Представить себе, будто мы сегодня имеем дело с Россией в ее пост-европейской фазе, означало бы поставить под сомнение устоявшееся европейское самовосприятие. Согласно западноевропейской точке зрения, с окончанием холодной войны был преодолен раскол Европы и создан новый европейский мирный порядок. Точно так же ясно и однозначно было и то, что Россия относится к Европе.
То, что Россия «еще не готова к этому», рассматривалось как проблема переходного периода, а не как экзистенциальный вопрос принадлежности. Этим западноевропейским самосознанию и самоочевидности в России с самого начала противостояли неизбежный кризис идентичности и поиск идентичности в новом времени. Со временем в глазах Владимира Путина опыт неудавшейся модернизации по западному образцу перерос в признание невозможности модернизации. То есть к коллективному разочарованию и собственным опасениям прибавилась еще и неуверенность власти.
25 лет происходило это столкновение западноевропейской доброй воли, необдуманности и надменности с глубокой российской неуверенностью и нарастающей угрозой системе. Эта глава закончилась с аннексией Крыма. В качестве результата следует запомнить: политические вхождение России в Европу провалилось — пока, но на долгое время. Аннексия Крыма, военное вторжение в Восточную Украину — это был выход России из политической системы Европы. Права человека, демократия, правовое государство, уважение территориальной и политической независимости других государств — вот что составляет политическую идентичность Европы, и все это Россия либо ставит под сомнение, либо активно борется с этим. То, что начиналось как оборонительная, тактическая и довольно беспомощная реакция, развилось с тех пор во всеобъемлющую стратегию российских властей. Путинская Россия приняла решение снова вернуться на центральное место на политической арене — на равных с США. Но добиваться этого теперь следовало уже не путем модернизации России по западному образцу, а путем самодовольного самовозвышения над международными правилами. Успех зависит от того, признает ли со временем международное сообщество результаты такой политики, и тем самым будет фактически узаконена такая стратегия.
Если бы это произошло, мы получили бы новый раскол Европы. Хотя однородного лагеря нелиберальных, авторитарных, базирующихся на национализме государств не существует, но бесспорно развился новый геополитический антагонизм между либеральными демократиями, с одной стороны, и их антиподами, с другой. Собственно, формативная фаза новых международных образований власти началась лишь в наши дни, спустя 25 лет после окончания холодной войны. Такие государства как Китай, Россия или Турция приняли стратегическое решение, достойное критики с точки зрения либеральных ценностей и принципов. Поиск идентичности повернулся с Востока на Запад.
Что следует из этой оценки для политической стратегии европейцев и Запада по отношению к России? Во-первых, что нам нужна единая стратегия. Во-вторых, так как речь идет «борьбе за порядок», то в единстве Запада наряду с привлекательностью его жизненной модели и есть его собственная сила. Или должна быть одна трансатлантическая российская политика, или же раскол Запада — неважно откуда, из Европы, или, как сейчас, из США — был бы самым большим успехом стратегии Путина. В-третьих, ответы на нынешнюю политику России будут оставаться асимметричными, то есть и на военные операции можно будет отреагировать лишь политическими средствами. Но именно поэтому, в-четвертых, принципиальное непризнание этих методов, которые обращены против главенства международного права, элементарны. В этом решающий политический смысл санкций. В-пятых, нам должно быть ясно, что дилеммы в отношениях с Россией неизбежны, и мы должны научиться обращаться с ними прагматично. Так что мне кажется важным, что надо и дальше вместе с Россией продолжать искать возможности политических решений в Сирии.
Нынешняя российская силовая политика родилась из слабости, а именно из невозможности модернизации в рамках этой системы. Она продлится некоторое время, но это не навсегда. ЕС и отношения между ЕС и США тоже переживают структурный период ухудшения. Ни у кого из участников уже нет никакой действительно собственной концепции. Это создает дополнительную и небезопасную проблему в наших отношениях с Россией.
Но́рберт Рёттген — немецкий политик (ХДС), Председатель комитета бундестага по внешней политике.
