Wiener Zeitung: Обычно популярность политиков за время их пребывания у власти снижается. На последних выборах в России Путин был переизбран 77% голосов. Чем можно объяснить этот результат?
Сергей Лебедев: Осенью 2013 года, до протестов на Майдане в Киеве и аннексии Крыма, опросы показывали низкий уровень поддержки Владимира Путина. Когда Путин аннексировал Крым, его популярность буквально взлетела. С этого момента, с марта 2014 года, Россия пребывает в состоянии постоянной пропагандистской лихорадки. Когда ты не живешь в России, то просто невозможно представить себе весь масштаб этой пропагандисткой машины, которая ежедневно присутствует в жизни людей. Поэтому мы не можем говорить о России как о нормальной демократии.
— Критик Кремля Алексей Навальный в одном интервью «Винер цайтунг» на вопрос о выборах в России ответил: «Какие выборы?» Не слишком ли жестко Навальный оценивал ситуацию?
— Нет. Я на сто процентов согласен с Навальным. Конечно, существует широкая поддержка Путина. Однако что касается процедурных вопросов избирательного процесса, то следует признать, что все те кандидаты, кто баллотировался наряду с Путиным, были марионетками. Настоящие кандидаты-соперники, такие как, например, Навальный, были исключены из процесса выборов. Если к тому же иметь в виду, что практически все СМИ контролируются государством, и если помнить, что такой логический кандидат-соперник, как Борис Немцов, стал в 2015 году жертвой таинственного убийства, тогда действительно нельзя говорить ни о каких выборах. Я бы в таком случае говорил скорее о процедуре утверждения Владимира Путина на его посту.
— Послание Путина: голос за Путина — это голос за Россию.
— Здесь нет ничего нового. Такое было и во время его первой избирательной кампании. Тогда речь шла не только о том, что он пообещал закончить бурную эру Бориса Ельцина, но еще и бушевала война в Чечне. В российских городах совершались теракты. Путин пообещал людям стабильность и защиту. Теперь для России нет угрозы, все угрозы вымышленные. Но я бы сказал, что эти вымышленные угрозы сильнее, чем настоящие. В 90-е годы, например, США или НАТО не воспринимались в такой степени как угроза. Да и что они должны были предпринять? Вторгнуться в Россию? Но когда потом к власти пришел Владимир Путин, все стало медленно, шаг за шагом, меняться, потому что такие элементы, как угроза и конфликт, — важные части путинской картины мира. В его картине мира речь не идет о кооперации, доверии или переговорах. Путин ведь был сотрудником аппарата секретной службы и в КГБ усвоил, что манипулировать людьми проще всего с помощью страха.
— В какой реальности живут сегодня люди в России?
— В эти годы была надежда, что Россия станет более европейской. А в действительности все выглядит так, будто Европа сегодня русифицирована. Что можно сказать о путинизации Европы?
— Это не удивительно, что в странах бывшего восточного блока — включая Восточную Германию, Польшу, Венгрию и так далее — все еще много ранее верных Советскому Союзу политиков, которые предаются своей «остальгии». Но есть и еще одна группа, которых Сталин называл «полезными идиотами». Одни — просто проплаченные актеры, а другие — как раз то, что имел в виду Сталин, то есть полезные идиоты.
— Является ли путинизм — этакая крутая смесь из авторитаризма, православия, специально выставленной напоказ мужественности, советской ностальгии и воспоминаний о царской империи при отрицании якобы морально сгнившего Запада — чем-то вроде идеологии?
— Нет. Это все тактика затуманивания, которая с одной стороны нацелена на российское население, а с другой стороны, — на людей в Европе. История России — единственный моральный капитал людей в Кремле. Блеск и слава Петра I или Екатерины II, победа над нацистами во Второй мировой войне, Спутник, Юрий Гагарин как символ победы в космической гонке с американцами — части этой истории. А мы сегодня находимся в России вне этой истории. У нас нет представления о будущем и нет никакой идеи о том, почему такие разные народы России должны жить вместе в этой стране. В сегодняшней России нет никакой другой идеологии, кроме денег, денег, денег. И власти, власти, власти. Я почти уверен, что люди в окружении Путина не разбираются в истории. Эти люди мечтают о той эпохе, когда Иосиф Сталин, Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль чертили в Ялте карандашом границы на картах мира.
— Каким люди в Кремле видят будущее России, ведь нефть и газ — это не промышленность будущего.
— Глупо, но технологиями эти люди занимаются прежде всего тогда, когда с их помощью можно оказать влияние на выборы в США или на что-либо еще. Однако им не приходит в голову, что технологии можно применять не только для подрыва западных демократий, но и для создания конструктивного будущего России.
— И что же тогда?
— Им представляется, что лучше всего, когда история протекает медленно. Какие-то резкие повороты истории им не нравятся. Путин однажды описал свой шок, когда граждане ГДР в 1989 году хотели штурмовать бюро КГБ в Дрездене, где он тогда служил. Он описывал, как несколько раз пытался дозвониться до штаба КГБ, но Москва молчала. Представьте себе: перед окнами кабинета Путина в Дрездене совершается история, а из Москвы нет никаких инструкций! Вероятно, тогда Путин сделал вывод, что надо использовать силу политической заморозки. Некое развитие событий замораживается или блокируется, по крайней мере, все замедляется, насколько это возможно. Хорошо, считают эти люди, сейчас, возможно, и нет развития, зато ничего и не меняется.
— Остановка как благо?
— Но нельзя недооценивать неуверенность Путина и его окружения: большинство людей из окружения Путина оказались там не по причине своих способностей. В 1996 году Путин был заместителем мэра Санкт-Петербурга. Через четыре года он стал президентом Российской Федерации. Это невозможно понять как нормальную политическую карьеру. Я вполне уверен, что Путин и его окружение чувствуют, что оказались на своих постах более или менее случайно. Ибо они оказались там не потому, что знают, что следует делать, или знают будущее России. И я не думаю, что у них есть некая высокая идея, на которую они могут опираться.
