«Деловая столица»: Вы прожили в России 16 лет и уехали в 2011-м. Сейчас, когда приезжаете в Россию, какие перемены бросаются в глаза?
Борис Райтшустер. Во-первых, надо разделять Россию и Москву. Москва — современный город, богатый, видно, что деньги туда вкладывают. Появилось много того, чего раньше не было. Но в Москве есть отличие между первым впечатлением и тем, что находится за ширмой. Россияне очень устали от политики, у них заметна достаточно сильная политическая депрессия, и видно, что людям материально живется хуже.
Но что меня удивляет — так это очень много книг про Сталина и Берию в книжных магазинах, Например, «Берия — лучший менеджер 20-го века». Эта какая-то фантастика С одной стороны, чувствуется богатство, а с другой — россияне сильно застряли в своем прошлом. Эдакий сталинизм с макбуками и айпадами. Понятно, что пока не будут извлекаться уроки из сталинизма, у России не будет никакого будущего. Сейчас же раковые опухоли прошлого замазываются, им придают мышечную массу. Боюсь, на таком обмане нельзя строить будущее. Это гибельно для России. Я вижу, как Германии тяжело со своим прошлым. И пока массового убийцу, человека, который погубил Россию, будут восхвалять, — поставить на ноги Россию не удастся. А россияне до сих во многом хотят быть похожими на Сталина, пребывают в плену сталинского мышления, которое теперь законсервировалось в ФСБ.
— Вас не удивило решение Ксении Собчак баллотироваться в президенты России?
— Нет, российские выборы — это как большое реалити-шоу «За стеклом». Для такого шоу нужны шоумены. С точки зрения Кремля, Собчак достаточно хорошо подходит. В прошлый раз эту роль играл Михаил Прохоров, но из него получился неудачный шоумен. Для меня удивительно как на Западе все на это ведутся. Заголовки в немецкой прессе были такими, что Ксения Собчак хочет стать президентом или же Собчак бросает вызов Путину. Немцы попались на российскую инсценировку. Многие немецкие журналисты всерьез думают, что в России начали происходить какие-то правильные процессы, что ли. Мол, если в выборах участвует Собчак, значит в России не так все и плохо! Путину это как раз на руку, а то он переживал, что на Западе будет ощущения российских недовыборов.
— Разве участие Собчак не говорит об обратном — отсутствии российской оппозиции?
— Я бы назвал Алексея Навального оппозицией, но его к выборам не допускают. Путин делает все, чтобы не было никакой честной политической борьбы. Эту ситуацию я всегда сравниваю с условным боксерским матчем, где один боксер повязан по рукам и ногам, а второй свободно боксирует. Это грустное и недостойное зрелище.
— По оценкам политических обозревателей, кто бы ни участвовал в выборах — президентом станет Путин. Что будет дальше с путинской Россией?
— А к чему должна быть готова Украина?
— К нестабильности России. Там все сосредоточено на Путине, нет правил, нет действующей Конституции, нет действующих законов. Как только Путина не станет — ясно, что произойдет с этой страной. Для вас, как для соседа, это опасно. Вот с румынами у вас хорошие отношения, вы знаете, что бы ни случилось с их президентом, вы отношения наладите. Послезавтра они вам границу обстреливать не будут. А вот с Россией такой вариант реален.
— Внешняя политика Путина после выборов будет такой же агрессивной?
— Я писал об этом еще в 2006 г., что внутренняя политика России так устроена, чтобы отвлекать от нее внимание внешней агрессией. Сначала была Грузия, потом — Украина. Вся проблема в том, что, для того чтобы этот наркотик действовал, надо дозу увеличить. И мой большой страх, что Путин не изменит этому принципу, и, как только его популярность упадет, опять за счет внешнего врага будет стараться отвлечь людей от внутренних проблем. Для него недопустимо, чтобы люди говорили: почему в России столько бедности, несправедливости, а богатство всей страны сосредоточено в руках маленького круга людей? Для этого им нужен внешний враг, поэтому агрессия по отношению к внешнему миру свойственна системе Путина. Она живет этими конфликтами, без них в Кремле придется думать о внутренних проблемах. Поэтому они постоянно внушают своему населению, что вот-вот на нас нападут, чтобы оно не думало, почему у них так мало денег.
— А Запад так и будет это терпеть?
— Да, у нас на Западе нет таких сильных лидеров, как это было во времена Конрада Аденауэра, Рональда Рейгана или Маргарет Тэтчер. Проблема в том, что Путин — великан, а наши политики — карлики. Они так и не поняли, что пребывают на корабле в океане. Они все думают, что находятся на трамвайчике и что надо с Путиным садиться за один стол и договариваться. Нынешняя западная элита — это политические вегетарианцы. И когда вы рассказываете о своих проблемах на Западе, то на вас смотрят, как на сумасшедших, и думают, что у вас какая-то паранойя. Я, конечно, утрирую, но одновременно и сочувствую.
— Выглядит как-то пессимистически…
— Ну есть и оптимистический сценарий. Все-таки у россиян на Западе деньги, родственники и все остальное, поэтому я думаю, что до чего-то страшного не дойдет. Эта особенность путинской элиты и есть отличие от элиты Сталина. У того не было счетов в швейцарских банках и вилл на Лазурном берегу. Но я полагаю, можно было избежать многих жертв, если бы Запад изначально вел себя более ответственно.
Теперь же Запад готов перекрыть финансовое дыхание политической элите России, если Кремль рискнет пойти на крупномасштабную военную акцию на Украине. Но если при этом Путин будет делать все довольно ловко, то у Запада будет соблазн закрыть глаза и сказать, что мы ничего не видим, улыбаемся и машем! У Путина есть поле для маневра. Конечно, это игра с огнем. Но до сих пор Путин всех ловко разыгрывает, и это тянется еще с Минских соглашений. Западные элиты уже не понимают, что почем, многие стали карликовыми кастратами, а Путин вовсю использует эту ситуацию. Они привыкли, что все вокруг хорошие. Поколение, которое пережило тяжелые времена, ушло, а сейчас пришли люди, которое ни о чем не знают.
— То есть Запад слишком наивен, доверчив, а русские этим пользуются?
— Да. Вот россияне не верят, что Запад не хочет завоевать Калининград. Они действительно готовятся к нападению. Наши миры — они абсолютно разные во всех отношениях. Недавно делал видео о ситуации с голливудским продюсером Харви Вайнштейном, и россияне писали, что, мол, на самом деле женщины мечтают о сексуальном домогательстве, и это даже хорошо, когда мужчина женщину домогается. Я об этом немцам рассказываю, а они мне просто не верят! И я теперь действительно верю, что россияне вполне искренни, когда говорят о нападении НАТО. А в Европе, наоборот, думают, что Путин хороший и на самом деле не опасен. При этом надо сказать, что раньше Запад был еще наивнее, чем сейчас. Ситуация немного меняется, но все равно процесс идет медленно.
— Насколько велико влияние русских в Германии?
— У Путина тут очень сильные позиции, так что он может даже немного расслабиться. Большинство немцев предпочитают российский газ вместо американского. Мало кто думает о том, что Германия лишает Украину как бы своего покровительства, ведь Украина — страна без ресурсов, и эти транзитные доходы очень важны для нее. Но личный финансовый интерес немецкого бизнеса преобладает. Плюс сказывается историческое наследие. Еще со времен Бисмарка тянется тоска немцев по России. Мол, Россия и Германия должны быть близки. А Герхард Шредер до сих пор говорит, что Россия и Германия — соседи.
Германия очень сильно могла бы помочь интеграции Украины в состав Европы, но не делает этого. Поэтому вы на Украине наивно считаете Меркель лоббистом ваших вопросов на Западе. Помните, кто был главным противником непринятия Украины в НАТО в 2008 г.? Если бы Германия тогда не сопротивлялась, сейчас Донецк и Луганск были бы мирными городами, там бы не погибли люди. Не думаю, что Путин стал бы нападать на страну — члена НАТО.
— Почему у немцев такая позиция?
— В Германии еще очень сильный антиамериканизм, и это тоже историческое наследие. Из-за этого у Путина тут такая большая поддержка. Для немцев Путин в первую очередь человек, который сопротивляется Америке. Также многие немецкие СМИ левые и антиамериканские. Они пишут о Трампе так, как будто бы он напал на соседнюю страну. А когда о Путине что-то критичное пишут, то говорят, что правду надо искать где-то посередине. Антиамериканизм был одним из главных тезисов гитлеровской пропаганды, и если говорить уж так провокационно, то последствия этого еще чувствуются. Плюс левые идеи очень противоречат американскому строю. Со времен падения Берлинской стены у немцев нет потребности в американской защите. В общем, вот такой сложный коктейль получается.
— Чем Штаты так не угодили Германии?
— Это скорее вопрос к психологу, нежели к журналисту. Некоторые коллеги это объясняют комплексами. США после войны были для ФРГ чем-то вроде родителей — воспитали тягу к демократии, свободе. А немцы, согласно с этим объяснением, теперь ведут себя, как подростки с родителями, — оказывают сильное сопротивление. При этом антиамериканские настроения сопровождаются любовью к американским изделиям, например, фирмы Apple или McDonalds. Такой же феномен, кстати, и в России можно наблюдать. В какой-то мере в этом есть элементы шизофрении. К тому же в немецкой элите очень сильны левые тенденции, а левые традиционно очень скептичны к американской форме капитализма.
— Со времен падения Берлинской стены прошло лишь 30 лет, и еще живы те, кто хорошо помнит, как жилось по ее разным сторонам. Разве это не аргумент?
— Это меня удивляет больше всего. Я часто говорю, неужели они забыли, что такое Берлинская стена? Неужели вы забыли, куда люди бежали? Как жили люди, которые были под русской диктатурой, и как жили те, кто был на американской стороне. Увы, оказывается, историческая память гораздо слабее, чем мне казалось. И еще у меня жуткие подозрения: если посмотреть, сколько людей симпатизируют и импонируют Путину, что многие немцы где-то в глубине еще испытывают какие-то симпатии к авторитаризму и даже к фашизму. Иначе я не могу объяснить эту любовь к Путину. Любой человек, который привержен демократическим идеалам, давно понял, что такое авторитаризм, то он никак не может защищать или поддерживать Путина. Также и в России до сих пор сильная ностальгия по Союзу. Тоже не прошло еще и 30 лет, как они все стояли в очередях, не было даже туалетной бумаги и пеленок. Такая человеческая природа.
— Германии чем-то угрожает такая историческая забывчивость?
— Многие немцы живут в мире «все прекрасно, все хорошо». Это очень опасно по отношению к Путину, к миграционной политике, к политике внутренней безопасности. Из-за этого подымается влияние радикальных течений, и это опасно в плане демократии. На самом деле мы все в опасности. Пока это все еще стабильно, но мы рубим сук, на котором сидим.
— Но, несмотря на все, Германия сумела построить страну с мощной экономикой, и это все после двух проигранных воин и многолетнего разделения страны…
— Послевоенное поколение в Германии пережило сильнейший кризис. Люди готовы были очень много работать, многим жертвовали. Но это поколение уже уходит, и большой вопрос, как справится молодое поколение. Они воспринимают демократию как нечто само собой разумеющееся, не понимают, что за нее надо бороться.
— Как бы вы оценили влияние Германии в Европе сейчас, после выборов?
— Германия считается главной по восточной группе среди европейских стран. И поскольку Европа разделена, восточная более на стороне Украины, она более осторожна в отношении Путина. Но есть южная Европа, от которой Россия далека и которая не прочь иметь с ней бизнес. Вот Германия как бы посредине, ее голоса одинаковы как на той чаше, так и на другой. Меркель старалась помочь Украине, но сейчас она практически перестала критиковать Путина, выступив за создание газопровода «Северный поток — 2». И это все случилось после ее визита к Путину в Сочи. Запад сам по себе боится смены власти в России. Ему проще терпеть Путина, нежели терпеть еще большего тирана, который будет в России после него.
