Дядя Антонин сбежал с принудительных работ в начале апреля 1945 года, когда дела Германии были уж совсем плохи. Какое-то время он провел в прифронтовой зоне, а потом пересек линию фронта и оказался на территории, отвоеванной Красной армией. Поняв, что прыгнул из огня в полымя, вернулся на немецкую сторону, окончательно оставив позади линию боев, и отправился через Судеты (там его, на удивление, несколько раз накормили, хотя было ясно, что он беглый чех), а потом через Протекторат в Прагу. В конце апреля он пришел к родителям в Жижков на улицу Рогачова 75, которая тогда называлась Перштинова площадь дом, кажется, четыре. Там дядя дожидался окончания войны.
Когда дядя вернулся с баррикад, которых вокруг было полно, танки Красной армии уже грохотали на Брненской улице, а до этого были слышны на Виденьской и Подебрадовой, которая потом стала Проспектом Конева. Сестры Антонина, в том числе моя мама, пошли на Перштинову площадь, чтобы нарвать сирени.
Антонин только сказал тогда: «Девчонки, не слишком радуйтесь. По пути сюда я узнал их. Мы избавились от одних — пришли другие».
Поистине пророческие слова.
Он испытал это на собственной шкуре. После 1948 года он навсегда остался бетонщиком, потому что негативно отозвался о коммунистической СА и СС — Народной милиции. И дяде еще повезло, потому что сначала вместо бетона ему грозил уран где-то в концлагере под Пршибрамом или Яхимовым.
Тогда уже реальность перевернулось с ног на голову. Уродливая идеология кровавого манифеста скрыто вбирала немецко-нацистскую теорию о предопределенности по крови. «Мы славяне, мы одной крови!» и «Самый большой славянский народ, наши освободители, вечные и предопределенные лидеры — русские!». Эдакие сверхславяне. Сверхлюди. В книге «Повесть о настоящем человеке» Борис Полевой передает диалог между красным комиссаром Воробьевым и безногим летчиком Мересьевым. Тот говорит в отчаяние, что уже никогда не будет летать, что не может, и что это выше возможностей человека, у которого нет ног. А Воробьев на это отвечает: «Но ты не обычный человек. Ты — советский человек!» Сверхчеловек.
Да, дядя Антонин был прав. Одни ушли, а другие пришли. Прекрасные сверхлюди.
И с ними пришел русский миф о Второй мировой войне. Да, во время правления одной партии у нас интерпретация истории этой катастрофы совпадала с московским мифом. С чем-то похожим на былины о Владимире Красно Солнышко, богатырях Добрыне Никитиче, Чуриле Пленковиче, Илье Муромце, мореходе Садко, волшебнике Кощее, Соловье-Разбойнике, коне Бурушке-Косматушке…
Я ничего не имею против народных мифов. Они формируют сознание и подсознание народа, и не будь их, не было бы народного самосознания. Но чем новее мифы, тем они опаснее для современной истории, тем больше они искажают реальность. Многие из этих мифов наполнены отвратительными националистическими стереотипами. И к ним относится миф о Великой Отечественной войне.
Для нас он еще опаснее потому, что, приняв этот русский миф, мы превращаемся в его контексте в должников по гроб жизни. Мы становимся покорными невольниками, которые должны оставаться связанными со своими спасителями и великими победителями. И, кстати, чешское общество заражено этим мифом настолько, что по-прежнему готово играть роль благодарного (славянского) подданного.
Поэтому давайте терпеливо разберемся. Вторая мировая война не ограничивалась 22 июня 1941 года, когда Гитлер нарушил слово диктатора, данное диктатору, и восьмым или девятым мая 1945 года, когда диктатор участвовал в триумфе над диктатором.
По мнению некоторых историков, начало Второй мировой надо искать еще в 1937 году, когда Япония напала на Китай. Это была мировая война. Не европейская. Совсем не русско-немецкая. Не та легендарная и «единственная» Великая Отечественная.
В Европе война началась первого сентября 1939 года с нападения Германии на Польшу и с последовавшей реакции Франции и Великобритании. Удар по Польше был нанесен не одним государством. Через несколько дней после первого сентября 1939 года на бедных поляков напали и советские вооруженные силы. Германия и Советский Союз подписали договор, названный пактом Молотова-Риббентропа, на основании которого они поделили досягаемую для них Европу.
Вечные «стратегические» аргументы о том, что Сталин оккупировал Польшу, чтобы подготовить плацдарм для войны с Германией, не имеют под собой оснований. Кроме того, после такого псевдо-объяснения неизбежно встает вопрос: неужели для безопасности границ нужно было убивать 20 тысяч польских офицеров и представителей интеллигенции в Катыни? А еще несколько тысяч отправить в концлагеря и поубивать где-то на русских просторах?
Действительно ли для собственной безопасности необходимо было оккупировать и насильственно русифицировать прибалтийские государства? Без объявления войны напасть на мирную Финляндию и из-за этого пожертвовать местом в Лиге Наций? Для справки: с 1933 по 1939 год из Лиги Наций были исключены или вышли сами Германия, Япония, Италия и Советский Союз. Этот ряд кое-что говорит о сходстве данных государств, не так ли?
Агрессивное участие Советского Союза как державы в развязывании войны в Европе неоспоримо и неопровержимо. То, что тоталитарная коалиция распалась, а ее члены сошлись в схватке, ничего в этом факте не меняет. Так и заканчиваются диктаторские союзы.
Поэтому извечный аргумент о том, что если бы не было русских, и нас бы тут не было, не имеет смысла. Он, в первую очередь, противоречит истории: ничего подобного не начиналось, поэтому вряд ли этим можно аргументировать. Бесспорно, в чудовищной немецкой машине вынашивались планы об истреблении или онемечивании славян. Но вопрос, приступили бы к их реализации или нет. Даже если допустить, что да, тогда мы должны принять и другое подобное «если»: если бы в 1940 году Гитлер пришел к Сталину и сказал ему: «Дядя Йося, мы истребим чехов. Если ты не будешь возражать, то и мы промолчим, когда ты поубиваешь эту прибалтийскую мелочь!» — они подняли бы за это бокалы (Гитлер — с чаем, потому что был трезвенником, что, однако, не лишило бы двух великих людей желания поднять тост). Потом Йося дал бы Дольфи несколько ценных рекомендаций о том, как эффективнее истреблять славянский народ. Ведь совсем недавно Сталин набрался опыта в геноциде славянских украинцев. «Все, дорогой Дольфи, можно сделать так, что в итоге их даже не придется убивать — они сами от голода сожрут друг друга!!!» И они рассмеялись бы, Правители и Хозяева.
Тот, кто сомневается в беспринципности этих двух господ, в частности, Сталина, пусть прочитает мемуары немецкой коммунистки, подруги Милены Йесенской Маргарет Бубер-Нойман. Чудовищные поступки, к которым, несомненно, относится выдача гестапо немецких коммунистов, бежавших в Москву от Гитлера, в Советском Союзе были в порядке вещей. Это самое явное доказательство союза двух держав, страдающих от одинаковых синдромов. С одной стороны, «мы избраны для миссии спасителей», а с другой — ощущение изгойства и постоянной опасности. Как видно, это ощущение осталось с русскими до сих пор. Должно быть, от жуткого отрезвления у немецких революционных левых, которых офицеры НКВД привезли гестаповцам в подарок от «господина Сталину господину Гитлеру», тогда перехватило дух.
Как еще кто-то может считать, что Советский Союз освободил нас из-за любви и расистского славянского кровного братства? Поляки — тоже славяне. И украинцы. Но разве русские симпатизировали им? Украинцев, как уже было сказано, они чуть не уморили голодом. И если бы захотели, то довели бы дело до конца.
Нет, русские пришли сюда не из-за любви, как поют наивные чешские поэты. Они пришли за территорией, за ураном, за тяжелой промышленностью… Ну и провести «время» в частном порядке. Скажем, пощупать барышень.
И не стоит удивляться, что наши мамы и тети думали по-другому и обрывали кусты сирени. Они ничего не знали. Зажмурив оба глаза, можно было принять происходящее за братское спасение. В особенности, когда пропаганда так умело обманывала.
Нам казалось, что война закончилась и русские — ее герои.
Но она отнюдь не закончилась, а продолжалась еще несколько месяцев. Япония капитулировала приблизительно только через месяц после двух ударов, которые люди едва могли вынести: после Херосимы и Нагасаки. Да, действительно, скорее всего, не будь бомбы, цинично названной милым «Малышом», в дальнейшей войне погибло бы намного больше людей. Однако здесь ситуация похожа на Дрезден: Бойня номер пять. Случившееся мучит и вызывает отторжение.
В этой неевропейской части войны Советский Союз вообще не принимал участия. С Японией у него был пакт о ненападении, что давало возможность японским боевым самолетам приземляться в кризисных ситуациях на советской территории между операциями в войне с США. СССР объявил Японии войну, только когда «Малыш» упал с неба и поднял гриб над Хиросимой.
Таким образом, определенное лицемерие есть в том, чтобы постоянно упрекать союзников в промедлениях с открытием так называемого второго фронта. Нельзя забывать, что США и Великобритания несли на своих плечах большой груз войны в Тихоокеанском регионе. Конечно, у русских не было ни военных, ни материальных, ни моральных сил, чтобы раньше вступить в войну со Страной восходящего солнца. Но пусть тогда они признают это и не делают вид, что весь груз разрушительного конфликта взвалили на себя.
Кстати, по поводу «второго фронта». Даже использование этого термина — шаг к советской, то есть русской модели войны. Неужели был один единственный европейский русско-немецкий фронт?
А фронт в Африке? В Атлантике? В Тихоокеанском регионе? Этих фронтов было…
Все это не означает, что кто-то отрицает невероятную храбрость советских солдат, пусть иногда и вынужденную, учитывая жестокие порядки в Красной армии. Вспомним описание у Солженицына: количество составов, везущих солдат на фронт, равнялось количеству эшелонов, везущих с фронта в лагеря на медленную смерть тех, кто «оплошал». Напомню также, что Сталин отказался подписать Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными, тем самым подвергнув своих солдат ужасным мучениям в немецком плену, а для «своих» советские пленные были презренными предателями. И, несмотря на все это, в этих парнях и девушках было какое-то великодушие. Но не будем верить болтовне о том, что в их душах была еще и любовь к чешским братьям-славянам и невероятное желание их освободить. Если бы Сталину по стратегическо-политическим причинам не нужна была Прага, он безжалостно оставил бы ее истекать кровью, как бросил Варшавское восстание.
С этим связано и постоянное отрицание бомбардировок союзниками Праги и Пльзеня. Бомбы, упавшие на Прагу, были трагической ошибкой. И во время войны их было много. Пльзень бомбардировали совершенно целенаправленно. Но не для того, чтобы ликвидировать промышленность, которая по Ялтинскому договору «отходила» к Восточному блоку. (Кстати, слова о том, что Ялта определила наше положение в послевоенной Европе, тоже неправда, так как нет доказательств, что о нас там вообще шла речь.) Причина авиационных ударов по Пльзеню была другой и простой: завод Škodа был работающим оружейным предприятием вермахта. Собственно говоря, последним. Кто бы не уничтожил завод, на котором производят смерть для его солдат? Любой — достаточно только хорошенько подумать и учесть еще и то, что перед ударом жителей Пльзеня предупредили в эфире лондонского радио.
Русские же этого не сделали девятого мая 1945 года, когда уже в мирное время засыпали чешскую землю бомбами и убили сотни человек только потому, что побежденные немецкие солдаты не остановились, как им было предписано договором, а продолжали бежать к американцам. И тогда пьяных советских пилотов (об этом известно из их собственных опубликованных мемуаров) посадили в кокпиты и дали приказ сбросить на Млада-Болеслав, Мелник и другие узловые пункты на шоссе и железных дорогах бомбы. В первый день мира русские посеяли у нас смерть.
Таким образом, нельзя отрицать решающий вклад русских в победу в их Великой Отечественной войне. Нельзя также не признать, что с ней связано и наше освобождение. Но оно было в целом «побочным продуктом» в ходе расширения Великорусской территории, своего рода «Натиском на Запад». И никакой великославянской любви и желания помочь не было. Давайте признаем, что и этого в данных обстоятельствах достаточно. Однако не будем усердно дуть в победные русские фанфары. Мы были добычей, а не братьями.
Что касается остальной части войны, то признаем за русскими все, что им причитается. И хорошее, и плохое, включая их дьявольский вклад в начало катастрофы.
Но давайте по-прежнему думать, что в тот момент, когда мы рвали в парках сирень, все было немного иначе… Да, дядя Антонин?!
