Весной 674 года казалось, что крах Восточной Римской империи — всего лишь вопрос времени. Огромный флот сконцентрировался под стенами Константинополя и начал его осаду. Его главнокомандующим был халиф Муавийа I, ставший после победы в мусульманской гражданской войне фактическим основателем Арабского халифата. На пути к Византии мусульманские войска захватили Кипр, Киликию, восточное побережье и острова Эгейского моря и, наконец, Кизик, обретя там самый мощный опорный пункт на Мраморном море. А перед этим войска Муавийа продвинулись в Магриб и восточный Иран. Теперь они приготовились к прыжку в Европу.
Четыре года подряд повторялась одна и та же картина. Весной арабские войска высаживались под Константинополем и разоряли его окрестности. Но так как они были не в состоянии взять штурмом самую большую крепость в мире, то осенью они отходили назад в Кизик. В 678 году ситуация должна была разрешиться. Но неожиданно заграждения в заливе Золотой Рог оказались открытыми, и византийский флот вышел навстречу противнику, значительно превосходящему его по численности. Удивительное изобретение предрешило исход схватки: Греческий огонь. Огромное количество кораблей халифа сгорело в прямом смысле этого слова. Остальные отступили и погибли во время шторма у берегов Малой Азии.
Греческий огонь относится к самым эффективным боевым средствам в истории. И к самым таинственным. Его состав был государственной тайной, которую свято хранили вплоть до гибели Византии в 1453 году и даже позже. Тем интереснее стала попытка воссоздать это оружие в ходе археологического эксперимента. Такую задачу поставил перед собой британский историк Стивен Булл (Stephen Bull) в документальном фильме «Война на море», который недавно показал телеканал ЦДФинфо (ZDFinfo) в рамках серии «От дубины до ракеты: история насилия».
Изобретателем этого наводившего ужас оружия историк Феофан называет некого Калинника из Гелиополя (современный Баальбек в Ливане). Из страха перед арабами он бежал в 670-е годы в Константинополь, где, вероятно, сумел наладить серийное производство изобретенного им средства.
Но как византийцы доставляли это дьявольское вещество на вражеские корабли? В средневековых источниках говорится о сифонах из меди, которые располагали в носовой части и по обеим сторонам боевой площадки, находившейся в средней части восточноримских боевых дромонов. Эти сифоны представляли собой, скорее всего, простые ручные насосы, из которых жидкость выстреливалась на несколько метров.
Стивен Булл построил подобный прибор. Для поджигания боевой жидкости он использовал обычную плошку с горящим огнем, поместив ее у выходного отверстия сифона. Когда смесь выталкивалась из сифона, она поджигалась, и устройство действовало как огнемет. Дальность боя неповоротливого насоса Булла составляет около десяти метров, но так как византийцы действовали в больших командах и были хорошо натренированы, то вероятно их радиус действия было значительно больше.
Для эксперимента Булл использовал деревянную стенку собственного производства. Подожженная жидкость тут же прилипла к ней, дерево быстро воспламенилось и запылало. Можно себе представить, что жар, вонь и горящие лужи на поверхности моря вызывали панику на атакованных кораблях.
После сокрушительного поражения Муавийа был вынужден заключить с Византией унизительный мирный договор, который должен был действовать 30 лет, предписывал освобождение многих завоеванных халифом земель, а также ежегодную выплату более 3 тысяч золотых монет в качестве дани. «И ненарушимый мир воцарился как на Востоке, так и на Западе», — написал Феофан, потому что и авары, и славяне, которые стремились потеснить Византию на Балканах, были впечатлены новым супероружием.
Греческий огонь способствовал возрождению Восточной Римской империи как супердержавы. Как это получилось, описал историк Эккерхард Айкхоф (Ekkehard Eickhoff) в своем главном труде «Морская война и морская политика между исламом и Европой» (Seekrieg und Seepolitik zwischen Islam und Abendland). Ключевую роль тут сыграл флот, состоящий из среднего размера военных галер, так называемых дромонов, имевших в длину 40 метров, водоизмещение в 120 тонн и команду из 130-200 человек. Они представляли собой боевые корабли особого типа — технически выверенные, проверенные в боях, превосходящие все современные им модели.
Две трети команды, вероятнее всего, были заняты исключительно греблей, но гребцы из верхних рядов в ближнем бою, скорее всего, также брались за оружие. Помимо трех сифонов, эти исключительно боевые корабли располагали целым арсеналом оружия: катапультами, баллистами, стрелами, копьями и горючими боевыми веществами в глиняных горшках, которые швыряли в противника. Когда арабы в IX веке также придумали горючее боевое вещество — правда, не такое действенное, как Греческий огонь — византийцы стали покрывать корпуса своих кораблей защитным полотном из кожаных шкур.
Развивая маршевую скорость в 9 километров в час, а в бою до 13 километров, дромоны значительно превосходили своих арабских противников. Византийцы имели еще и некое географическое преимущество. После того, как Муавийа для строительства своего флота вырубил все ливанские кедры, на контролируемом арабами Ближнем Востоке практически не осталось хорошего строительного леса. А Византия, отвоевав назад Малую Азию и Балканы, обрела значительные лесные ресурсы. Айкхоф считает, что мусульманские флоты терпели поражения в первую очередь из-за конструктивных недостатков своих кораблей, а не из-за Греческого огня.
Морское чудо-оружие
Почему Византия, несмотря на наличие такого страшного оружия, в XII веке уступила господство на море венецианцам и норманнам Сицилии, имеет много причин. Одна из них имеет техническую природу: последовательного развития Греческого огня в порох не произошло. Пороху для выстрела требуется прочная компактная камера, пишет Айкхоф. Медный сифон, наполненный черным порохом, не выдержал бы взрыва. Но в 678 году это было еще делом далекого будущего.
Вероятно, именно Греческий огонь спас тогда Византию. В своем исследовании «История Византии» (Aufstieg und Fall eines Weltreichs) британский писатель Джон Д. Норвич (John J. Norwich) приходит к следующему выводу: «Если бы противники Константинополя захватили его в седьмом, а не в пятнадцатом веке, то вся Европа, а возможно даже и Америка исповедовали бы сегодня ислам».