Мне бы хотелось, чтобы Европейский Союз связывали ровные, тесные и даже теплые отношения с Россией. Это великая страна со сложным общественным устройством и богатой культурой, и очень энергичный народ, несмотря на то, с чем ему пришлось столкнуться за многовековую историю. Но, к сожалению, эта страна уже много лет назад одновременно заняла позицию жертвы и приняла имперскую риторику, идущую от верхов. Президент Владимир Путин избрал путь конфронтации.
Холодная война осталась в прошлом, и Москве нужно было найти новые методы влияния для защиты собственных интересов. Можем называть это вмешательством, фальшивыми новостями, хакерскими атаками, — все это подпадает под понятие дезинформации. По мнению историка Миры Милошевич, дезинформация является традиционной для российской политики еще с досоветских времен. Она направлена как на самих российских граждан, так и в сторону стран, которые Россия считает своей зоной влияния, и, разумеется, на тех, кого она считает своими врагами. Именно в эту категорию входим мы, европейцы.
Россия знает слабые места либеральных демократических режимов. Мы защищаем свободу слова: мы предпочитаем ошибки или ложь навязанной правде. Плюрализм нашей системы разрешает вести любые споры, даже те, которые ставят под сомнение сам плюрализм. В отличие от Кремля, нам нужна действительно веская причина, чтобы запретить распространение новости. Не говоря уже о том, чтобы закрыть СМИ.
Цель российской дезинформации — не столько в том, чтобы люди поверили в нечто, далекое от действительности, сколько в том, чтобы они отказались выяснять, какова эта действительность. Она стремится стереть уверенность хоть в чем-либо, заставить людей перестать верить в то, что существует правда и ложь, погрузить их в нейтральную зону, где «все врут», чтобы они перестали доверять традиционно достоверным источникам. Я не считаю, что релятивизм и предполагаемая хрупкость понятия «правды» на западе способствуют более эффективной работе методов дезинформации. Я скорее думаю, что фальшивые новости дают основания тем, кто не хочет признавать свою неправоту, отстаивать свои предубеждения. Это моральная страховка для них, и за нее цепляются те, кому иначе было бы неудобно продолжать отстаивать свои взгляды, сомнительные с точки зрения здравого смысла. В конце концов, сектантство есть везде. И оно работает.
Я бы хотела особо подчеркнуть причину, по которой я считаю, что мы должны ограждать друг друга от российской дезинформации: потому что имеется более чем достаточно доказательств того, что мы столкнулись со стратегией, преследующей цель ослабить западные страны. Кремль стремится ослабить Европу, потому что хочет сохранить за собой Украину и другие страны региона или, по крайней мере, удержать их в положении государств-клиентов. Поскольку Евросоюз является альтернативой для этих стран, Россия видит в нас врага, и, как следствие, ищет способ ограничить нашу политическую силу, создавая нам внутренние кризисные ситуации. В это время она мобилизуют войска против диссидентов и предлагает пособия союзникам. Это новый способ внешнего воздействия, который можно было назвать «кнут, пряник и дезинформация».
На данный момент вмешательство России имело место на выборах, которые привели в Белый дом Дональда Трампа, на референдуме по Брекситу и в европейских избирательных процессах — во Франции и в каталонском процессе, который является попыткой государственного переворота. Марин Ле Пен проиграла, Трамп и Брексит, возможно, все равно бы выиграли без посторонней помощи, а в Каталонии проблема остается нерешенной. В любом случае мы не можем позволить, чтобы некая держава пыталась навязать нам свою повестку путем дезинформации. Тот, кто хочет защищать следующий ксенофобский проект на западе, пусть делает это на равных условиях с остальными. Давайте не будем позволять нашим демократическим процессам смешиваться с новыми формами бескровной войны.
Я признаю, что, хотя мы и рассматриваем этот вопрос как вопрос безопасности, в конечном итоге он повлияет на условия общественной дискуссии, которая приобрела более деликатный и изощренный характер в эпоху социальных сетей. Путин, похоже, считает наши гражданские свободы слабым местом, но он неправ — в них наша сила. Потому-то у нас есть правила. Необходимо их пересмотреть, чтобы гарантировать, что под видом свободы слова к нам не просочатся попытки ослабить нас. И нам также нужны ресурсы, потому что нам необходимо знать планы манипуляторов, чтобы суметь им помешать. Общая европейская разведка сейчас актуальна как никогда.
Последнее замечание, очень личное: я искренне считаю, что мы должны пересмотреть наши собственные представления о самих себе. Да, либеральная демократия имеет множество слабых мест, может не оправдать ожиданий граждан по важным проблемам и не дает ответы на все вопросы. Но при этом ей удалось достичь больших успехов, она все еще является системой, способной предложить благосостояние и свободу, и доказывает свою способность к адаптации — возможно, несколько медленной, но устойчивой.
Нам стоит задаться вопросом: возможно, чтобы бороться с фальшивыми новостями, нам не нужно распространять достоверные, позитивные новости, которые уверенно сообщают о положительных сторонах жизни в европейской стране XXI века, о достижениях свободной торговли или о том, что сегодня споры между странами зачастую разрешаются на Facebook, а не на поле боя. Возможно, необходимо показать сильные стороны либеральной демократии, с самокритикой, но без комплексов. В конечном счете, что могут предложить авторитарные государства или, как их называет Закария, «нелиберальные демократии»? В лучшем случае, процветание без свобод, как в Китае. В случае России — лишь пустую ностальгию по империи.
