Поздней ночью первого октября 1977 года я вместе с родителями и двумя сестрами взошел на борт самолета Lufthansa в Бомбее. На нас была новая, довольно тяжелая и неудобная одежда, провожать нас в аэропорт пришли все многочисленные родственники с гирляндами и лампами; наши лбы были помазаны киноварью. Мы отправлялись в Америку.
Чтобы мы могли сэкономить на билетах, турагент придумал нам довольно запутанный маршрут: мы летели до Франкфурта, затем внутренним рейсом до Кельна, а уже оттуда в Нью-Йорк. Во Франкфурте немецкий пограничник, дотошно изучив индийские паспорта отца, сестер и мой собственный, отбил в них печати. А потом, с отвращением приподняв паспорт моей матери, сказал: «Вам запрещен въезд в Германию».
У моей матери был британский паспорт, который выдавали гражданам индийского происхождения, родившимся в Кении до обретения страной независимости. Однако в 1968 году депутат парламента от Консервативной партии Энох Пауэлл выступил с речью, получившей название «Реки крови», в которой предостерегал против въезда темнокожих и мулатов. В результате парламент принял закон, который, если кратко, лишил сотни тысяч держателей британских паспортов в Восточной Африке права жить в стране, которая предоставила им свое гражданство. По сути этот паспорт не стоил даже бумаги, на которой был напечатан, он превратился в каинову печать. Сотрудник немецкой таможни решил, что из-за своего неопределенного статуса моя мать может каким-то образом оставить своего мужа и трех маленьких детей, чтобы сделать перерыв и одной пожить в Германии.
Поэтому нам пришлось лететь прямо из Франкфурта. И вот после семи мучительных часов, проведенных в самолете с неизменными гигиеническими пакетами в руках, мы вышли в зал прибытия международных рейсов в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди. Изящная оранжево-черно-желтая скульптура Александра Колдера вращалась над нами на фоне огромного американского флага, а потолок усеивали наполненные гелием разноцветные шары, напоминая о былых встречах. Поскольку каждого прибывающего в новую страну ждал радушный прием, воздушные шары поднимались до потолка, чтобы освободить место другим. Они вселяли новоприбывшим надежду. Смотрите: несколько лет напряженной работы и чуточку везения — и вы тоже сможете подняться сюда. Прямо к потолку.
На протяжении большей части истории человека как вида, с тех пор как мы превратились из охотников-собирателей в скотоводов, люди не были приспособлены к радикальным и непрерывным перемещениям, которые стали возможны в современную эпоху. В большинстве своем мы оставались на насиженных месте, в наших деревнях. В период с 1960 по 2015 год общее число мигрантов утроилось — их доля в численности населения мира достигла 3,3 процента. Сегодня четверть миллиарда человек проживают в стране, отличной от той, в которой они родились, то есть каждый 30-й человек. Если бы все мигранты решили создать собственное государство, оно бы стало пятым по величине в мире.
Серьезная задача, встающая перед богатыми странами в XXI веке, заключается в размещении мигрантов, прибывающих чрезвычайно неоднородным потоком. Природные катаклизмы и политические конфликты заставляют все большее число людей покидать свои поселения и зоны военных действий, перемещенные лица ищут убежища повсюду. Вы думаете, пять миллионов сирийских беженцев — это проблема? А что произойдет, когда затопит Бангладеш, и 18 миллионов его жителей отправятся в поисках суши?
Одновременно с этим в мире резко усилилось неравенство в доходах. Сегодня в руках восьми богатейших людей, все они — мужчины, сосредоточено такое количество материальных благ, которым владеет более половины населения планеты, или 3,6 миллиарда человек вместе взятых. Концентрация богатства также приводит к концентрации политической власти и к тому, что недовольство существующим неравенством намеренно переносится с элит на мигрантов. Когда крестьяне приходят к помещикам с вилами, последним безопаснее всего сказать: «Мы здесь ни при чем, виноваты они», указав на самых слабых — новоприбывших.
В чем разница между беженцем и мигрантом? Выбор подходящего термина обретает поистине стратегический характер на границе, когда вас спрашивают о вашем статусе; происхождение определяет вашу судьбу. Если вы просто «экономический» мигрант, вас могут отправить восвояси, но и статус беженца не избавит вас от возможности отказа и запугиваний. Неважно, бежите вы от чего-то или к чему-то — вы в любом случае в бегах.
Как сказал в 2016 году в интервью The New York Times польский социолог Зигмунт Бауман, за беженцами тянется шлейф хаоса и беззакония, которые вынудили их покинуть родину. А ведь это тот самый экономический и политический беспорядок, который учинили благонравные состоятельные страны: сначала они загнали избыточное население в колонии, а потом, на скорую руку сделав из них так называемые «национальные государства», отступили. Между тем беженцы обречены на безгражданство. Они не могут «вернуться домой», потому что их дом разорен бандитами, а земля превратилась в пустыню.
Таким образом беженцы, несущие бремя своего несостоятельного государства, стучатся в двери западных стран, и, если хотя бы одна из них окажется приоткрытой, они проскользнут в нее, чтобы попасть туда, где их не ждут и с большим трудом терпят. Возможно, у себя в стране человек был хирургом, но здесь он готов браться за любую работу — чистить подкладные судна в больнице, где его квалификация позволила бы ему дать фору большинству местных врачей — но он никогда не сможет даже надеяться оказаться в их кругу, потому что существуют законы, защищающие их гильдию от таких людей, как он.
Его удел на новом месте — вечное унижение, отказ от претензий на справедливую долю богатства или какие-либо избирательные права. Все, на что он может надеяться, это определенная доля личной безопасности и возможность переслать семье достаточное количество денег, чтобы отправить старшего мальчика в частную школу возле лагеря беженцев, где все они ждут возможности воссоединиться с отцом, братом, мужем и пополнить список маргиналов.
Мы, жители благополучных стран, отвергаем беженцев потому, что видим в них совокупность наших наихудших опасений, туманное будущее XXI века, в человеческом обличии подобравшееся к нашим границам. Поскольку беженцы необязательно влачили нищенское существование в той стране, откуда они приехали — всего год назад, пока все резко не изменилось, они, возможно, занимались предпринимательством или работали инженерами — их пример служит напоминанием о том, что то же самое может случиться с каждым из нас. Все может измениться радикально, бесповоротно, внезапно.
Запад разрушают не мигранты, а страх перед мигрантами.
И тем не менее наиболее богатые страны мира так и не могут понять, что им делать с этим процессом; одних мигрантов они готовы пустить, других — уже нет. В 2006 году голландское правительство попыталось представить свою страну непривлекательной в глазах потенциальных мусульманских и африканских мигрантов, сняв фильм «В Нидерланды», включавший кадры с целующимися однополыми парами и женщинами, загорающими топлес. Фильм представлял собой учебное пособие для обязательного вступительного экзамена стоимостью 433 доллара США, который должны были сдать иммигранты, желавшие воссоединиться с семьей. Правда, под это требование не подпадали те люди, чей заработок превышал 54 тысячи долларов в год или граждане таких богатых стран, как Соединенные Штаты. Фильм также демонстрировал запущенные районы, которые в итоге могли стать местом жительства иммигрантов. В интервью иммигранты называли голландцев «холодными» и «сдержанными». Фильм предупреждал о пробках, проблемах с поиском работы и затоплениях низинных территорий страны.
В 2011 году город Гатино (Квебек) опубликовал для новоприбывших иммигрантов «систему ценностей», в которой звучало предупреждение о том, что «сильные запахи в процессе приготовления пищи» могут оскорбить канадцев. Она также информировала мигрантов о том, что в Канаде не приветствуется дача взяток должностным лицам города. А также что лучше своевременно прибывать на назначенные приемы. За этим последовало еще одно руководство, опубликованное другим городом Квебека, Хероксвиллом, в котором иммигрантам сообщалось о категорическом запрете публично забивать кого-либо камнями насмерть. Это предупреждение было должным образом принято к сведению единственной иммигрантской семьей города, которая воздержалась от того, чтобы публично подвергнуть этому наказанию своих женщин.
В Германии «приветствующей культуре» хватило одного лишь сезона, чтобы искренние попытки искупить свою вину в сентябре 2015 года обратились лозунгами «долой беженцев-насильников», ставшими результатом новогодних нападений в Кельне. Из всех беженцев самым устрашающим является неженатый мужчина-мигрант, его глаза жадно впиваются в обнаженную плоть белой женщины. Выражения, которыми пользуются таблоиды и правые политики для описания этих афганцев или марокканцев, схожи с терминологией, к которой прибегали в начале прошлого столетия в Соединенных Штатах: темнокожих мужчин тогда называли не иначе как озабоченными маньяками. В 1900 году сенатор Южной Каролины Бенджамин Тиллман произнес в американском сенате такие слова: «Мы никогда не считали, что он (темнокожий мужчина) равен белому, и мы не допустим того, чтобы он безнаказанно удовлетворял свою похоть с нашими женами и дочерьми».
А теперь вернемся в год 2017-й: «В пропорции Швеция разместила у себя больше молодых мужчин-мигрантов, чем любая другая страна в Европе, — заявил в феврале Найджел Фараж, британский член Европейского парламента. — И в стране тут же резко выросло число преступлений на сексуальной почве — настолько, что в настоящее время Мальме является европейской столицей изнасилований». Эти утверждения очень скоро были опровергнуты: к 2015 году, когда Швеция предоставила убежище рекордному числу просителей, количество преступлений сексуального характера снизилось на 11 процентов по сравнению с предыдущим годом.
Хотя нельзя отрицать ужасные истории об организованных группах насильников с иммигрантскими корнями — таких, как группа пакистанцев в Ротереме (Великобритания), которые ухаживали за девочками-подростками, преследуя сексуальные цели — нет никаких доказательств того, что иммигранты насилуют или воруют больше, чем население в целом. Опознавательные фото темнокожих преступников, будь то марокканцы или мексиканцы, таинственным образом поражают западное воображение больше, чем доморощенные белые насильники. Страх этот носит первобытный, племенной характер: они пришли за нашими женщинами.
Побуждаемые этим страхом, избиратели вот уже целого ряда стран голосуют за лидеров, которые в долгосрочной перспективе нанесут неисчислимый ущерб собственным гражданам: Дональд Трамп в Соединенных Штатах, Виктор Орбан в Венгрии, Анджей Дуда и его партия «Право и справедливость» в Польше. Именно страх перед мигрантами заставил британских избирателей проголосовать за Брексит и забить самый позорный в британской истории гол в собственные ворота.
Болезненный страх перед мигрантами может быть самой серьезной угрозой демократии. Взгляните на Германию под руководством канцлера Ангелы Меркель, с ее процветающей экономикой и демократическими институтами, а теперь взгляните на ее соседку Польшу, где правящая партия просто пыталась взять под контроль судебную власть, или Венгрию, где Орбан уничтожил свободную прессу. Это показывает, что, когда страны отстаивают права своих меньшинств, они — положительный побочный эффект — также защищают права своего большинства. Также верно и обратное: когда не защищаются права меньшинств, под угрозой оказываются права любого другого гражданина.
Прошлым летом я вместе с добровольцем одной церковной организации, предоставляющей снабжение для беженцев, отправился на венгерско-сербскую границу. На протяжении недели мне довелось наблюдать попытки Венгрии завоевать титул самого враждебного к беженцам европейского государства. По всей стране были развешаны синие плакаты с такими вопросами: «Знаете ли вы? С начала иммиграционного кризиса более 300 человек в Европе погибли в результате терактов» и «Знаете ли вы? Брюссель хочет разместить всех нелегальных иммигрантов города в Венгрии» и «Знаете ли вы? С начала миграционного кризиса в Европе резко выросло число случаев преследований женщин». Правительство призывало своих граждан голосовать на референдуме против принятия квоты ЕС на беженцев: 1294 беженца в 2016 году для страны с почти десятимиллионным населением.
Мы пересекли сербскую границу в Реске и потратили четыре часа на то, чтобы найти дорогу к палаточному городку, который мы видели прямо у шоссе рядом с границей. Мы ехали по грунтовым дорогам безлюдной сельской местности, мимо фруктовых садов, где росли яблоки, персики и сливы. Из окна автомобиля я сорвал с ветки лиловую сливу. Она была еще неспелой.
Одна женщина рассказала нам, как проехать к «пакистанскому лагерю». Мы долго тряслись по разбитой дороге, которая тянулась вдоль первоклассной автомагистрали, и наконец вышли к лагерю. Это была импровизированная южноазиатская трущоба, только с туристическими палатками вместо листового пластика, прямо как на музыкальном фестивале Сигет, с которого я только что вернулся. Туда съехалась вся золотая молодежь, цветы белой Европы, которые, заплатив 363 доллара с человека в качестве вступительного взноса, могли целую неделю блаженствовать в собственном палаточном городке.
В лагере беженцев тоже были дети, только помладше и посмуглее: дети младшего школьного возраста и совсем еще крохи, бежавшие вместе со своими семьями. Они играли в крикет среди мусора. Платный туалет на границе стоит один евро. Поэтому люди, ожидающие в длинных автомобильных очередях, предпочитают ходить в кусты, которые между тем служили временным домом для мигрантов, там они спали и ели в надежде, что двери Европы наконец откроются.
Мы принялись доставать из багажника машины бутылки с водой, шоколад, носки и нижнее белье, чтобы раздать людям. К нам подошла группа беженцев; увидев, что я индиец, они пожали мне руку и на урду рассказали о своих путешествиях. Один из них прибыл из пакистанского города Лахор, где гремели взрывы и совершались убийства. Он был здесь всего несколько дней. Венгры не пускали его, хотя он вовсе не собирался оставаться в этой стране — хотел добраться до Германии или Швеции. Сербы не позволяли ему вернуться в Македонию. «Ни вперед, ни назад», — сказал он.
Тут подъехал большой черный автомобиль, и из него вышли два внушительного вида сербских полицейских в черной униформе. «Пожалуйста, уходите», — сказали они нам; у нас не было официального разрешения посещать лагерь. Они напомнили нам, что венгры даже хуже сербов: «у них дроны и камеры», контролирующие лагерь с другой стороны пограничного забора.
Тех немногих беженцев, которым удается преодолеть эту преграду, ожидает отнюдь не земля обетованная. На тот момент любому мигранту, пойманному примерно в пяти милях от границы, грозил арест и депортация. С тех пор венгры расширили круг своих условий, теперь мигрантов имели право задерживать в любой части страны. В ноябре 2015 года Орбан сказал Politico: «Все террористы — как правило мигранты». Как и многие другие выходящие из его уст слова, это утверждение было фактически неверным: многие исполнители терактов в Европе и в других местах являются коренными жителями, взять того же Тимоти Маквея и Андерса Беринга Брейвика.
Восемь месяцев спустя он перевернул это заявление с ног на голову, расширив его: все мигранты — террористы. «Каждый мигрант представляет угрозу общественной безопасности и несет в себе риск террора».
Необходимым условием для отказа мигрантам во въезде в страну является установление дуализма, столкновение цивилизаций, в котором одни значительно превосходят других.
В июле президент США Дональд Трамп выступил в Польше с речью о том, что отличает западную цивилизацию:
«Сегодня против Запада также выступают державы, которые стремятся испытать нашу волю, ослабить нашу уверенность в себе и бросить вызов нашим интересам… Мир никогда не знал ничего подобного нашему сообществу наций.
Мы пишем симфонии. Мы внедряем новшества. Мы прославляем наших древних героев, мы сохраняем наши бессмертные обычаи и традиции и при этом всегда стремимся открывать и исследовать новые рубежи. Мы вознаграждаем таланты. Мы стремимся к совершенству и высоко ценим вдохновляющие произведения искусства, которые воздают хвалу богу. Мы глубоко уважаем законность и защищаем право на свободу слова и свободу мнений. Мы выступаем за права женщин, которые являются опорой нашего общества и залогом нашего успеха. В центр наших жизней мы ставим веру и семью, а не правительство и бюрократию… И в первую очередь мы ценим достоинство каждого человека, защищаем права каждого индивида и разделяем надежду каждой души на свободную жизнь. Это то, что мы есть. Это те бесценные связи, которые объединяют нас как нации, как союзников и как цивилизацию».
И все хором приветствуют западную цивилизацию, которая дала миру геноцид коренных американцев, рабство, инквизицию, Холокост, Хиросиму и глобальное потепление. Насколько на самом деле лицемерны все эти дебаты о миграции.
Богатые страны во весь голос жалуются на потоки мигрантов из бедных стран. А ведь как было дело? Сначала они колонизировали нас, разграбили наши сокровища и помешали нам устроить собственное производство. После длившегося веками грабежа они покинули наши страны, составив карты таким образом, чтобы гарантировать постоянные распри между нашими общинами. Затем они привезли нас в свои страны в качестве «гастарбайтеров» — как будто знали, что означает в наших культурах слово «гость» — но не поощряли нас к тому, чтобы мы привозили сюда свои семьи.
Укрепив собственную экономику с помощью нашего сырья и рабочих рук, они попросили нас вернуться и удивились, когда мы этого не сделали. Они прибрали к рукам наши ископаемые и развратили наши правительства, так чтобы их корпорации могли продолжать грабить наши ресурсы; они загрязнили наш воздух и воду, так что наша земля сделалась бесплодной, а наши океаны — безжизненными; и они пришли в ужас, когда самые бедные из нас прибыли к их границам не для того, чтобы воровать, а чтобы работать, чистить за ними дерьмо и трахать их мужчин.
Но мы все равно были им нужны. Чтобы чинить их компьютеры, лечить их больных и учить их детей, поэтому они взяли из нас самых лучших и способных — тех, кто получил образование за счет бедствующих государств, из которых были родом, и вновь соблазнили нас работать на них. Сегодня они снова просят нас не приходить, хотя именно они стали причиной нашего отчаяния и голода, потому что самым богатым из них нужен козел отпущения. Вот какая сейчас идет игра.
В 2015 году Шаши Тхарур, бывший заместитель Генерального секретаря ООН по коммуникациям и общественной информации, произнес в Оксфордском союзе убедительную речь, в которой обосновал необходимость (символических) компенсаций, которые Великобритания обязана выплатить Индии. «Когда Великобритания прибыла к берегам Индии, доля этой азиатской страны в мировой экономике составляла 23 процента. К моменту ухода англичан этот показатель упал ниже четырех процентов. Почему?— спросил он. — Просто потому, что Индия управлялась на благо Великобритании. Возвышение Великобритании, происходившее на протяжении 200 лет, финансировалось за счет награбленных ею в Индии богатств».
Выступление Тхарура напомнило мне один эпизод. Однажды мой дедушка сидел в парке в пригороде Лондона. К нему подошел пожилой британец и погрозил пальцем. «Почему ты здесь?— требовательным тоном спросил мужчина. — Почему ты в моей стране?»
«Мы — кредиторы, — ответил мой дед, который родился в Индии, долго работал в Кении, а теперь, выйдя на пенсию, жил в Лондоне. — Вы забрали все наше богатство, наши бриллианты. Теперь мы вернулись за ними».
«Если вы считаете себя гражданином мира, то вы — ничей гражданин», — заявила в октябре 2016 года премьер-министр Великобритании Тереза Мэй.
Между тем сегодняшняя сложная надстройка из паспортов и виз возникла только в начале XX века на планете, где пористые границы в течение многих лет были жизненным фактом. Миграция подобна погоде: люди будут перемещаться из зон высокого давления в зоны низкого давления. И поэтому они продолжат прибывать на лодках и на велосипедах — хотите вы того или нет — по той причине, что они — кредиторы.
Почему жители Мексики, Гватемалы, Гондураса и Сальвадора отчаянно стремятся перебраться на север, чтобы работать в американских городах судомойками и уборщицами? Потому, что американцы продают им оружие и покупают у них наркотики. У них совершается столько убийств, что впору говорить о гражданской войне. Поэтому они и устремляются к первопричине своих бедствий; они — тоже кредиторы. Если вам не нравится, что они сюда приезжают, не покупайте у них наркотики.
Почему приезжают сирийцы? Не ради огней Бродвея или весенних прелестей Унтер-ден-Линдена. Они приезжают потому, что Запад — особенно американцы и англичане — вторгся в Ирак. Эта незаконная и никому не нужная война усугубила четырехлетнюю засуху, связанную с глобальным потеплением, и усугубила процесс, приведший к гибели весь регион. Они пожинают то, что посеял Запад. Если бы на земле существовала справедливость, Америка была бы вынуждена принять у себя всех без исключения арабов, ставших из-за этой войны перемещенными лицами. Семейное ранчо Буша в Техасе площадью 1600 гектаров было бы под завязку заполнено палатками с иракцами и сирийцами. Сам разрушил — сам и расхлебывай!
В итоге наиболее обременены беженцами те принимающие страны, которые сыграли в создании этой проблемы гораздо меньшую роль по сравнению с Соединенными Штатами. В 2016 году Ливан с населением в 6,2 миллиона человек разместил у себя более 1,5 миллиона беженцев. Восемьдесят четыре процента беженцев сейчас находятся в развивающихся странах. В 2017 году администрация Трампа сократила количество беженцев в США с намеченных 110 тысяч до 50 тысяч и может еще больше урезать эту программу в следующем году. Турция, население которой составляет четверть от американского, напротив, предоставила убежище трем миллионам зарегистрированных сирийцев.
Мечта каждого мигранта — увидеть длинные очереди просящих о выдаче визы на жительство американцев и британцев перед бангладешским или мексиканским или нигерийским посольством, увидеть их на своем месте. Мой наставник, выдающийся канадский писатель У. Р. Анантамурти, как-то раз был приглашен в Норвегию, чтобы выступить на литературном фестивале. Однако норвежское правительство до последней минуты не давало ему визы, требуя предоставить им рекомендации, банковские выписки и прочие свидетельства того, что он не собирается остаться жить в стране. Когда он наконец добрался до Осло, индийский посол устроил в его честь прием.
«Легко ли норвежцам получить индийскую визу?» — спросил Анантамурти посла.
«О, да, мы значительно упростили им эту процедуру».
«Почему упростили?— возмутился мой наставник. — Сделайте ее сложной!»
Моей собственной семье довелось много путешествовать по миру: из Индии в Кению, в Англию, в Соединенные Штаты и обратно — и это движение продолжается. Один из моих дедов на заре 20-го века покинул сельский Гуджарат, чтобы переехать в Калькутту; другой мой дед, живший в двенадцати часах езды от того мета, на гужевой повозке перебрался в Найроби. В Калькутте мой дед по отцу вместе со старшим братом занялись ювелирным делом; в Найроби мой дед по материнской линии начал свою карьеру в 16 лет, подметая полы в кабинете своего дяди. Так началось путешествие моей семьи из деревни в город. Это было менее века назад.
Речь Эноха Пауэлла в 1968 году была направлена против таких людей, какие составляли мою семью, особенно по материнской линии — против азиатов из Восточной Африки, которые начали мигрировать в страну своего гражданства. Он предсказывал обреченность Англии, которая совершила бы большую глупость, пустив их к себе: «Это все равно что наблюдать за тем, как страна сама себе готовит погребальный костер… Глядя вперед, я наполняюсь предчувствием беды. Подобно римлянину, мне кажется, что я вижу реку Тибр вспенившуюся кровью».
Полвека спустя Темза все еще не пенится кровью. На самом деле все наоборот. Сообщество азиатских беженцев из Восточной Африки — христиане, индуисты, мусульмане, парсы и сикхи — является одной из самых богатых общин в Великобритании; своими достижениями в области образования они опережают белых коренных жителей страны.
Гудзон тоже не пенится кровью. «За последнее десятилетие рост населения, включая иммиграцию, стал одним из главных залогов успешного экономического роста в Соединенных Штатах. Данный фактор определил половину этого показателя по сравнению с одной шестой долей в Европе и полным его отсутствием в Японии, — отмечает в The New York Times аналитик Ручир Шарма. — Если бы не импульс, обеспеченный ростом рождаемости и иммигрантами, экономика Соединенных Штатов сегодня скорее всего походила бы на довольно вялые экономики Европы и Японии».
Страны, которые, как Канада, принимают иммигрантов, добиваются больших успехов, чем страны, которые этого не делают, например, Япония. Но нравится это Трампу, Мэй и Орбану или нет, иммигранты будут, как и прежде, приезжать сюда в поисках счастья и лучшей жизни для своих детей. Людям, которые голосовали за них, скажем следующее: не бойтесь новоприбывших. Многие из них молоды и будут оплачивать пенсии пожилым людям, которые сегодня живут как никогда долго.
Они принесут с собой энергию, потому что ни у кого вы не найдете большей предприимчивости, чем у тех, кто покинул свой дом, чтобы совершить трудное путешествие — независимо от того, приехали они законно или нет. И, если вы предоставите им базовые возможности, они будут вести себя лучше, чем доморощенная молодежь, потому что в большинстве стран иммигранты демонстрируют более низкий уровень преступности, чем коренные жители. Они будут создавать рабочие места. Они будут готовить, танцевать и писать интересно и по-новому. Они сделают ваши страны богаче во всех смыслах этого слова. Армада иммигрантов, подходящая к вашим берегам, на самом деле является спасательным флотом.
