В конце проспекта Леон в столице Абхазии — городе, который из-за политических перипетий ХХ века называют Сухум, Сухуми или Сохуми — стоит элегантный белый отель «Рица» с видом на Черное море.
Проспект назван в честь средневекового короля Леона, который основал королевскую династию в Абхазии. Но вполне можно простить тех, кто мог подумать, что он был назван в честь самого известного гостя в истории отеля — Льва (Леона) Троцкого. В 1925 году с балкона первого этажа этой гостиницы, носившей тогда название «Сан-Ремо», Троцкий произнес свою известную траурную речь по трем большевистским товарищам, погибшим в авиакатастрофе по пути в Абхазию.
Годом ранее Троцкий произнес еще более знаменитую похоронную речь в том же городе — в день смерти Ленина. Эта речь во многом определила его судьбу. Из-за болезни, и вследствие интриг Сталина, Троцкого тогда не было в Москве и он не смог стать главным скорбящим по большевистскому лидеру — то есть, сыграть роль, обычно отводящуюся преемнику. Ему пришлось остаться в Абхазии до апреля 1924 года, а к этому времени он отстал от Сталина в гонке за власть в Москве.
После завоевания Красной армией региона в 1920-1921 годах Закавказье стало для большевиков политическим полем битвы и полигоном для тестирования национальной политики. Широко известен конфликт между Лениным и Сталиным в 1922 году по поводу «грузинского дела». Сталин обвинял ведущих грузинских большевиков в национализме за то, что те противились его планам — позже увенчавшимся успехом — по присоединению Грузии к Закавказской республике. Ленин обвинял Сталина в «великорусском шовинизме», заявляя, что тот своими действиями настраивает грузин против советской власти.
Троцкий, со своей стороны, ненавидел Сталина, но также плохо относился и к грузинским националистам. В колком памфлете «Между империализмом и революцией», написанном в 1922 году, Троцкий подверг критике сторонников «псевдомарксистской меньшевистской республики» в Грузии, свергнутой Красной армией. Он также обвинил меньшевиков в том, что они плохо обращались с абхазами и осетинами.
Троцкий возвращался к этой теме и в последующие годы. Возможно все еще питая некоторые антигрузинские настроения, он помог местному большевистскому лидеру Нестору Лакобе подготовить для абхазской республики конституцию 1925 года. Это позволило Абхазии получить более автономный статус в рамках Грузии. Абхазцы потеряли этот статус в 1931 году и попытались восстановить его в 1992-м.
Эти столкновения между большевистскими лидерами в 1921-1925 годах легли в основу политики, которая определила шаблон этнотерриториального строительства СССР, начавшего крушиться в конце 1980-х годов. Их разногласия также напоминают, что единой «большевистской истории» в Закавказье не было.
Я попросил ведущего историка Абхазии Станислава Лакобу, родственника покойного большевистского лидера, охарактеризовать раннюю большевистскую эпоху на Южном Кавказе. В начале 1920-х годов, сказал он, произошло много положительный событий.
«У нас все было по-другому, у нас был бум», — сказал Лакоба. Помогло то, что, по его словам, советизация Кавказа началась в 1920-1921 годах — позже, чем в России — и она совпала с введением Новой экономической политики (НЭП) и смягчением позиции Ленина по отношению к частной торговле. В Абхазии НЭП способствовал процветанию торговли табаком.
Красная армия разгромила в регионе три нарождавшиеся — и очень несовершенные — демократические национальные республики. Но это не означало, что большевики не пользовались общественной поддержкой. Следует отметить, что большевики, в частности, положили конец пятилетнему межэтническому конфликту в Закавказье. Троцкий подчеркивает это достижение в своей заметке, написанной в 1922 году. Путем жестокого замирения региона во имя трудящихся, Красная армия потушила конфликты не только в Абхазии, Осетии и Карабахе, но и в Аджарии.
«Именно советская власть установила мир и национальные связи [между народами], — писал Троцкий. — На выборах в Советы рабочие Баку и Тбилиси выбрали татарина, армянина и грузина, не глядя на их национальность. В Закавказье бок о бок уживаются мусульманские, армянские, грузинские и русские красные полки. Они проникнуты убеждением, что они — одна армия, и никакая сила на земле не заставит их двинуться друг против друга».
Десять лет спустя народы региона в полной силе ощутили на себе стопу Великого террора, проводимого кровожадным уроженцем Абхазии Лаврентием Берией. Почти все большевистское руководство — в том числе Нестор Лакоба и большая часть абхазской интеллигенции — было уничтожено.
Поэтому можно сказать, что регион пережил не одну, а несколько советских эпох. Повторяемый тремя республиками Южного Кавказа после обретения независимости рефрен — что СССР был лишь вторым пришествием Российской империи — является слишком упрощенческим. Да, большевики проводили политику русификации, но при них также народы регионы получили возможность более глубоко развить свою национальную идентичность. Большевики принести войну и мир, освобождение и порабощение.
Как и большинство революций, советский период привел к необратимым переменам, которые остро ощущаются по сей день. При большевиках были очерчены границы Армении, Азербайджана и Грузии, а также пределы Абхазии, Нагорного Карабаха и Южной Осетии. Таким образом они очертили «линии баррикад» в конфликтах, раздирающих регион с 1988 года, хотя большевиков вряд ли можно обвинить в инициировании этих усобиц.
Большевики ограничили сферу религии и создали относительно светскую культуру, которая продолжает доминировать как минимум в крупных городах региона. Также, с одной стороны, они репрессировали целые классы и народы, включая, скажем, средний класс и турков-месхетинцев. А с другой, они построили дороги, первые университеты, и крупные промышленные предприятия, которых в регионе до этого не было.
Хотя Октябрьская революция произошла столетие назад, ее последствия ощущаются еще очень остро, что не позволяет дать ей сбалансированную и беспристрастную оценку. Никто не хочет возвращения тех времен, но все живущие родом оттуда. Возможно, развязать узел противоречий удастся следующему поколению историков.
Томас де Вааль является старшим научным сотрудником аналитического центра «Карнеги-Европа».
