Сегодня существует широко представленное течение мысли, которое утверждает, что Европа плохо принимает мусульман, усиливая тем самым возникающие у них проблемы с интеграцией. Подпитывается оно целым рядом исследований о том, что мусульмане становятся жертвами «исламофобии». Прекрасной иллюстрацией такого подхода стал недавний доклад Агентства Европейского союза по основным правам. Материал под названием «Второй опрос по меньшинствам и дискриминации в Европейском союзе. Мусульмане. Избранные факты» (сентябрь 2017 года) анализирует ответы 10 527 человек, которые называют себя мусульманами, в 15 странах ЕС. Только вот при внимательном рассмотрении собранных данных легко убедиться, что они приводят к выводам слишком отличающимся от того, что хочет продемонстрировать доклад.
Исследование опирается исключительно на заявления, которые связаны с ощущениями респондентов. При этом слова человека рассматриваются как то, что происходит на самом деле. Здесь постоянно встречаются заявления вроде «Участвовавшие в опросе мусульмане сталкиваются с высоким уровнем дискриминации», словно речь идет о подтвержденном факте. У людей имеются совершенно разные представления о дискриминации, к которой они могут отнести и совершенно законные отличия в отношении, связанные, например, с их национальностью. В исследовании не предпринимается никаких шагов, чтобы удостовериться, не получается ли так, что, скорее, враждебное отношение к принимающему обществу подталкивает некоторых к тому, чтобы назвать дискриминацией поведение, которое на самом деле не имеет к ней никакого отношения. Серьезный просчет. Кроме того, тех, кто говорят о дискриминации всех мусульман в целом, на самом деле куда больше тех, кто утверждают, что столкнулись с ней лично. Так, например, во Франции 75% мусульман говорят о существовании дискриминации по религиозному признаку, но всего лишь 20% признают, что лично ощутили ее за последние пять лет. В ответах на те же самые вопросы было получено 72% и 30% в Швеции, 59% и 19% в Бельгии, 26% и 10% в Испании.
Таким образом, укрепившаяся среди населения вера в то, что мусульмане подвергаются дискриминации по причине вероисповедания, намного превышает реальное положение дел. Кроме того, утверждается, что в принимающих обществах не делается отличия между мусульманами или похожими на них людьми. Уже сам факт того, что человек — мусульманин, вызывает негативную реакцию. С самой первой фразы авторы доклада заявляют: «Помните, когда последний раз пытались устроиться на работу? Вы боялись, что ваши навыки работы с компьютером могут оказаться недостаточными, или что вы допустили орфографическую ошибку в резюме. Но если вы мусульманин или человек мусульманского происхождения, одного вашего имени может быть достаточно для того, чтобы вы не получили приглашения на собеседование». Тем не менее даже данные самого исследования указывают на существование в странах ЕС совершенно разных реакций на тех, кто называют себя мусульманами.
О фактической дискриминации по религиозному признаку говорят не все мусульмане и даже не их большинство, а весьма ограниченное меньшинство: 17% в течение пяти лет перед опросом. Та же самая тенденция наблюдается с притеснениями (от непонравившегося взгляда до физического насилия) и отношениями с полицией. В последнем случае, среди опрошенных мусульман о дискриминации говорят всего 16% мужчин и 1,8% женщин. По факту, мы имеем дело с несколькими подгруппами населения, вызывающими совершенно разную реакцию. Большинство в принципе не ощущает никакой дискриминации, тогда как меньшинство чувствует ее на регулярной основе (в среднем, пять раз в год, а некоторые — ежедневно). Подобный контраст между группами, которые сталкиваются (или считают, что сталкиваются) с совершенно разным отношением, был бы невозможен, если бы мы имели дело со случайной дискриминацией, связанной исключительно с мусульманской принадлежностью.
Ответы в докладе распределены в зависимости от происхождения мусульман (Северная Африка, Центральная Африка, Турция, Азия), пола и рассматриваемых стран ЕС. В среднем, среди говорящих о дискриминации по религиозному признаку выходцев из Северной Африки в два с лишним раза больше, чем азиатов (21% против 9%). Еще более ярко выраженная картина наблюдается в вопросе притеснений и отношений с полицией. В то же время в исследовании не говорится ни слова о том, что эта ситуация может быть связана с различиями среди групп людей.
Отмечается и существование ограничений для религиозного самовыражения, особенно на предприятиях. В то же время не указывается, что принятие этих ограничений одними может соседствовать с возмущением со стороны других. Разный подход в свою очередь влечет за собой неодинаковую реакцию работодателей. Кроме того, иммигранты во втором поколении чаще говорят, что сталкиваются с негативной реакцией на их веру, чем иммигранты в первом поколении (22% против 15% по дискриминации, 36% против 22% по притеснениям). Только вот в докладе не говорится ни слова о том, что формирующийся у второго поколения более радикальный настрой может стать толчком к вызывающему проблемы поведению.
Представленный в докладе взгляд на интеграцию ставит на первое место «взаимное приспособление». Он напоминает о рекомендациях Совета Европы, который рассматривает интеграцию как «динамичный двусторонний процесс обоюдного приспособления всех иммигрантов, в том числе мусульман, и коренного населения». На практике же он требует адаптации лишь от принимающего общества. Несогласие означает расизм, ксенофобию и «преступления на почве ненависти».
Подавляющее большинство мусульман говорят, что не против соседей иного вероисповедания или даже брака своих детей с немусульманами. По данным доклада, «практически все (92%) положительно воспринимают мысль о том, что их соседями могут быть люди иной веры», а почти половина (48%) не видят проблемы в том, что «член семьи может вступить в брак с немусульманином». Этот момент заслуживает позитивной оценки. Авторы доклада же предпочитают делать упор на не слишком благосклонном отношении населения к мусульманам: каждый пятый не хотел бы видеть мусульман среди соседей, а 30% были бы не по душе отношения сына или дочери с человеком мусульманской веры. По их словам, эти ответы подтверждают, что мусульмане более открыты и толерантны, чем представители принимающего общества. В таком сравнении вопрос стоит лишь об открытости и закрытости.
Исследование не уделяет ни малейшего внимания непростым реалиям жизни в мире, где людям другой культуры может быть свойственно насаждение своих нравов. Справедливо отмечается, что ведомственная система в принимающих странах лучше, чем в родных государствах иммигрантов, что это может отражаться на уровне доверия респондентов к ведомствам принимающих стран. При этом не упоминается сильнейшее социальное давление в некоторых кварталах, где мусульмане устанавливают свои нормы одежды и поведения. Что касается брака, в исследовании не задается отдельных вопросов о юношах и девушках, хотя в исламе существует четкое разделение. Не говорится ни слова и о трудностях, с которыми сталкивается немусульманин в браке с мусульманином: в случае развода мусульманин может увезти детей в исламскую страну, где судебная система будет на его стороне. Стоит отметить и давление в том, что касается обращения в мусульманскую веру.
Если же речь в докладе заходит о ненависти, та всегда обращена на мусульман и никогда не исходит от них. Поднимается вопрос о «притеснении на почве ненависти» и «движимых ненавистью угнетателях». Ненависть к западу среди мусульманской общины замалчивается. Тот факт, что, те, кто считают себя самыми угнетенными, одновременно говорят об отсутствии привязанности к принимающему обществу, воспринимается как нечто само собой разумеющееся, как причинно-следственная связь. Раз эти люди сталкиваются с самой сильной дискриминацией, им не за что любить принявшее их общество. Такие однобокие отношения упоминаются в частности в том случае, когда речь заходит о подъеме радикального исламизма. Никто не говорит о том, что мы имеем дело с обратной тенденцией: неприятие принимающего общества связано с «жесткой» концепцией ислама, которая ведет одновременно к вызывающему негативную реакцию поведению и склонности воспринимать эту реакцию как дискриминацию.
Исследование ЕС не задумывается о причинах существования такого контраста между широким большинством мусульман, которые говорят, что не сталкивались с дискриминацией, и меньшинством, кричащем о постоянных угнетениях. Этот контраст говорит, что мы имеем дело не с общей реакцией на мусульман как таковых, а с дифференцированными реакциями, в которых значительная роль отводится поведению каждого конкретного человека. Исследование же утверждает, как аксиому, что барьеры для полной интеграции мусульман в европейское общество были созданы им самим и связаны исключительно с «дискриминацией, притеснением, насилием на почве ненависти и частотой полицейских проверок». Такой жизненный опыт может серьезно отразиться на привязанности этих групп населения к стране, в которой они проживают, утверждает исследование. В вышедшем после публикации отчета пресс-релизе первым решением проблем интеграции мусульман называются «эффективные меры пресечения нарушений законов по борьбе с дискриминацией».
Хотя цель данного исследования и всех прочих работ по этой тематике должна заключаться в содействии более эффективной интеграции мусульман, мы видим противоположный эффект. Оно подталкивает мусульман к ошибочной вере в то, что их интеграционные усилия напрасны, питает в них озлобленность и отталкивает от мысли о приложении этих усилий. Более того, оно против воли играет на руку стратегиям исламистов по формированию мусульманского контр-общества, которое враждебно настроено по отношению к принимающей стране и Западу в целом.
