В 2006 году вышла книга русского писателя Владимира Сорокина «День опричника». Когда ее в 2008 году издали на шведском языке, она получила имя «На службе Святой России», что привело к потере смысла оригинального названия и его отсылки к рассказу Солженицына «Один день Ивана Денисовича», зародыша, из которого потом вырастет описание ГУЛАГа.
Как и Солженицын, Сорокин рассказывает о гротескной системе — опричнине — через наблюдения и деяния одного человека в течение обычного дня. Читатель следит, как развивается обычный рабочий день государственного служащего Андрея Даниловича зимой 2027 года. Его работа? Убийца, насильник и мародёр. Опричник. Россия Сорокина — коррумпированная, брутальная и изуверская. Вокруг нее построили стену, отделяющую страну от внешнего мира, как в прямом смысле, так и в переносном, и в ней правит автократ, чья власть ничем не ограничена — с Божьей и своих опричников помощью.
Когда книга вышла, ее оценили как антиутопию или сатиру на современную Россию, но со временем она стала казаться все более пророческой — например, в 2027 году, согласно Сорокину, Крым — часть России. Сейчас мы знаем, что так и есть с 2014 года. В последнее время отсылки к опричнине становятся все более обычными, когда путинский режим анализируется как его сторонниками, так и противниками. Так что же означает это понятие, и почему оно актуализировалось?
Если говорить схематично, опричнина — это государство-паразит, где изначальное государство («земщина») — животное, на котором этот паразит живет. Первоочередная функция опричнины заключается в том, чтобы обеспечивать лояльность элиты и защищать систему от внутренних врагов. Новая элита — опричники, которые никак не связаны со старыми властными структурами — избирается лидером и освобождается от всякой ответственности, получает экстраординарные полномочия и доступ ко всем тем богатствам, до каких она только может дотянуться. Взамен эта элита должна быть непререкаемо лояльной к правителю и крушить все оппозиционные движения вне зависимости от того, в чем они выражаются. Статус опричника, богатство и сама жизнь, однако, зависят лишь от доброй воли правителя, и по его знаку все может в один миг прекратиться.
Пролог к исторической опричнине 1565-1572 года, возможно, самому ужасному государственно-правовому эксперименту в истории, начался 3 декабря 1564 года, когда Иван IV (Грозный) отказался от трона. Он покинул Москву со всем своим хозяйством к великому удивлению жителей. И ужасу. Дело в том, что Иван умело сыграл на страхе перед возможным хаосом. Очень скоро к нему пришли делегации от различных классов, чтобы выразить Ивану свою верность и молить, чтобы он вернулся к правлению государством.
Иван, который находился в своем имении в Александровской слободе, позволил себя уговорить и смягчился. Но не без условий. Он потребовал и получил мандат, который подразумевал, что законы, религия, традиции — все оказывалось под его властью. Иван инсценировал государственный переворот, и выдвинул еще одно требование — завести собственную опричнину. Термин можно перевести как «отдельный», «особый», а еще так в средние века обозначали удел, который выделялся знатным вдовам, в то время как остальное состояние распределялось между сыновьями умершего. Требования Ивана было выполнено, и он поделил государство на две части: опричнину и земщину.
Опричнина получила свое руководство и армию, и подчинялась напрямую Ивану Грозному, словно была его собственностью. Церковь, а также основная часть армии относилась к земщине, они сохранили старую структуру и управлялись боярами в Москве, которые также несли ответственность перед царем. Опричнина охватывала самые богатые города, лучшие куски земли и самую доходную торговлю. И для ее финансирования земщина облагалась опустошающими суровыми налогами.
Зачем Иван завел опричнину, вызывает споры, но нет никакого сомнения, что она была мощным инструментом террора. Достоверных цифр, сколько человек было тогда убито, нет, но хорошо характеризует опричнину событие, которое случилось в Москве 25 июля 1570 года — оно дает представление о том, каким привычным и масштабным было насилие. Тогда случилась четырехчасовая вакханалия, во время которой опричники просто упивались кровью. Во время нее было убито 116 человек, в том числе женщин и детей, самыми зверскими способами: кого-то сажали на кол, кому-то вырывали ребра, с кого сдирали живьем кожу. В финале царь лично перерезал горло больному старику, которого он до этого несколько раз проткнул копьем и кинжалом.
Первое время правления Ивана было отмечено реформами, экономическим процветанием и территориальной экспансией — во многом именно тогда была заложена основа той империи, которая появится позже. Но опричниной он практически задавил проект российской империи в зародыше. Террор и страдания опустошили страну экономически, морально и социально на целые поколения. Несмотря на это, опричнина стала образцом для более поздних правителей, которые хотели решить свои проблемы. Первым в голову приходит, очевидно, Иосиф Сталин.
Приближенные Сталина свидетельствовали, что он сам часто говорил о своем историческом родстве с Иваном. Он видел сходство между сложными отношениями того со своими боярами и собственными напряженными отношениями с руководителями коммунистической партии. Как Сталин, так и Иван были одержимы идеей очистки страны от внутренних врагов — «врагов народа» и «предателей» соответственно — и у обоих были свои элитные работники, поддерживающие эту чистоту: НКВД и опричники соответственно.
В 2012 году был организован «Изборский клуб», аналитический центр и место встречи для сторонников евразионизма. Эта ультраконсервативная идеология с мессианскими обертонами учит, что Россия должна восстановиться в виде империи, базирующейся на одной стране, и утверждать свою судьбу в противовес западным лжеучениям, в особенности либерализму и демократии.
Один из основателей клуба, историк Андрей Фурсов, описывает русскую историю как вечное движение маятника между опричниной и смутным временем (хаосом), которому последний пример — ельцинские 1990-е годы. Он считает, что концепция опричнины была и остается условием модернизации России.
Социолог Александр Дугин, первый представитель евразианизма, хотя его обычно и называют неофициальным главным идеологом Кремля, критически относится к сегодняшней системе. Он видит в коррумпированной и некомпетентной элите главную угрозу России. Поэтому он хочет, чтобы ее сменили на новую. Так как демократические выборы и правовое государство — это западная затея, Дугин рекомендует ввести новую опричнину, чтобы оживить систему. А из рядов оппозиционного политического спектра многие утверждают, что это уже свершившийся факт.
Путин начал свой путь в роли президента, собрав лояльный круг сотрудников, с помощью которых он смог покончить с тогдашними структурами власти и сформировать новую систему. Эта элита была награждена далеко идущей свободой от ответственности и правом использовать накопленные русским народом ресурсы как банкомат — сегодня многие из старых коллег и знакомых Путина в числе богатейших людей России.
До этого питавшаяся нефтью русская экономика уже некоторое время находится в состоянии анорексии и авитаминоза, так как последствия односторонней диеты дали о себе знать. А когда режим больше не смог основывать свою легитимность на растущем благосостоянии, Россия вошла в стадию мобилизации.
Кремль покопался в мусорной куче истории и добыл оттуда различные исторические артефакты. России опять изнутри угрожает «пятая колонна» и «иностранные агенты», а западные страны вступают в заговор с целью раздавить страну — нарратив, который заставляет Ивана Грозного и Сталина одобрительно кивать. В прошлом году новообразованная национальная гвардия из 400 тысяч человек была отдана под прямой контроль Путина, и в мае он подписал декрет, который дает командующему национальной гвардии право распоряжаться армией. Этим законом Путин отлично застраховал режим от переворота.
Конечно, аналогия между тем, как патологически устраивал дела государства параноидальный деспот 16 века, и современной Россией может проводиться лишь до определенного предела, особенно учитывая, что введенный в ранг государственного института террор, который использовался Иваном и Сталиным, отсутствует.
Но политическая идеология с корнями, уходящими в молодое государство Московию, которую Иван превратил в русскую парадигму, остается константой русской истории. Он утверждал, что именно лидер как личность — гарант стабильности, а не сильные государственные институты, и это означало, что права, обязанности, наказания, награды и имущество регулировались им, а не законами или другими официальными структурами. Иван пресекал любую критику против такого порядка, приравнивая ее к предательству и разбираясь с ней соответственно.
Именно такая концепция — больше, чем Маркс — сформировала Советский Союз. И точно так же продолжает формировать сегодняшнюю Россию.
