстетики. На паспортный контроль уходит более часа. В 1985 году наш самолет был единственный в Шереметьево, готовившийся к вылету, а сейчас их гораздо больше, и поэтому очереди вполне естественны. Если посмотреть на список из 30 самых загруженных аэропортов в мире за 2015 год, то мы увидим, что международный аэропорт Хартфилд-Джексон в Атланте занимает в нем первое место, поскольку он принял 101 миллион пассажиров. На 30-м месте международный аэропорт Джорджа Буша в Хьюстоне с 42 миллионами пассажиров. Так что DME еще не скоро попадет в этот список. Москва с населением 16 миллионов человек занимает 15-е место в списке самых густонаселенных мегаполисов, в то время как Атланта с ее пятью миллионами стоит на 75-м месте. Тем не менее, быстрый рост Москвы вызывает глубокое впечатление. Из-за пробок я ехал до своей гостиницы полтора часа, причем последние два километра заняли как минимум 30 минут. Некоторым музыкантам из Национального симфонического оркестра, приехавшим на пару дней позже, пришлось ехать до гостиницы два с половиной часа, так что мне еще повезло. Я поселился в роскошном отеле Four Seasons Moscow, расположенном рядом с Красной площадью. Приятная новость: там не было дежурных на каждом этаже, внешне и своими манерами похожих на тюремных надзирательниц. В 1985-м эти дамы забирали у меня ключ от номера всякий раз, когда я уходил, и выдавали по возвращении. В тот вечер я ужинал в главном гостиничном ресторане Quadrum, откуда открывается ослепительный вид на вечерний Кремль. Кухня была классная — итальянская, международная. Питался я гораздо лучше, чем в 1985 году, это точно. Начал я с водки (это же Россия, американцы), потом попробовал классический коктейль Negroni, у которого своя история, берущая начало в 1919 году. Флорентийский граф Камилло Негрони попросил бармена в ресторане (ресторан с тех пор дважды поменял название, но по-прежнему работает) налить в коктейль Americano джин вместо содовой. Чтобы новый коктейль отличался от предшественника, бармен украсил стакан слайсом апельсина вместо лимона, подчеркнув тем самым значимость нового творения.
25 марта, Москва. На небе то облака, то солнце, а я со своим гидом еду в город Клин (находящийся в 85 километрах от Москвы) чтобы посмотреть последнее место жительства великого композитора Петра Чайковского. Дорога свободная, но на нее уходит полтора часа из-за ограничения по скорости (60 километров в час). В субботу машин мало, но не только из-за того, что выходной. Просто местные жители стараются не ездить по новой дороге, которая платная. Сам дом композитора очаровательный, в нем много оригинальной мебели. В отдельном здании есть концертный зал, где тоже немало памятных вещей. В своей новой книге «Подмосковные вечера. Ван Клиберн: как один человек со своим фортепиано растопил лед холодной войны» (Moscow Nights: The Van Cliburn Story — How One Man and His Piano Transformed the Cold War) Найджел Клифф (Nigel Cliff) рассказывает историю о первом Международном конкурсе имени Чайковского в Москве в 1958 году. Он отмечает, что мировая слава пришла к Клиберну после исполнения Первого концерта для фортепиано Чайковского. В честь победы на конкурсе ему устроили торжественный прием на Бродвее и удостоили многочисленных почестей и наград. Увы, свой мега-триумф 1958 года Клиберн не смог повторить. Но автор отмечает одну художественную странность. Первый концерт для фортепиано Чайковского в исполнении Клиберна был с самого начала дико популярен в Штатах, но в России он долгое время не пользовался успехом. В конце экскурсии был один забавный момент. Меня привели в комнату с CD-плеером и предложили выбрать и послушать любимое сочинение композитора. Я выбрал первую часть Первого концерта для фортепиано Чайковского — но мне сказали, что в музее ее нет! Когда мы ехали обратно, мой гид Марианна рассказала мне, что в детстве родители водили ее в 1958 году на конкурс, и она слушала Клиберна. Это был один из самых ярких моментов в ее жизни. Марианна до сих пор хранит билет. Поскольку отец у нее был ученым, а мать музыкантом, они имели право не только на отдельную квартиру, но и на бесплатные билеты на различные культурные мероприятия. Она приходила в восторг от великой русской музыки, танцев и театральной классики. По приезде в город у меня еще оставалось время, и я посетил Музей космонавтики, перед которым находится взмывающий в небо памятник. В музее есть материалы и о достижениях американской космонавтики. В тот вечер я ужинал с друзьями, которые тоже приехали накануне начала турне. Мы отправились в «Кафе Пушкинъ», где попробовали феноменальную русскую кухню в шикарной обстановке. Поскольку в том месте множество уличных заграждений и запрещены повороты направо, до ресторана мы добирались более 20 минут, а обратно ехали менее 10.
26 марта, Москва. В ресторане гостиницы я попробовал блины. Они там легкие, как перышко, и совершенно не похожи на те, что мы обычно едим в Америке. Погода стоит ясная и солнечная, и гид везет меня за 70 километров от Москвы в средневековый монастырь Троице-Сергиева лавра. (Лавра — это вид греческого монастыря.) Я фотографирую виды редкой красоты: огромное количество маковок православных церквей, которые купаются в ярком солнечном свете. После возвращения мы плотно обедаем в ресторане Savva в легендарном, недавно отремонтированном отеле «Метрополь». Еще у нас остается время для посещения Музея-усадьбы Толстого. Потом я пью чай с гидом, который сопровождал меня в 2013 году в железнодорожной поездке по маршруту Шелкового пути через три из пяти «станов». Остряки называют эти страны собирательно «Дженнифер Энистан» в честь любимой актрисы. Вечером я ужинаю с только что приехавшими друзьями из Чарльстона.
27 марта, Москва. Чарльстонцы, с которыми я ужинал прошлым вечером, едут со мной смотреть московские достопримечательности. Но в Москве холодает, небо затягивают серые тучи, и после славных выходных начинается дождь. В это время года погода в Москве не так уж и плоха. Когда я улетал из Вашингтона, там было так же холодно, как сейчас в Москве, примерно минус пять градусов. Мы не жалуемся. Ровно 49 лет назад Ван Клиберн провел свой первый полный день в Москве, готовясь к конкурсу, который сделал его известным на весь мир, и за день до этого в Москве было минус 23 градуса. Да и после его приезда температура не поднималась выше нуля. Мы посещаем Новодевичий монастырь и кладбище, где упокоилась целая кавалькада российских и советских героев. Сначала это была крепость, построенная в 1524 году, которая в царские времена видела немало сражений. Монахини спасли ее от наполеоновских легионов, а Советы превратили монастырь в музей, правда, позже вновь открыли там Храм Успения Пресвятой Богородицы. На кладбище похоронены в основном выдающиеся деятели советской эпохи, но там также находится могила Антона Чехова. На Новодевичьем нашли последнее пристанище два руководителя государства (Никита Хрущев и Борис Ельцин), два знаменитых композитора, неоднократно отмеченные Сталинскими премиями (Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович), а также бывший музыкант Национального симфонического оркестра Мстислав Ростропович, которому в середине 1970-х позволили эмигрировать и присоединиться к своему товарищу-диссиденту Александру Солженицыну. Для меня крупной фигурой был Хрущев, который руководил СССР с 1957 по 1964 годы. При нем Советы запустили спутник, при нем произошел Карибский кризис, и он дважды бывал с визитами в США. В 1959 году он не побывал на Манхэттене, где в то время рос я. Во время своего визита он посетил Диснейленд и отобедал с голливудскими знатными особами. Посадили Хрущева рядом с Мэрилин Монро, а его супруга Нина Хрущева сидела рядом с Бобом Хоупом и Фрэнком Синатрой. Нина очаровала своих соседей по столу, а вот Никита Хрущев Мэрилин не понравился. Нашла ли она привлекательным Хрущева, который вряд ли был похож на ее супруга Джо Ди Маджо? Мэрилин уверенно сказала, что нет (Ох, Мэрилин, жила бы ты в России, никакой свободы выбора у тебя не было бы.) На Манхэттене Хрущев побывал в сентябре 1960 года, где стучал ботинком по трибуне Генеральной Ассамблеи (вызвав тем самым дебаты, типичные для штата Джорджия). Но поколение беби-бума запомнило Хрущева по песне из комедии про полицейских «Патрульная машина 54». А что до Ростроповича, то Слава, как его все называли, 17 сезонов отработал дирижером в Национальном симфоническом оркестре (1977-1994 годы). Это был очаровательный человек и непревзойденный виолончелист. Работая музыкальным руководителем (дирижером) оркестра, он отобрал половину его состава, существенно повысив уровень выступлений. Мы посетили несколько прославленных станций московского метрополитена, включая «Маяковскую», расположенную неподалеку от нашего отеля (возможно, я уже видел их в 1985 году). Вечером мы ужинали с группой друзей Национального симфонического оркестра (35 человек, в основном попечители) в ресторане азиатской кухни «Турандот». Это изысканное заведение, находящееся рядом с «Кафе Пушкинъ». На первом этаже там стоит белый рояль. Когда мы вошли, звучала песня As Time Goes By из кинофильма «Касабланка». Я поднял рюмку водки, чтобы выпить за актеров Рика, Сэма, Ильзу и за саму картину.
28 марта, Москва. Утром погода была самая отвратительная за все время моей поездки. Шел холодный дождь, дул пронизывающий ветер, вырывавший зонты из рук у прохожих. А мы бродили по Кремлю. Маркиз де Кюстин написал книгу «Россия в 1839 году», которую сравнивали с «Демократией в Америке» Алексиса де Токвиля. Там маркиз назвал Кремль «сатанинским монументом» и «местом, которое вполне подошло бы некоторым персонажам "Апокалипсиса"». Кюстин писал: «Подобно скелетам гигантских древних животных, Кремль доказывает нам, что мир, в реальности которого мы все еще продолжаем сомневаться, даже находя его останки, все же существует». Наше посещение, слава Богу, прошло намного спокойнее и безмятежнее. Мы побывали в блистательной Оружейной палате, увидели внутреннее убранство Успенского собора Русской православной церкви, а в Алмазном фонде поглазели на бриллиант «Орлов» на 190 карат, подаренный Екатерине Великой (годы правления 1762-1796) ее самым знаменитым любовником графом Орловым. Мы прошлись по Красной площади, а затем направились в современный ресторан Bolshoi, чтобы насладиться шикарной русской кухней. После обеда у нас была экскурсия за кулисы прославленного Большого театра. Мы посмотрели, как репетируют балерины, прошлись по изысканным помещениям на верхних этажах. Я рассказал нашему экскурсоводу, что в 1914 году моя тетушка Хелен, которой в то время было восемь лет, видела легендарную приму-балерину Анну Павлову, танцевавшую в Нью-Йорке. Она улыбнулась. Вечером мы отведали провизию Спасо-Хауса, как называют шикарную резиденцию американского посла. Перед этим мы послушали прекрасный дуэт музыкантов оркестра пианистки Лизы Эменхайзер и альтиста Дэниела Фостера. Дэн исполнил скрипичную партию чудесного «Вокализа» Рахманинова — исполнил так, будто он играет ее долгие годы, хотя на самом деле это был первое исполнение. Я познакомился с дочерью Славы Ольгой Ростропович и сказал, что она столь же прелестна, как и ее покойная мать оперная певица Галина Вишневская, и такая же очаровательная, как ее родители. Национальный симфонический оркестр стал первым американским коллективом, приглашенным для участия в Международном фестивале Ростроповича, который был учрежден в 2009 году. Здесь уместно еще раз вспомнить Ван Клиберна. В 1958 году юная звезда виолончелист Слава и его жена Галина пригласили его на ужин. Ван приглашение принял. Они говорили об опере и о фортепиано (Слава тоже играл на нем). Слава поведал Вану знаменитый афоризм Шопена, что фортепиано это не десять пальцев, а десять прекрасных голосов.
29 марта, Москва. Утро началось с моего второго посещения Третьяковской галереи. С первого визита прошло 32 года, но она по-прежнему настоящее сокровище. Затем поздний обед в ресторане «Живаго», расположенном в реконструированном и осовремененном отеле «Националь». (Я жил там в 1985 году.) Я получил огромное удовольствие от великолепной котлеты по-киевски. Там работают восхитительные официантки, ничуть не похожие на тюремных надзирательниц. Но основным блюдом стал вечерний концерт. Он состоялся в прославленной Московской консерватории с ее идеальной акустикой и звучанием. Виолончелистка из нашего оркестра Алиса Вайлерштайн исполнила дьявольски сложный концерт Шостаковича №1 для виолончели. Алису, которая однажды играла со Славой, вызвали на бис. Зал был восхищен. Российская аудитория предпочитает ритмичные аплодисменты какофонии рукоплесканий с криками «браво». Вечер завершается утонченным приемом в консерватории.
30 марта, Москва/Санкт-Петербург. Мы покидаем Москву на высокоскоростном поезде «Сапсан», который преодолевает 635 километров до Санкт-Петербурга за три с половиной часа, делая всего две остановки. Поезд может разгоняться до 250 километров в час. Едет он плавно, обслуживание в поезде хорошее. Вебсайт поезда сообщает, что в сегодняшнем сервисе полностью отсутствует грубость советских времен, что его проводники по-современному дружелюбны и обходительны. (Как мне кажется, сегодня советский сервис можно увидеть на самолетах United, чьи бортпроводники отнюдь не дружелюбны.) В поездке я убиваю время, рассматривая заснеженный ландшафт. Но трещины на внешней стороне стекла говорят о том, что в него когда-то что-то попало (надеюсь, это не детишки бросали камни). Прибыв в Санкт-Петербург, мы едем по Невскому проспекту, где сегодня полно машин и пешеходов, а также роскошных магазинов. На улице солнечно, что весьма необычно для Питера. Поселившись в петербургском отеле Four Seasons, я воспользовался хорошей погодой и отправился на прогулку, чтобы сфотографировать здание Адмиралтейства. Мне удается заснять ярко блестящий в солнечном свете шпиль Адмиралтейства. Потом мы посещаем легендарный музей Эрмитаж, причем после его закрытия. Какое же это наслаждение — посмотреть картины Рембрандта, когда вокруг не кишат толпы туристов. Ужинаем мы в Мраморном дворце. Я хитростью выклянчиваю возможность исполнить для нашей группы As Time Goes By, Stardust и русский классический романс «Очи черные». Местные музыканты потчуют нас фольклорной музыкой.
31 марта, Санкт-Петербург / Пушкин. Еще один солнечный день — с погодой нам явно везет. Екатерининский дворец в Царском Селе, где я побывал впервые в 1985 году, когда там шла масштабная реконструкция, сейчас в основном отремонтирован. Мы смотрим восхитительную Янтарную комнату, а потом нам показывают ее реставрационную мастерскую. Затем поздний обед в американском консульстве. Я беседую с петербуржцами о том, как сильно изменилась Россия за 32 года. Вечером Национальный симфонический оркестр дает прощальный концерт в ослепительно белом зале филармонии, чья акустика ничуть не уступает Московской консерватории. В этот вечер звучит Восьмая симфония Шостаковича, после чего оркестр исполняет «Грустный вальс» великого финского композитора Яна Сибелиуса.
1 апреля, Санкт-Петербург. Это последний день, который мы проводим все вместе. Погода малооблачная, и мы отправляемся на экскурсию в эффектную Петропавловскую крепость постройки 18-го века. В царские времена это была тюрьма, и там сидели многие известные оппозиционеры. Она расположена на острове на Неве, и внутри нее находится блистательный Петропавловский собор. Затем мы осматриваем церковь с мрачным названием Храм Спаса-на-Крови. На этом самом месте в 1881 году анархисты устроили засаду «царю-освободителю» Александру II (который дал свободу крепостным). Как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Обедаем мы в ресторане «Мансарда» на крыше, и там нам в качестве первоапрельской шутки предлагают десерт «Камень и песок». На самом деле, это обычное мороженое. После обеда мы идем в великолепный Исаакиевский собор. Наше шестидневное пребывание в России мы завершаем экскурсией в Юсуповский дворец и восхитительным ужином там же. Дворец этот назван именем князя, который возглавил заговор с целью убийства «безумного монаха» Григория Распутина. Этот старец буквально околдовал последнюю императрицу Аликс. Она страстно верила, что только Распутин сможет вылечить от гемофилии царевича Алексея, который был единственным наследником династии Романовых мужского пола. (Беспорядочные браки между кровными родственниками наносили тяжелый урон европейским королевским семьям.) Нам показали небольшое, но восхитительное выступление пианиста и двух оперных певцов из прославленного Мариинского театра. Обедали мы во дворце, а местный пианист исполнял то, что можно назвать коктейлем из классической музыки. В основном это были вальсы Шопена, которые явно улучшают аппетит. В конце я предложил своим товарищам финальный аккорд на прекрасном белом рояле под названием «Красный Октябрь» (ни больше, ни меньше). Исполнил я «Лунный свет» Дебюсси.
2 апреля, Санкт-Петербург. Турне нашего Национального симфонического оркестра подходит к концу. Я остаюсь один и посещаю музеи Достоевского, Римского-Корсакова и Пушкина. Экскурсовод в музее Достоевского рассказывает мне, что 16-летние школьники в России читают классическое произведение писателя «Преступление и наказание». Я спрашиваю, касается ли это только учеников элитных школ, и слышу в ответ, что это обязательное произведение для всех школьников. На меня это производит большое впечатление. Мне интересно, смогут ли прочесть «Преступление и наказание» хотя бы ученики старших классов из американских привилегированных частных школ. В музее Римского-Корсакова экскурсовод разрешает мне поиграть на фортепиано, на котором когда-то играл этот композитор. Я не разучивал его музыку (хотя она великолепна), если не считать «Песню индийского гостя». Но это было полвека тому назад, и я давно все забыл. Поэтому я исполнил Прелюдию до-диез минор Рахманинова, которую, к моему удовольствию, очень хорошо восприняли сотрудники музея. Это был мой финальный аккорд из музыкальной дипломатии во время поездки. Эта прелюдия была любимым сольным номером публики в исполнении композитора. Критики прозвали ее «Колокола Москвы», потому что в этом городе в то время было 1 600 церквей (композиторы редко дают названия своим произведениям). Рахманинов возненавидел свою прелюдию, потому что ее хотели слушать все. В тот вечер я посмотрел в почтенной Мариинке классический балет конца 19-го века «Баядерка». Получил огромное визуальное и музыкальное удовольствие.
3 апреля, Санкт-Петербург. Я отправился в изысканный Музей Фаберже. Карл Фаберже изготовил около 50 яиц для последнего русского царя Николая II Романова и для его семьи. Еще 11 было сделано для других заказчиков. Затем я со своим гидом Юлией поехал на метро. Я осмотрел самую старую станцию питерского метрополитена, построенную в 1955 году (первые станции в Москве открылись в 1935 году). Свое путешествие я завершил в Музее русской водки, где и отобедал после экскурсии в ресторане. Пять рюмок помогли мне пережить страшную новость о теракте, которую я узнал, вернувшись в отель. Там есть даже водка «Калашников», которую продают в бутылке, оформленной как знаменитый АК-47. Нехорошо. Эта семья должна делать оружие. На мой взгляд (вернее, вкус) лучшая из водок, которые я попробовал, это Beluga Gold.
4 апреля, Санкт-Петербург / Павловск. Собираю вещи и еду в Павловск вместе с попутчицей из Национального симфонического оркестра, которая тоже решила задержаться в Питере. Там мы обедаем в сельском ресторане «Подворье», любимом месте Владимира Путина. Это настоящее сокровище. Мы наслаждаемся русской кухней, заказав обед из пяти блюд от шеф-повара. Отсюда 30 минут езды до стильного и современного аэропорта Пулково. Мой второй визит в Россию завершен.
Россия 2017. Наблюдения. Гостиничные номера были шикарные, удобства (особенно санузлы) намного лучше, чем раньше. Люди охотно идут на контакт, все улыбаются, много смеха. Если и был дефицит улыбок, то он вполне объясним, и разъяснения дала наш очаровательный гид по Питеру Екатерина. Причина в языке. Русские согласные произносятся в основном с поджатыми губами, а в английском согласные произносят чаще всего с раскрытыми губами. Но Екатерина улыбалась чаще, чем я. Однако и здесь все объяснимо: она симпатичная и намного более очаровательная. В стране с любовью восстанавливают исторические места и памятники, реноваций огромное множество. Там ревностно сохраняют великое классическое искусство. Российская аудитория утонченная и дисциплинированная. После симфонии Шостаковича на заключительном концерте дирижер Кристоф Эшенбах 20 секунд не опускал руки, и еще 10 секунд у него ушло на то, чтобы опустить их и подать слушателям сигнал о том, что представление закончено. Люди молчали, впитывая музыку, которая только что прозвучала. В зале не было слышно ни шороха. Едва ли американская публика на такое способна. В целом, несмотря на наши геополитические разногласия, многие россияне сегодня намного состоятельнее, чем в 1985 году. Безусловно, основная часть России за это время изменилась меньше, чем два ее крупнейших города. Но процесс модернизации огромной страны, в которой 11 часовых поясов, и которая пережила 75 лет большевистской тирании, это задача не одного поколения. А начали русские впечатляюще.
Россия 2017. Заключение о Клиберне и о Национальном симфоническом оркестре. Во время окончательного голосования 15 из 17 членов жюри проголосовали за Вана, в том числе, прославленные российские пианисты Святослав Рихтер и Эмиль Гилельс. Казалось, победа Клиберну обеспечена. Но члены жюри знали, что власть предержащие надеются на победу русского музыканта в этом новом престижном конкурсе. Поэтому жюри решило посоветоваться с Министерством культуры. А оно переложило ответственность с себя на самого Хрущева. Министр культуры доложил Никите Хрущеву, что проблема в американском пианисте, который «играет очень хорошо». Хрущев спросил: «А что о нем говорят остальные? Он лучший?» Министр ответил: «Он лучший». Тогда Хрущев приказал: «В этом случае, дайте ему главный приз». В 11 часов вечера Вана вызвали обратно в концертный зал, чтобы перед избранной аудиторией записать два его последних номера: концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром № 3 ре минор и Первый концерт Чайковского. На запись концерта Рахманинова ушло четыре часа, а записывать концерт Чайковского закончили уже на рассвете.
Думаю, музыканты из Национального симфонического оркестра понимают, что чувствовал в 1958 году Ван Клиберн, когда он сказал российской публике:
Я ходил там, где ходили Чайковский, Рахманинов, Скрябин и другие великие музыканты. Я тронут оказанным мне сердечным приемом. Это огромное удовольствие — играть для русских, которые являются такими тонкими любителями музыки. Дружелюбие аудитории воодушевило меня, и у меня возникло чувство, что я играю лучше, чем обычно…. Я счастлив быть на родине замечательных русских композиторов, к чьей работе я испытываю глубокое уважение.
Думаю, то же самое можно сказать о старых и новых друзьях Национального симфонического оркестра, которым посчастливилось сопровождать его в триумфальном турне в честь его четвертого музыкального руководителя. Слава был олицетворением непревзойденного музыкального мастерства, а также неугасимой любви к семье, друзьям и всему человечеству. Та великая музыка, которую он нам оставил, и тот американский оркестр, который он преобразил, продолжают нести классические музыкальные традиции Запада на высочайшем художественном уровне.
Джон Вольстеттер — старший научный сотрудник организации Discovery Institute и лондонского Центра политических исследований, автор книги «Sleepwalking With the Bomb» и создатель блога Letter From the Capitol.
