В сентябре Россия и Белоруссия провели совместные военные учения «Запад-2017», в ходе которых у европейских границ внезапно оказались сосредоточены довольно внушительные войска, вызвавшие новые опасения по поводу возобновления российской агрессии. Понятно, что эти учения вновь сделали актуальной дискуссию о том, как членам НАТО следует отвечать на провокации, подобные «Западу-2017». Вновь всплыли свидетельства того, что Россия якобы размещает дополнительные ракеты в Калининграде, своем сильно укрепленном эксклаве.
Российская политика балансирования на грани войны не должна оставаться без ответа, однако эффективный ответ необязательно должен быть симметричным: в случае наращивания сил — ответное наращивание, в случае конкретных шагов — ответные меры. Как говорится, есть и другие варианты.
В нынешней версии проходящих раз в четыре года российских военных игр оба союзника стягивают свои силы для борьбы с вымышленными восточноевропейскими государствами, географически схожими со странами Балтии: все они — члены ЕС и НАТО. Масштабы и сложность учений не ускользнули от западных аналитиков и военного руководства, не на шутку встревоженных тем, что «Запад» может стать очередным предвестником российской интервенции, ведь именно так начинались войны в Грузии в 2008 году и на Украине в 2014-м.
Несмотря на привычный информационный туман, основной сигнал Москвы ясен: она вернула себе военную мощь, и попытки Запада ее сдерживать или оказывать противодействие окажутся бесплодными — даже учитывая то, что силы НАТО принимали участие в собственных учениях в нейтральной Швеции, а в Прибалтике разместились четыре «подстраховочных» батальона НАТО.
Российская «победа» над балтийскими аналогами в ходе учений была не просто преднамеренным бахвальством. Многочисленные оценки подтверждают тот факт, что в случае крупномасштабного конфликта между силами НАТО и России Прибалтика окажется не только уязвимой, но и заведомо неготовой к обороне. Широко распространенное исследование, проведенное корпорацией RAND, показало, что российское наступление достигнет столиц Эстонии и Латвии менее чем за шестьдесят часов. Литве, зажатой между Калининградом с его многочисленными гарнизонами и главным союзником Москвы Белоруссией, тоже несдобровать.
Призывы к размещению бронетанковых войск у российских границ понятны, но такой шаг может только повысить риск конфликта, к тому же под уничтожающий российский огонь в первые часы войны попадет большее число союзных войск. Хотя установка на полное игнорирование российского бряцания оружием едва ли осуществима, аргументы, подобные тем, которые касаются «правильного» традиционного сдерживания в Восточной Европе (какими бы важными они ни были), по существу подчиняют любой ответ Запада обстоятельствам и территориям, которые выбирает сама Россия.
Тенденция к «прощупыванию» или симметричному реагированию на последние провокационные действия помогает объяснить то, почему Соединенные Штаты и Европа в своей политике так часто оказываются по крайней мере на один шаг позади России. Кроме того, если Москва усвоила асимметрию, почему бы Западу не последовать ее примеру?
Логические преимущества стратегической симметрии очевидны: при ней возникший инцидент или проблема решаются напрямую; между действием и реакцией проводятся четкие связи; проблема разделяется по категориям; и как правило последствия можно предсказать, что важно с точки зрения управления рисками. Но с другой стороны, такая пропорциональность делает любой западный ответ слишком предсказуемым, а значит, ожидаемым и легко оспариваемым. К тому времени, когда западные правительства определят, обсудят и сформулируют ответ на действия России, та успеет перейти к другому театру военных действий или другой сфере.
Россия не может сравниться с НАТО по количеству или качеству своих вооруженных сил, но Москва знает, что в этом нет надобности, если альянс можно разобщить, если его члены не хотят действовать, и если можно заставить США и Европу совершить ряд стратегических ошибок. Наиболее крупные за последнее десятилетие российские военные операции в Грузии, на Украине и в Сирии показывают, как решительность и преимущество первого хода помогают Москве на свое усмотрение перестраивать стратегическую картину, даже невзирая на противодействие Запада. Между тем чрезмерная осмотрительность и нерасторопность лишают реакцию Запада остроты и даже делают ее ненужной, позволяя Москве закрепить свой успех и выбрать следующую стратегическую возможность.
Россия предпочитает оспаривать западное первенство в тех областях, где она находится в самой сильной позиции, где видит возможность действовать, чтобы потом откреститься от содеянного — либо где есть и то, и другое. Вот почему Россия относительно безнаказанно действует с в своем так называемом «ближнем зарубежье» и в тех областях, где она ценой относительно малых затрат может добиться максимального влияния. Это также помогает объяснить ее деятельность в информационном и киберпространстве и то, почему Москва регулярно хвастается своим ядерным оружием сверхдержавы и нередко расценивает западные призывы к твердой позиции в отношении России как приглашение к «Третьей мировой войне».
Во время холодной войны американские военные планировщики выявляли подобные тенденции в Советском Союзе, который, как считалось в мире, обладал превосходством традиционных войск на местах. Именно в этом контексте была разработана боевая боевая доктрина «воздушно-наземных операций», которая стремилась компенсировать преимущества советских сухопутных войск, используя сильные стороны НАТО: мобильность и авиацию. Характер проблемы изменился, но основополагающие принципы — нет. Противодействие провокациям или давлению со стороны таких враждебных государств, как Россия, следует выстраивать, ориентируясь на преимущества Запада, а не на те, что диктует противник.
Как это будет выглядеть на практике? Стратегия тщательного укрепления стран Балтии, скорее всего, обречена на провал, поскольку даже идеальная оборона, вероятнее всего, только вызовет ответные меры России где-нибудь в другом месте. Вместо этого западные государства могли бы связать российские провокации с хорошо продуманными контрэскалациями, которые вырвали бы инициативу из рук Кремля и спутали ему все карты. Эти ответы не обязательно должны носить военный характер.
Так, можно создать политические механизмы, продвигающие в НАТО опальных западных партнеров, таких как Грузия и Украина; такой шаг не гарантировал бы присоединения, но серьезно помешал России, которая по своему обыкновению использует сепаратистов-посредников, чтобы настраивать своих соседей против евроатлантической интеграции. Или же Запад может более эффективно выстраивать свою стратегию в Арктике, чтобы помешать планам России господствовать над все более жизнеспособными морскими путями и минеральными богатствами этого региона.
Стратегическая симметрия может выступать одним из возможных инструментов. В конце концов, с некоторыми проблемами необходимо бороться напрямую. Но это не единственный вариант. Асимметричная стратегия могла бы позволить Западу отвечать с позиций относительной силы, тем самым лишая противников ощущения непрерывного успеха. Возможно, если мы поставим Россию на место и склоним к переменам, это восстановит чувство равновесия и, будем надеяться, проложит путь к более конструктивным и прочным отношениям.
Майкл Хикари Сесайр — эксперт по международным отношениям, сотрудник новой американской программы международной безопасности.
