После 1945 года Европа сказала: «Никогда больше». Но это «никогда больше» снова происходит на наших глазах на Ближнем Востоке.
Сирия — это не только ближневосточный кризис, но и европейский. Это также самая страшная в мире катастрофа в сфере прав человека за многие десятилетия. Когда-нибудь историки расскажут нам, как Запад упустил шанс вынудить Башара аль-Асада сесть за стол переговоров. Они расскажут, что Запад мог своевременно и достаточно сильно оказать давление на его войска, в частности, посредством точечных авиаударов. Именно так Слободана Милошевича удалось заставить в 1995 году подписать Дейтонское соглашение, положившее конец массовым злодеяниям в Боснии.
Можно сказать, что летом 2013 года эта возможность была утрачена в результате колебаний Америки. Если когда-нибудь откроют архивы, мы наверняка узнаем, что из-за неспособности США отстоять пресловутые красные линии в вопросе применения химического оружия в Сирии Владимир Путин осмелел и начал собственную военную интервенцию в поддержку диктатора, чья армия уничтожает гражданское население с 2011 года.
Я пишу это не для того, чтобы обелить европейскую политику. Британия еще до Барака Обамы проявляла сдержанность в отношении Сирии, а точнее, бездействовала. А Франция, чьи истребители в августе 2013 года были готовы к взлету, вряд ли смогла бы действовать в одиночку. Но для нас по-прежнему важно связать факты в единое целое и разобраться в связях между Ближним Востоком, Россией, Европой и действием и бездействием США. Мы пока еще не осознаем в полной мере последствия опустошительной войны вблизи европейских границ и силу воздействия ближневосточного хаоса на Европу.
В Сирии погибло полмиллиона человек, и это далеко не окончательная цифра. Первые жертвы этой кровавой бани были на Ближнем Востоке, а не в Европе. Однако мы связаны с этими зверствами, причем не только тем возмущением, которое выражаем, сидя перед телевизором и наблюдая за тем, как в Восточной Гуте бомбят детей, лежащих в больничных палатах.
На пике оптимизма, связанного с окончанием холодной войны, предполагалось, что Европа сможет экспортировать стабильность. Но в последние годы нестабильность и хаос проникают в Европу извне. Европейский проект был рожден необходимостью сделать так, чтобы прошлое не повторилось. Сегодня Германия является европейским гегемоном, хотя не желает это признавать и с еще большим нежеланием предпринимает военные акции. Британия и Франция — это бывшие колониальные державы на Ближнем Востоке, но их сегодняшнее влияние незначительно.
События в Сирии еще долго будут нас преследовать. После падения Ракки в прошлом году этот кризис постепенно мутировал, превратившись в некое подобие мировой войны, хотя крупные участники это конфликта, такие как Россия, Иран, Турция и США не ведут открыто боевые действия друг против друга. Однако они борются за территории. Некоторые эксперты любят для сравнения приводить пример 15-летнего конфликта в Ливане. По этим меркам Сирия находится как раз посередине такой опосредованной войны.
Европейцы в основном стоят в стороне, как бы громко и решительно ни выступали порой их политические лидеры. Мы пока еще не представляем в полной мере, как сирийская катастрофа повлияла на наше место в мире, на нас самих и на те ценности, которые мы любим проповедовать. После 1945 года Европа сказала: «Никогда больше». Но это «никогда больше» снова происходит на наших глазах на Ближнем Востоке. Сирия стала ярчайшей демонстрацией нашей беспомощности, и мы допустили эту трагедию коллективно. Сирия стала тем водоворотом, в котором быстро исчезает основанный на правилах мировой порядок. Это исключительно важно для нас, потому что Европа всегда была больше заинтересована в системе ООН, чем Соединенные Штаты. Нам хорошо известно, что когда рушатся правила, как это случилось в 1930-х годах с Лигой Наций, зверь начинает поднимать голову.
В Сирии сегодня одерживают победу деспоты и диктаторы. Путин, Реджеп Тайип Эрдоган и военно-теократическая власть Ирана занимают господствующие позиции (или создают такое впечатление), а это еще важнее. Между тем Дональда Трампа вряд ли можно назвать ободряющим лучом надежды. Когда ход событий начинают определять такие люди, в Европе происходят два противоречащих друг другу, но взаимно укрепляющих друг друга явления.
Первое явление — это возрождающееся восхищение безжалостными диктаторами. Крайне правые силы Европы, дающие все новые метастазы в политическом мейнстриме, являются самой благодатной почвой для такого направления мыслей: каковы бы ни были людские потери, ничто не остановит лидера, у которого цель оправдывает средства. Гражданское население у них уже не гражданское, а террористы. Резолюции ООН перестают быть законом. Это просто бумага, с помощью которой можно заглушить возмущение сентиментальных либералов, после чего бомбардировщики смогут вернуться к своей работе, превращая в пустыню то, что потом назовут миром.
А еще существует апатия с ее мнимым пацифизмом и перекладыванием вины на других. Ее можно найти среди левых радикалов в политическом спектре Европы, начиная с Лондона и Берлина, и кончая Афинами. Ее моральный релятивизм рядится в одежды «интернационализма». По мнению таких пацифистов-радикалов, сирийский кризис с самого начала был слишком сложным, и в нем невозможно отыскать здравомыслящих союзников. Запад виновен, и точка. Смена режима — это плохо, даже когда к ней призывает отчаявшееся население. А суть конфликта — это борьба за нефтяные месторождения. Покончить с этим конфликтом можно посредством санкций и ограничений финансовых потоков. Надо просто говорить и вести переговоры. Наши летчики — такие же преступники, как и путинские пилоты, и неважно, что они целенаправленно и последовательно бомбят больницы в Восточной Гуте. Опасайтесь ведущих западных СМИ. Если мы прекратим вмешательство в сирийские дела, ситуация там улучшится. Иран и Россия составляют противовес столетнему американскому империализму.
Результатом этого стала поразительная пассивность европейцев и их беспомощность перед лицом войны, которая идет всего в нескольких часах лету. Конечно, они осуждают, их министры иностранных дел выступают с заявлениями и говорят, что «нужно что-то делать». Но наше общество пало жертвой апатии и неразберихи.
Когда-нибудь нам придется оглянуться и пристальнее присмотреться к хронологии событий, в ходе которых нашим единственным приоритетом стала борьба с терроризмом, а не поддержанная ООН идея об обязанности защищать гражданское население. Ход событий подтвердит, что военная интервенция против «Исламского государства» (запрещено в России — прим. перев.) в 2014 году стала приемлемой с политической точки зрения вовсе не из-за того, что исламисты безжалостно убивали арабов и езидов, а потому что они обезглавливали западных заложников. Нам придется докопаться до того, почему пытливость Запада каким-то образом переросла в массовое безразличие к замыслам и действиям авторитарных держав.
Сирия стала трагедией для Европы, но не потому что она время от времени пробуждает наше праведное негодование (в умеренных дозах), и не потому что прибывшие туда беженцы поставили политику континента с ног на голову. Сирия во многом часть нас самих, ибо мы допускаем определенную меру нигилизма в своем отношении к тому аду, который разверзся недалеко от наших границ, хотя любим повторять, что извлекли нужные уроки из европейской катастрофы середины XX века. Мы практически сделали себе прививки от стыда. Сирия — это наше моральное поражение.
