Les Echos: Только что Европа и Россия продлили взаимные санкции. Это хорошая новость для российской промышленности?
Денис Мантуров: Безусловно, санкции оказали негативное влияние на российскую экономику, ограничив доступ к иностранному финансированию. Мы к этому привыкли. Но в то же время санкции способствовали развитию отечественного производства. Честно говоря, мы полностью заинтересованы в их продлении! Благодаря эмбарго на импорт продуктов российский сельскохозяйственный сектор растет на 4-5% в год.
Производство сельскохозяйственной техники увеличилось на 20% по сравнению с 2014 годом. Западные санкции подстегнули рост и других отраслей: машиностроения, химической промышленности, фармакологии, авиационной индустрии. В выигрыше оказалась и сфера производства нефтегазового оборудования: раньше 70% закупок делалось за границей; сейчас эта цифра ниже 50%. Нефтегазовые компании создали альянсы с российскими и зарубежными поставщиками, работающими в России.
— Российское промышленное производство выросло за год на 5,6%. Это признак выхода из рецессии?
— Этот рывок объясняется отчасти климатическими особенностями: весна в этом году была холоднее, чем обычно [поэтому производство газа и угля увеличилось прим. автора]. Но этот рост вписывается в тенденцию к повышению индекса деловой активности (PMI), отмеченную уже три квартала подряд в отношении закупок нового оборудования. Это вполне подтверждает общий подъем, наметившийся после спада. К концу года мы прогнозируем общий рост промышленного производства на 2-3%.
— Несмотря на обещания диверсификации и модернизации, российская экономика по-прежнему также зависит от нефти и сдерживается низкой производительностью…
— За период двух кризисов 2008 и 2015 года мы много сделали для диверсификации нашей экономики. Нефть и другие природные ресурсы раньше представляли собой более половины наших экспортных доходов. Теперь их значение стало ниже 50%.
Производительность остается серьезной проблемой. Когда мы модернизируем отрасли нашей промышленности, повышается производительность, однако при этом снижается занятость. Настоящая дилемма. Поскольку нам нелегко создавать новые рабочие места в новых секторах, чтобы восполнить эти потери. Проблема остаётся и в низкой мобильности рабочей силы. Во Владивостоке, после бума дальневосточной экономики, у нас образовался дефицит кадров, который составляет 7 тысяч и нам никак не удается восполнить эти потери при помощи рабочей силы с запада России.
— Отсутствие доверия к правовой и налоговой политике все еще препятствует развитию малого и среднего бизнеса, еще очень слаборазвитого в России?
— Мы делаем все, чтобы создать благоприятные условия для малого и среднего бизнеса — ключевого сектора для любой развитой страны. В регионах мы создали экономические зоны. Например, мы экспортируем алюминий, но импортируем готовые изделия из алюминия. Абсурд! Через сеть малых и средних предприятий нам необходимо содействовать организации переработки этих изделий на местах. Конечно, это возможно посредством изменений в правовой и налоговой базе, с тем чтобы повысить доверие со стороны предпринимателей. Сегодня уже нет тех страхов, как раньше. Но здесь еще присутствует и вопрос изменений в менталитете. Во Франции на это понадобилось время, а Россия вышла из коммунистической государственной системы всего 27 лет назад.
— За последние три года не был запущен ни один франко-российский проект. Это проблема доверия?
— В России зарегистрировано более 470 французских компаний! Приезжают те, кто верит в Россию и в наш евроазиатский союз. Недавно Sanofi начала экспортировать инсулин, выпускаемый на ее заводе в России (20% продукции), и мы ведем переговоры об открытии еще одной линии.
Мы с удовлетворением отметили недавнюю рекапитализацию и новую стратегию Renault-Nissan на АвтоВАЗе. Мы приветствуем участие французских авиационных компаний в тендерах на наши будущие дальнемагистральные самолеты. Я много контактирую с нашими французскими партнерами на предприятиях и в посольстве. У нас нет проблем с доверием.
