НЬЮ-ХЕЙВЕН — Прошлой зимой, стоя на вершине гранитной скалы в Сибири, я смотрел на то, что 100 лет назад стало первым объектом крупнейшей в мире системы особо охраняемых природных территорий мира. К западу от меня блестел Байкал, озеро более мили (1642 метра) в глубину. На востоке возвышались снежные пики, один из которых напомнил мне острую вершину скалы Хаф-Доум, символа национального парка Йосемити в США. Перед моим взором простирался Баргузинский заповедник, природоохранная зона, под защитой которой находится более 600 000 акров свободной от воздействия человека территории, куда обычным людям вход воспрещен.
Вслед за Баргузинским один за одним появилось 103 заповедника, оберегающие 68 миллионов акров российской земли. Большинство из них уходят корнями в советскую эпоху и поддерживают высочайший в мире уровень защиты огромных территорий в пределах государства согласно квалификации «природных территориальных комплексов», составленной Международным союзом охраны природы и природных ресурсов.
Как же России — которую едва ли можно назвать колыбелью природоохранной деятельности, учитывая ускоренную программу индустриализации Иосифа Сталина — удалось стать первопроходцем международного масштаба в области охраны природы и рационального природопользования?
Началось все с Владимира Ильича Ленина. В 1919 году молодой агроном по имени Николай Подъяпольский преодолел путь от дельты Волги, где охотники практически полностью истребили множество видов фауны, в Москву для встречи с Лениным. Представ перед вождем большевиков с целью получения одобрения на строительство нового заповедника, Подъяпольский ощутил сильное волнение, «как будто перед экзаменом в школе». Однако Ленин, будучи давним любителем пешего туризма и походов, согласился с тем, что охрана природы — «дело важное и срочное».
Два года спустя Ленин подписал закон об охране памятников природы, садов и парков по всему континенту. В течение трех десятилетий около 30 миллионов гектаров (площадь 40 штатов Род-Айленд) от европейских вершин Кавказа до тихоокеанских вулканов Камчатки были отнесены к состоящей из 128 заповедников системе.
История появления заповедников связана с религией. На протяжении многих лет священники осеняли леса крестом, оглашая при этом заповедь, налагающую запрет на их вырубку. К началу 20-го века божественная сторона вопроса стала резонировать с научной: человечество истребляло «первозданную природу», как в 1908 году заявил на одной из конференций московский профессор биологии Григорий Кожевников. Он утверждал, что антропогенное доминирование вскоре лишит человечество возможности созерцать природу каким-либо иным способом, помимо искусственной имитации, «затуманивая образ исчезнувшего прошлого».
Он выдвинул предположение о необходимости сохранения Россией обширных территорий, где «природу стоит оставить в покое». Им предстояло стать не площадками для отдыха и развлечений человека (как говорилось в законе о создании первых национальных парков Америки, о которых россияне знали), а эталоном процесса изучения нетронутых людьми природных систем.
В начале 1920-х годов в Московском зоопарке был организован кружок юных биологов, многие из которых стали лидерами коммунистического природоохранного движения, учредив разветвленную сеть заповедников, таких как созданный в 1935 году тихоокеанский прибрежный резерват для сохранения популяции амурского тигра.
Однако Иосиф Сталин был не из тех, кто подчиняется чужим приказам. В 1940-х годах он предложил «великий план преобразования природы» СССР. В 1951 году с целью развития земледелия, скотоводства, лесозаготовительных работ, горной промышленности и охоты он сократил количество заповедников на 89%, оставив всего 40, в ведении которых находилось около 3,5 миллиона гектаров земли.
После смерти Сталина в 1953 году отважные ученые решились на ответный шаг в защиту охранных зон. К 1961 году в система расширилась до 93 заповедников на 15,7 миллионах акров, присоединив несколько новых и восстановив множество старых.
Девиз студентов отдавал ироничным романтизмом: «За успех безнадежного дела!» В 1980-х в стране возникло около 140 бригад «Дружины». Шли годы, и активисты движения становились лидерами профессорско-преподавательского состава университетов, экологических организаций и коллектива Министерства природных ресурсов России.
Во время похода на утес, расположенный в непосредственной близости от охраняемых просторов Баргузинского заповедника, моим проводником была член «Дружины» по имени Ирина Куркина. Этот первый российский заповедник был создан в январе 1917 года, до захвата власти большевиками (предложенный Ленину молодым агрономом заповедник в дельте Волги был вторым). Г-жа Куркина приехала сюда в 1986, сбежав с птицефабрики, куда государство отправило ее сразу по окончании университета. Теперь она живет здесь, в глубине южной части России, куда не проложили еще ни одной дороги.
По ее словам, она не стала бы жить и работать в этом месте, если бы не единомышленники в составе московской «Дружины», чьи имена она перечисляла по ходу нашего восхождения.
Их деятельность была сопряжена с определенными рисками. Для борьбы с браконьерством команды «Дружины» были наделены законным правом производить аресты граждан. В период между началом 1970-х и серединой 1980-х годов от рук браконьеров погибло по крайней мере трое активистов — у Черного моря, в Уральских горах и вблизи озера Байкал.
Помимо угроз физической расправы, были еще и политические. Несколько лет назад специалист по противодействию браконьерству Всеволод Степаницкий рассказал мне об одном из своих дежурств, в ходе которого они с однокашниками задержали в Подмосковье нелегальных охотников на уток. Один из них, как позже выяснилось, был «заместителем министра финансов». Обеспокоенные возможной реакцией на свой доклад, студенты представили имевшиеся у них доказательства Коммунистической партии.
Министр тогда отделался выговором, вспоминал Степаницкий, а студенты ликовали, поскольку наказывать их никто не стал. По словам другой активистки, которая позже поступила на биологический факультет МГУ, «Дружина» стала «прототипом гражданских инициатив» и, как она выразилась, «символом демократизации в условиях тоталитаризма».
По окончании университета, Степаницкий наряду со многими членами «Дружины» стал исследователем заповедников, начав свою карьеру в 1982 году на тихоокеанском побережье России. В конце 1991 года, когда распался СССР, он возглавил Управление особо охраняемых природных территорий новообразованной Российской Федерации. Несмотря на экономические трудности, он и его коллеги захватили инициативу и за четыре года учредили 18 новых заказников, в том числе на живописных Командорских островах в Алеутском районе Камчатского края.
В России природоохранная деятельность остается одной из наиболее актуальных проблем. Трижды за первые 20 лет своего постсоветского руководства Степаницкий уходил в отставку в знак протеста против управленческих проблем, в том числе усилий по превращению охраняемых ресурсов в финансовые. Второй раз он ушел с поста в 2002 году, когда чиновник Министерства природных ресурсов обязал директоров заповедников начать получать прибыль от вырубки лесов на подконтрольных им территориях. Поход на работу, по словам Степаницкого, был сродни «походу в тыл противника».
Всякий раз Степаницкий действовал в обход правительства, помогая природоохранным организациям и оказывая поддержку участникам движения за охрану окружающей среды. И всякий раз — в качестве, видимо, безмолвного признания здравомыслия и инициативности г-на Степаницкого — российское правительство предлагало ему вернуться к управлению системой заповедников.
В 2015 году президент Владимир Путин, который, как известно, не упускает возможности пофотографироваться с тиграми, медведями и китами, объявил 2017 год, столетнюю годовщину существования в России заповедников, «годом особо охраняемых природных территорий». А правительство обязалось в течение следующих восьми лет увеличить площадь охраняемых российских территорий на 18%.
Но темные тучи уже сгустились. Зарплаты лесников, за повышение которых ратовал Степаницкий, составляют около 4 300 долларов в год. Новые горнолыжные курорты, финансируемые состоятельными корпорациями, которые, по мнению российских природоохранных групп, лоббировали правительство, угрожают, судя по всему, Кавказскому заповеднику. Хотя г-н Степаницкий и поощряет культурно-познавательный туризм на небольших участках природных заповедников, конструкцию лыж он раскритиковал как не имеющую ничего общего с экотуризмом и способную поставить под угрозу поддержанную президентом Путиным программу реинтродукции леопарда.
А над первым российским заповедником в Арктике, островом Врангеля, нависла опасность со стороны новой военной базы. По российскому телевидению недавно показывали жуткий сюжет о том, как один из строителей прикормил белого медведя, а затем бросил ему вместо еды петарду, которая взорвалась у животного во рту. Сейчас предлагается законопроект, который уполномочит президента России лишать заповедники природоохранного статуса на любых основаниях, в том числе в целях «обеспечения безопасности государства».
В апреле г-н Степаницкий покинул свой пост в четвертый раз. Защитники природы по всей России следят за его безудержными комментариями, в частности о том, что министерство считает заповедники России «ресурсом, который можно использовать для организации досуга и развлечений». Он обрушил шквал критики на правительство за неспособность поддержать многовековую «священную идею» системы.
Однако на данный момент наследие Ленина удается сохранять, и в вопросе защиты своих территорий Россия по-прежнему является мировым лидером, опережая Бразилию и Австралию. Российские естествоиспытатели продолжают отстаивать свое не такое уж и безнадежное дело по сохранению на этой планете нескольких обширных природных зон, где не ступала нога человека.
Фред Стриби является старшим преподавателем Школы лесного хозяйства и экологических исследований Йельского университета. Его научно-популярные работы освещают широкий круг вопросов, в частности, Движение искусств и ремесел в Америке, велосипеды и их роль в качестве культурной силы Китая, обмен в области образования между Китаем и США, создание словаря американских диалектов, давление в отношении Договора об Антарктике, природные и социальные условия на Фолклендских островах, гонка за создание радара во время Второй Мировой Войны, следы древнего человека в Южной Африке, рост влияния феминистических законов, спасение китов из рыболовных сетей у берегов Ньюфаундленда, влияние экологических вопросов на президентские выборы 2004 года и защита крупнейшей в мире системы научных заказников в России. Его произведения публиковались в различных изданиях, в том числе Atlantic Monthly, Audubon, E-The Environmental Magazine, Legal Affairs, New Republic, Reader's Digest, Russian Life, Sierra, Smithsonian и New York Times Magazine.
