Имидж и интересы — все для Владимира Путина, а истина всегда обсуждаема. Это шаблон четко, хотя возможно, ненамеренно, проступает в интервью Оливера Стоуна Oliver Stone, пишет Никлас Экдаль (Niklas Ekdal).
«После развала Советского Союза 25 миллионов русских людей в одну ночь оказались за границей. И это реально — одна из крупнейших катастроф XX века».
Уже в самом начале широко обсуждаемых интервью Оливера Стоуна с Путиным российский президент раскрывает свою картину мира. На фоне этнической мобилизации прошлого века — 30-е годы Германии, 90-е годы Сербии — его высказывания, конечно, вызывают беспокойство. С российской точки зрения, в то же время, они понятны и логичны, учитывая, что исходят от человека с прошлым в КГБ.
В книге истории Владимира Путина развал империи в 1991 году — хуже, чем, например, большевистская революция 1917 года или нападение нацистов в 1941 году. Примечательные беседы с Оливером Стоуном подчеркивают также, на кого Путин возлагает ответственность за постсоветское унижение России. Запад продвинул свои позиции и вступил в заговор, чтобы ослабить противника по холодной войне. То есть когда Москва подобным же образом сеет раскол на западе, — это форма самозащиты.
Пока что мы ходим в замкнутом круге и приходим к пониманию, что паранойя — движущая сила геополитики. Еще более шокирует пародийно проиллюстрированная проектом Стоуна выдающаяся самоуверенность Путина и его убежденность в своих успехах на этом подрывном пути.
Мы долгое время полагали, что свобода, демократия и правовая безопасность могут распространиться с Запада на Восток. Несколько лет назад, однако, в обратном направлении начали расползаться авторитарные модели. Дискредитированные западные элиты, похоже, безнадежно отстают от решительных технократов Пекина, Москвы, Анкары, Будапешта, Варшавы.
Когда российское влияние способствует тому, что Дональд Трамп выигрывает выборы и становится лидером свободного мира, для Кремля создается символически беспроигрышная ситуация. Неважно, можно ли доказать вмешательство России в американскую политику или нет, вне зависимости от того, можно ли продемонстрировать ее влияние на выборы, Путин все равно предстает сильным. США же в любом случае оказались в смешном положении и показали свою хрупкость.
Многие тысячи слов были написаны о том, какие настроения в народе вскармливают популизм на западе. Обычно их объясняют давлением на рабочий класс в связи с роботизацией и глобализацией, уменьшением среднего класса, ростом социальных пропастей, лживыми военными авантюрами США и Великобритании в Ираке, финансовым кризисом, иммиграцией и взрывной силой новых медиа-технологий. Если же мы в качестве исключения перестанем зацикливаться на США и вместо этого переместим внимание на Россию, перед нами предстанет другая, более глубокая картина.
Возможно, время — на стороне православной русской культуры? Возможно, сейчас визуальное внушение более функционально, чем факты, просвещение и письменное слово?
Ведь и США получили президента, чей основной источник информации — Fox News. Youtube стал важнейшим масс-медиа для молодых представителей западного мира. Мир со скоростью ракеты перемещается от письменной культуры к культуре визуальных образов, которая в России в некотором роде царила всегда.
Профессор-славист Пэр-Арне Будин (Per-Arne Bodin) подчеркивает в своих интересных книгах роль образов и картин в русской и советской традиции. Знаменитая икона «Троица» Андрея Рублева считалась настолько совершенной, что сама по себе доказывала существование Бога.
Классический портрет Ивана Грозного Ильи Репина, где он безумно выпучивает глаза, сжимая в объятиях собственноручно убитого сына, стал предвестником массового убийцы Иосифа Сталина. Московские процессы в 1930-е годы были сюрреалистическим политическим театром без всякого юридического содержания. Сегодняшняя Россия воздвигает памятник великому князю Владимиру, который крестил Киевскую Русь и тем самым выступает против независимости Украины, и в то же время линия протягивается к фигурам двух других Владимиров — Ленина и Путина.
Тысячу лет назад Россия переняла высокую культуру Византии за вычетом письменного наследия античности. Результатом стала эта мистическая, апокалиптическая атмосфера, в которой образ был важнее слова. Проект Путина может быть рациональным в терминах силовой политики, но питается он от традиции, конфронтирующей с просвещением. Имидж и интересы — все, истина — ничто. Даже если намерения такого и не было, этот шаблон четко проступает в серии интервью Оливера Стоуна, будто черно-бело фото в проявителе.
Интересной проверкой теперь будет столетний юбилей русской Октябрьской революции. В прошлом году в годовщину Путин организовал парад, который отсылал к соответствующей дате в 1941 году, а не к 1917 году. В тот момент советские войска маршировали по Красной площади, чтобы потом отправиться в путь на бой с нацистами Гитлера. Манипулируя историческими воспоминаниями, Путин освободил коммунистическую революцию от коммунизма, введя вместо этого в нее дозу национализма, взятого у Великой Отечественной войны.
Воспоминания 1917 года для Путина неудобны. Это был момент истории, когда российские народные массы захватили инициативу. Государство было слабым, в состоянии распада. Свобода маячила впереди, но власть захватили фанатики, и остальное — уже трагедия.
Если представить 1991 год в качестве низшей точки отлива, то 1917 придется затушевать. Ведь в том году случились две русские революции, сперва демократическая, а затем большевистская. Сто лет спустя мы переживаем своего рода третью русскую революцию, которая распространилась на весь мир с США во главе: восстание образа против слова.
