Маяковский и сторонники независимости
18 июня 1925 года поэт Владимир Маяковский, которому наскучило плыть на пароходе «Испания», выбросил за борт несколько книг с произведениями Толстого, Пушкина и Достоевского. Он развеселился, осуществив то, что описал около 10 лет назад в манифесте русских футуристов: «Только мы — лицо нашего времени». Он направлялся на Кубу, в Мексику, Нью-Йорк и Чикаго, постигая эстетические, технические и философские особенности новой реальности, которая была далека от церемоний: «Первый класс тошнит куда хочет, второй — на третий, а третий — сам на себя».
После революции в России выезд за границу был запрещен, но Маяковский получил разрешение от органов советской власти, которые тогда еще не считали, что максимальной и единственной эстетической ценностью является полезность. Он сообщит сногсшибательную новость: с той стороны океана рабочие взяли власть в свои руки.
Когда Маяковский приехал в Веракрус, он столкнулся с рядом удивительных событий, описанных в очерке «Мое открытие Америки». Индейцы оказались не краснокожими, как их представляли в американских романах, а мексиканцами, обутыми во что-то, «не поддающееся ни чистке, ни описанию». Чистильщиков сапог на улицах было больше, чем людей, имеющих сапоги. Лотерейные билеты заменяли деньги. Никто не знал, сколько солдат было в армии Мексики. Можно представить себе Маяковского ростом 185 сантиметров, который врывается в суету веракрусского порта, нагибаясь, чтобы с головой окунуться в эту жизнь, которая протекала только на улицах — «и дела, и встречи, и еда», и протесты. Увидев красное знамя с серпом и молотом в окне дома, Маяковский решил, что это посольство СССР. С удивлением он узнает, что это знамя было повешено здесь три года назад, чтобы показать, что здание занято членами движения Эрона Проаля (Herón Proal). «Мексиканец въезжает в квартиру и выкидывает флаг. Это значит: въехал с удовольствием, а за квартиру платить не буду»,- объясняет поэт. Маяковский оторопел, узнав, что лидер этого движения начал борьбу против повышения платы за аренду жилья, подговорив портовых проституток «сжигать средства производства» — матрасы. На вопрос Маяковского, откуда родом был Проаль, который в то время жил в изгнании в Гватемале из-за преследования губернатора Адальберто Техеды (Adalberto Tejeda), был дан ответ:
— Он родился практически в России — в Тулансинго (город в Мексике — прим. переводчика).
По словам советского поэта, когда он приехал в Мехико, прямо при въезде в город висел плакат с надписью: «Запрещается въезжать в Мехико без брюк. Его сопровождающий Диего Ривьера (Diego Rivera) пошутил:
— В других городах страны разрешается ходить голым.
— Не верьте ему, — сказала его супруга Гуадалупе Марин. — Это из-за того, что сапатисты в кальсонах из мешковины захватили город.
Маяковскому казалось, что мексиканцы «франтовиты», так как рабочие душатся, а женщины «ходят неделю в дырах, чтоб в воскресенье разодеться в шелка». Политическую жизнь Мексики он считал экзотической: «Решающий голос кольта, никогда не затухающие революции, сказочное взяточничество, героизм восстаний, распродажа правительств — все это есть в Мексике, и всего вдоволь». Советский поэт, видевший, как Ленин отдал всю власть в руки одной партии, пишет: «Всего в Мексике около 200 партий — с музейными партийными курьезами вроде «партии революционного воспитания» Рафаэля Майена, имеющей и идеологию, и программу, и комитет, но состоящей всего из него одного». Маяковский смотрит на тех, кого мы сегодня называем «сторонниками независимости», и становится свидетелем наших провалов. По его словам, реформистские партии дегенерируют, «заменивши революционную борьбу торговлей из-за министерских портфелей, благородными речами с трибуны и торгово-политическими махинациями в кулуарах». Перед отъездом он посвящает нам такое стихотворение:
«500 мексиканских нищих племен,
а сытый,
с одним языком,
одной рукой выжимает в лимон,
одним запирает замком».
Сергей Эйзенштейн и «Да здравствует Мексика!»
Советский режиссер Сергей Эйзенштейн является создателем таких фильмов, как «Стачка» (1924 г.), «Броненосец Потемкин» (1925 год), «Октябрь» (1927 год). После прочтения очерка Маяковского он решил написать портрет этой ни на что не похожей страны: «Я болен неизлечимой болезнью и одержим безумным желанием увидеть все это своими глазами». Режиссер приезжает в Голливуд для съемок фильма «Да здравствует Мексика!», названного по одноименному роману («Viva Mexico!») американского писателя Чарльза Макомба Фландрау (Charles Macomb Flandrau), где действие происходит на плантации кофе в эпоху диктатуры Порфирио Диаса. Но компания Paramount не утвердила предложенный сценарий с критикой «американского образа жизни», отказавшись также участвовать в съемках «Капитала» Карла Маркса и «Улисса» Джеймса Джойса, и назвала Эйзенштейна «подозрительным иностранцем».
Чарли Чаплин (Charles Chaplin) познакомил советского кинорежиссера с писателем Эптоном Синклером (Upton Sinclair), который дал ему 15 миллионов долларов на съемки фильма в течение трех месяцев от компании Mexican Film Trust. В контракте указывалось, что фильм не должен иметь «политической и радикальной направленности» и должен сниматься под надзором правительства Мексики, «в соответствии с нашими двусторонними соглашениями» (не с СССР, а с США). Ему выделили актера Альфреда Беста (Alfredo Best) и этнолога Агустина Арагона Лейву (Agustín Aragón Leyva) для сопровождения. Когда в 1931 году Эйзенштейн прилетел в Мексику, его встретило землетрясение, практически стершее с лица земли город Оахаку. Летевший с ним оператор Эдуард Тиссэ начал снимать происходящее прямо из самолета, не дожидаясь приземления. Окончательный сценарий фильма «Да здравствует Мексика!» сложился у Эйзенштейна, когда Давид Альфаро Сикейрос (David Alfaro Siqueiros) показал ему сарапе (шерстяной плащ): резкий контраст создает сосуществование в Мексике различных культур, которые идут вместе и порознь на протяжении многих веков. Фильм должен был получиться ритмичным и музыкальным.
Но советский кинематографист сталкивается с необходимостью соблюдать условия договора. Все кассовые сборы причитались супруге Синклера — Мэри Крейг (Mary Craig), которой принадлежали права на показ фильма. Отснятый материал, отправленный в США, был конфискован у Эйзенштейна, а сам кинорежиссер был вынужден вернуться в Советский Союз. Поэтому существует как минимум шесть неоконченных версий фильма «Да здравствует Мексика!», кадры из них были использованы Говардом Хоуксом (Howard Hawks) в картине «¡Viva Villa!». Версия фильма, показанная в Мексике, была смонтирована помощником режиссера Григорием Александровым. Она не получила успеха у публики. Фильмы кинематографистов, пошедших по следам Эйзенштейна, например «Мария Канделариа» Эмилио «Индио» Фернандеса (Emilio El Indio Fernández) (1943 год), игнорировались монополией кинопрокатчиков, которой управлял из кинотеатра Alameda Аскаррага Мильмо (Azcárraga Milmo), считавший такие картины «пессимистическими».
Одна из новелл в сценарии Эйзенштейна — «Сольдадера» (солдатская жена) — так и не была снята. В ней рассказывается история девушки Панчи, которая была женой солдата федеральной армии, а потом становится женой врага — солдата, воюющего на стороне лидера мексиканской революции Эмилиано Сапаты. У нее рождается сын, кто его отец, неизвестно. В финале этот ребенок должен был снять маску смерти и улыбнуться. Сцена с ребенком без матери должна была стать эпилогом. История рассказывается закадровым голосом, который спрашивает у Панчи:
— Куда ты идешь?
— Не знаю, — отвечает женщина, медленно уходя вдаль и скрываясь за горизонтом.
Александр Макар и «фейковые новости»
За год до приезда в Мексику Эйзенштейна президент этой страны Эмилио Портес Хиль (Emilio Portes Gil) изгнал советского посла Александра Макара. Дипломатические отношения между Мексикой и Россией были разорваны. Президент Мексики получил донесение о предполагаемой террористической атаке на нефтяные скважины в Тампико и Веракрусе, за которой якобы стояли спецслужбы СССР вместе с «Гондурасом, Гватемалой и китайцами». Это донесение было делом рук безработного сорокалетнего журналиста из Италии, который хвастался, что говорит на девяти языках и «знает планы большевиков в Америке». Звали его Альфредо Капуто (Alfredo Caputo). Когда ему отказали в приеме на работу в Госдепартамент США в качестве информатора, он пришел в посольство Мексики и рассказал там о планируемых в СССР атаках. Его принял посол Мексики Примо Майкл (Primo Michel), не знавший, что это же «донесение» Альфредо Капуто планировал передать также в дипломатические представительства Колумбии, Бразилии, Перу и Венесуэлы, только изменив имена. В донесении, поданном в посольство Мексики, была добавлена информация о планах «Уругвая утроить саботаж в зоне Панамского канала». Не получив вознаграждения за свой донос, Капуто отправился в США, надеясь, что Мексика разорвет дипломатические отношения с Советским Союзом. Он сразу же был принят организациями, исповедующими идеологию превосходства белой расы (в то время это были «Better America» и «Legión Americana»), которые пытались помешать дипломатическому признанию «Красной России» американцами, напуганные финансовым кризисом 1929 года.
Антиправительственный мятеж под предводительством генерала Эскобара, крестьянские волнения и создание небольшой Коммунистической партии вызывали беспокойство в Мексике. Абелардо Родригес (Abelardo Rodríguez) писал президенту: «В этот момент, когда внимание всего мира приковано к нашей стране, понимая, что для нее это последняя возможность — показать, что она является или может считаться цивилизованной, государственный переворот нас приведет к краху и, возможно, в этом случае Мексика перестанет быть свободной и независимой страной». Речь шла о попытке договориться с США о восстановлении того, что было нарушено после революции: ограбления, а иногда и убийства граждан США. В этой ситуации приветствовался разрыв отношений с СССР и подавление восстаний Национальной крестьянской лиги в Дуранго, которую обвиняли в «коммунистической» идеологии, так как на подковах используемых ей лошадей был изображен серп и молот.
Больше мы ничего не знаем об Альфредо Капуто. После того, как британцы распространили информацию о том, что он «международный обманщик», Капуто затерялся на территории между США и Мексикой. В одном документе КГБ, который удалось расшифровать, говорится, что Капуто «уехал в Мексику, но в этой стране не было зарегистрировано ни его въезда, ни выезда».
Думаю, что с тех пор Капуто находился где-то в подвалах Министерства иностранных дел.
