Недавние военные учения НАТО в Швеции вновь разожгли споры по поводу нейтралитета. Прошедшая с 11 по 29 сентября тренировочная операция «Аврора 17» вызвала недовольство части общественности этой зажатой между Россией и НАТО страны, которая держится за своеобразный нейтралитет. Но что же означает это понятие в Европе после окончания холодной войны?
Когда мы говорим о нейтралитете, на ум сразу же приходит Швейцария, которая обеспечила себе особый международный юридический статус по Парижскому мирному договору 1815 года. У историков до сих пор нет единого мнения насчет происхождения этой швейцарской особенности: битву при Мариньяно 1515 года считают причиной далеко не все, напоминает профессор истории Женевского университета Ирен Эррманн (Irène Herrmann). Специалисты по геополитике в свою очередь отмечают, что это понятие вновь появляется в спорах.
«На самом деле, Швеция де факто больше не является нейтральной, — утверждает Томас Райс (Tomas Ries), преподаватель безопасности и стратегии в Высшей школе национальной обороны при Стокгольмском университете. — Западные военные учения на ее территории отражают тревогу всех северных стран по поводу военной мощи России».
В стороне от противостояния
Так, аннексия Крыма Россией в 2014 году и последовавший за этим открытый кризис с Украиной не на шутку встревожили ее соседей. Агрессивная политика Москвы даже подтолкнула Киев к отказу от нейтралитета, который украинские правительства рассматривали с 2010-х годов как «непринадлежность к военным альянсам»: они надеялись остаться в стороне от противостояния России и НАТО.
Теперь все это в прошлом. На голосовании 8 июня украинский парламент подтвердил намерение вступить в Североатлантический альянс. Россия же ответила учениями «Запад 2017», которые прошли с 14 по 20 сентября и, по официальным данным, задействовали почти 13 000 российских и белорусских солдат (в некоторых европейских приграничных странах упоминались цифры в 70 000 или даже 100 000 военных). Как бы то ни было, в Москве неизменно повторяют, что Украине не место в каких-либо военных альянсах, и напирают на ее нейтралитет.
Но что под этим подразумевается? Существует ли какое-то четкое определение? Томас Райс считает нейтралитет равновесием между обещанием и требованием: «Государство предпринимает усилия для того, чтобы держаться в стороне от конфликтов с участием других держав. Речь идет о взаимосвязи между обещанием не поддерживать ни одну из конфликтующих сторон и требованием недопустимости атаки на него самого в надежде, что требование будет выполнено».
Позиция отказа
Само слово (ne uter от латинского «ни тот, ни другой») уходит корнями в Античность. Во время Пелопонесской войны (431-404 до н.э.) город Мелос отказался от альянса с Афинами против Спарты и выбрал нейтралитет. Афиняне и все остальные отнеслись к такому решению без особого уважения. Спустя более 200 лет во время Третьей Македонской войны (172-168 до н.э.), Ахейский союз отказывался выступать на стороне Рима, что тоже можно воспринимать как определенную форму нейтралитета.
С римской эпохи «нейтралитет стал рассматриваться как позиция отказа», уточняет Софи Энос-Аттали (Sophie Enos-Attali), преподаватель и научный сотрудник Парижского католического института. Быть нейтральным значило быть лицемером, что могло грозить изгнанием. По мнению эксперта, римская пословица «Кто не с нами, тот против нас» указывает на восприятие «трусости того, кто не хочет участвовать в конфликте, чтобы избежать связанных с ним ужасов, но в то же время стремится извлечь из него выгоду».
Мнение о нейтралитете менялось с течением лет. Святой Августин (354-430) и Святой Фома Аквинский (1225-1274) считали отказ от участия в праведных обоснованных войнах нарушением нравственного долга. Так, например, тех, кто не участвовал в крестовых походах, осуждали отправившиеся на освобождение святых мест господа.
Принцип суверенитета
С приобретения Швейцарией особого статуса в 1815 году нейтралитет совершил качественный и дипломатический рывок, чье содержимое было постепенно закодифицировано и, наконец, получило международное признание на конференции в Гааге в 1907 году. «После Второй мировой войны нейтралитет стал для швейцарцев священной коровой, — напоминает Ирен Эррманн. — Они даже убеждены, что он сыграл им на руку во время войны».
В период холодной войны (1947-1991) нейтралитет обладал безусловной притягательностью. Не только Швейцария, но и страны вроде Швеции, Австрии и Финляндии заняли нейтральную пацифистскую позицию, чтобы не злить СССР. Лишь после распада коммунистического блока в 1991 году Стокгольм и Хельсинки вступили в Европейский союз и постепенно отошли от суверенитета.
Именно так данная позиция постепенно лишилась отрицательной окраски. Понятие настолько вошло в моду, что у него даже появились варианты, такие как нейтрализм и неприсоединение, которые все следует отличать от суверенитета. Как бы то ни было, нейтрализм не закреплен в международном праве и не описывает позицию государства по отношению к войне. «Он предполагает духовную и идеологическую беспристрастность на всех уровнях», — объясняет Софи Энос-Аттали. В свою очередь понятие «неприсоединение», которым активно пользовались бывшие колонии, как и нейтралитет, описывает не участвующую в альянсе страну, однако «касается политики, тогда как нейтралитет — термин военно-стратегического порядка».
«Престижный вариант»
С 1990-х годов, в лишившемся прежней биполярной структуре мире значение и смысл нейтралитета, естественно, стали меняться. Сегодня эксперты рассматривают две концепции: первая — жесткая и юридическая, вторая — более гибкая. Швейцария все еще относится к первому случаю и, например, вступила в ООН только в 2002 году. Сюда также следует отнести Австрию, Мальту и Туркменистан, которые прописали нейтралитет в своих конституциях (1955, 1987 и 1995 годы).
Что касается Ирландии, ей свойственен традиционный нейтралитет в поведении, который при этом не прописан в каких-либо законодательных документах. Вторая категория включает в себя Финляндию и Швецию. Оба этих по факту отказавшихся от нейтралитета государства сейчас предпочитают говорить о «военном неприсоединении», чтобы не злить общественность, которая крепко держится за добрососедские отношения с Россией.
Так, как же обстоят дела сегодня: заявление суверенитета — это проявление силы или слабости? «Швейцарцы убеждены, что это признак силы», — объясняет Ирен Эррманн, хотя сама она не слишком в это верит. Это все еще «престижный вариант для тех, кому удается держаться на достаточном расстоянии от напряженности», — подчеркивает Томас Райс.
В то же время это слабость, «отчаянный вариант для тех, кто не видит для себя иного решения», и в лучшем случае становится буферной зоной для более сильных соседей, а в худшем поглощается ими. У нейтралитета был четко определенный смысл в биполярном мире. Сейчас же, в начале XXI века, когда стратегическое равновесие выглядит шатким как никогда, он растерял немалую часть привлекательности и релевантности.
