Ответы на вопрос, почему именно небольшой, изрезанный ущельями полуостров на западном краю Евразии под названием Европа в 1900-х годах владел четырьмя пятых земли, наполняют целые библиотеки. В качестве аргументов предлагаются беспринципность, агрессивность, отвага первооткрывателей, убежденность в своем особом предназначении, жадность, технологии, некоторая форма превосходства или просто случайность. Американский экономист Филип Хоффман представил решение одной простой формулой в своей новой книге «Как Европа завоевала мир» («Wie Europa die Welt eroberte»): Европа просто превосходила все остальные государства в военном плане.
Профессор экономики и истории бизнеса в Калифорнийском технологическом институте разработал для этого так называемую турнирную модель, которая должна объяснить, почему в Европе раннего Нового времени, то есть, начиная с XV века, в основном преобладало постоянное военное положение. Историки между тем говорят об эпохе «государствообразующих войн», самой большой из которых была Тридцатилетняя война. Тогда возникли структуры, сформировавшие современное государство.
Хоффман считает, что эти конфликты подстегивали четыре фактора: во-первых, перспектива большой прибыли, во-вторых, минимальные политические издержки, в-третьих, получение необходимых для войны ресурсов. Ресурсы, с одной стороны, были постоянными издержками армии, флота и так далее, которые и так нужно было поддерживать, но и дополнительными средствами, необходимыми для ведения войны, — с другой стороны.
Чтобы их добыть, понадобилось, в-четвертых, эффективное управление финансами, развитие которого, в свою очередь, обусловлено политическими издержками. «Чтобы конечный результат был максимальным, числитель этого отношения — величина прибыли — должен быть большим, знаменатель — сумма политических издержек — маленьким», — пишет Хоффман. Регулировочными винтами в его модели являются технические инновации, к которым в качестве переменной добавляется политическая история.
Математические модели с претензией на объяснение хода истории легко провоцируют противоречия. В данном случае они начинаются с такой детали, как члены династии Габсбургов, которые «в период раннего Нового времени неоднократно оказывали финансовую поддержку императорам», и заканчиваюся литературным выбором, отодвинувшим в тень таких классиков темы, как Людвиг Дехийо (Ludwig Dehio), автора труда «Равновесие или гегемония» — в пользу дилетантствующих биологов и физиков.
Также объяснение, что за прошедшие 2,2 тысячи лет Китай был, как правило, единым, а Европа — раздробленной, скорее озадачивает, чем что-либо проясняет. В конце концов, Рим и его церковные преемники придали Европе черты такого же единства, которым обладала Поднебесная, хотя она на протяжении многих столетий была под властью иностранных держав или была раздроблена на отдельные части.
Но, несмотря на все цифры и уравнения, основной тезис Хоффмана удивительно точен: задолго до того, как промышленная революция обеспечила европейцам недостижимое преимущество в логистике и оружейных технологиях, завоевать империи инков и ацтеков в Америке и Империю Великих Моголов в Индии им позволило военное превосходство. Добиться его позволила технология производства пороха и ее постоянное усовершенствование.
Хотя порох был уже давно известен в Восточной Азии, а особенно в Китае, пушки и мушкеты вытеснили в течение нескольких десятилетий такое традиционное оружие дальнего действия, как длинный лук, арбалет или катапульта только в XV веке. Войны Нового времени в Европе привели к настоящей гонке вооружений между участниками, которые могли пользоваться услугами большого количества специалистов, перемещавшихся по дорогам континента и служивших любому, кто им платил.
Такое быстрое распространение идей и инноваций в Европе стало возможным потому, что расстояния и пути сообщения были короткими, а требования правителей и военных — очень похожими. Даже если не уделять внимания таким факторам, как удача и случай, как, например, выживание маленькой Пруссии в Семилетней войне, прибыль по «турнирной модели» была колоссальной. В ходе постоянной военной конкуренции государства Европы накапливали ноу-хау, славу, землю, суверенитет (посредством ограничения давления соседних государств), технологии, которые, в свою очередь, можно было превратить в военные ресурсы.
Врагами Китая были кочевники
Трудно отказать силе убеждения всемирно-исторического сравнения Хоффмана. Так, Китай и империя Великих Моголов в Индии были державами-гегемонами, размер и средства власти которых лишили их шанса поучиться у равносильных противников. К тому же в Китае появился противник, который требовал использования совершенно другой военной техники. Экзистенциальным врагом культурной страны были степные кочевники. Против них не помогала армия пехоты, которая к концу Средневековья вытеснила европейских кирасиров с поля боя. Китайские императоры вместо этого держались за конных лучников и не инвестировали в развитие технологии производства пороха.
Это касается и армий мусульманской Османской империи, властителей Ирана и империи Великих Моголов. Хотя их империи и были описаны в научных трудах по истории как «пороховые империи», и своим завоеваниям они были обязаны массовому применению пушек и ружей, но их правители не предприняли ничего, чтобы обеспечить свои основанные на порохе империи эффективными структурами.
В качестве примера Хоффман приводит янычар Османской империи, где рекрутировали из своих христианских подданных военных рабов, и эти воины, преисполненные фанатичной веры, образовали элиту армии. И хотя таким образом турки на многие поколения вперед внушили страх европейцам, уже в скором времени янычары парализовали все попытки модернизации Османской империи. Чтобы снизить «политические издержки» своих войн, европейцы, напротив, ускорили интеграцию своих элит через отмену привилегий. Баланс интересов между правителем и подданными, достигнутый при помощи представительных собраний, которые, в свою очередь, способствовали установлению справедливых налогов, тоже укрепил состязательную форму государств.
Такие частные инновации, как торговые компании, занимавшиеся торговлей с Индией, или предприниматели, приблизившие начало промышленной революции, обеспечили Европе и ее филиалу в Северной Америке возможность накопить такие военные ресурсы, которым не могла противостоять ни одна держава. В итоге они вылились в Первую мировую войну. Вряд ли можно оспорить тезис о том, что эта «исходная катастрофа XX века» является убедительным подтверждением турнирной модели Хоффмана. В итоге завоевания Европы оказались абсолютно неудачными инвестициями.
