«Европа — наш общий дом» — именно под таким лозунгом три десятилетия назад Михаил Горбачев провозгласил перемены, которые не завершились и по сей день. Пусть и непроизвольно, но седьмому и последнему генеральному секретарю ЦК КПСС пришлось беспомощно наблюдать, как Советский Союз, просуществовав шесть десятилетий, распался. СССР давно больше нет. Но Россия осталась — понесшая ущерб, разочарованная, ожесточенная.
Но держава, раскинувшаяся в Евразии, требует уважительного к себе отношения — в первую очередь от Соединенных Штатов. С постсоветской Россией Западу волей-неволей приходится договариваться, чтобы установить стабильный в долгосрочной перспективе миропорядок. Холодная война на самом деле была лучше, чем казалась, а именно: несмотря на свою жесткость, существовала глобальная система и соглашение мощных сил сохранении мира. Но не стоит заблуждаться: с этим на сегодня покончено.
Сейчас, когда понятие «понимающий Россию» стало ругательством, санкции заменяют стратегическую коммуникацию, а стороны демонстрируют друг другу возможности в сфере высоких технологий и обмениваются оскорблениями, ситуация становится все опаснее. Кто может гарантировать, что информационные системы абсолютно надежны, и не произойдет какая-нибудь системная ошибка? К наследию холодной войны относится опыт, который напоминает о том, что мир неоднократно приближался к краху. И так случалось вовсе не потому, что державы желали конца света, а потому, что выходили из строя системы управления и предупреждения.
«Новый миропорядок», который президент США Джордж Буш-старший провозгласил после войны в Ираке в 1991 году, и к которому он призвал присоединиться бывшие республики СССР, давно затерялся в исторических архивах. Надежная система безопасности установится еще нескоро, если учесть, что новые технологии буквально ежедневно ставят под сомнение все убеждения, заимствованные из прошлого.
Без основательного изучения истории и географии, без понимания образа жизни и менталитета, без знаний об исторических травмах и представлениях тех или иных народов эта затея не имеет шансов на успех. Разные люди и страны представляют себе географическую карту по-разному, и она часто весьма далека от реальных фактов и реального соотношения сил.
Равновесие или гегемония: история приготовила России ключевую роль в этой драме — равно как и Соединенным Штатам. А то, насколько Европа может уравновесить две противоположные чаши весов, зависит от множества факторов, и не в последнюю очередь от продуктивности ее отношений с Россией.
На США не приходится всерьез рассчитывать в эпоху их стратегического поворота в сторону Тихоокеанского региона, а также «членовредительства» со стороны Дональда Трампа. При этом очевидно, что если Германия сконцентрируется на отношениях с Россией, это не будет означать ни ее предательства по отношению к Западу, ни пустой траты времени, ни заискивания перед Россией — это будет лишь необходимое дополнение ее политики безопасности — так, как, собственно, это и было во все времена. Но с чего следует начать и чем закончить?
Из всех немцев лучше всех Россию понимал, вне всяких сомнений, Отто фон Бисмарк. Но он не перегибал палку. Уважение к России он почувствовал не только во времена, когда представлял Пруссию в качестве дипломата, изучал русский язык, будучи посланником при царском дворе. Россия вызывала у него опасения всю жизнь. А тяга к реакционному царизму (тут он всю жизнь держал дистанцию) была продиктована благоразумием и государственными интересами.
Бисмарк понял по опыту революций 1848-1849 годов, что царь видел в основанном еще на Венском конгрессе «Священном альянсе» не пустые формулы, а реальный инструмент интервенции в Центральную Европу.
Когда русскому медведю пришлось отпустить турецкую жертву
По приглашению Венского конгресса российские войска в 1849 году выступили против поднявшего восстание венгерского дворянства. Но надо сказать, что они вторглись бы в Венгрию и без приглашения, если бы Пруссия стала преследовать национальные цели Германии. Знаменитая речь Бисмарка, в которой он предупреждал парламент об опасности «головокружения от национальных успехов» и призывал отказаться от идеи войны с Россией, имела в равной степени риторическое и стратегическое значение и стала его пропуском в большую политику.
С тех пор Бисмарк в политике по отношению к России всегда вел себя осторожно и уступчиво — насколько это было возможно. Пруссия была европейской державой, но за ней всегда присматривала Россия, и Бисмарк никогда об этом не забывал.
На Берлинском конгрессе 1878 года он, правда, помог России сохранить лицо — как «честный маклер, стремящийся обеспечить сделку» — и предотвратил повторение Крымской войны: западные державы против царизма. Но русскому медведю пришлось выпустить турецкую жертву, и с тех пор он искал, несмотря на идеологическую пропасть, отделявшую его от радикальной республики Франции, возможности для создания альянса с Парижем: тогда Россия заполучила бы Дарданеллы, а Франция — реванш.
Союзы, последовавшие за этим, послужили страховкой и перестраховкой — на Россию после этого рассчитывать больше не приходилось. Бисмарку пришлось признать факт разрушения альянсов. С тех пор прусский генеральный штаб планировал — с некоторой разницей по времени — две войны: сначала против Франции, а потом против России. Но инвестиции и оружие для России в дальнейшем поступали из Франции. Ведомство рейхсканцлера считало российские государственные облигации плохими. Проблемы, приведшие впоследствии к Первой мировой войне, были заметны еще задолго до 1914 года.
Старые истории, зря потраченное время? После всех кризисов и войн в Германии со времен Бисмарка наблюдается странное восхищение Россией, усиливающееся на фоне антизападных настроений, причем со стороны как левых, так и правых сил. При этом даже договор перестраховки времен позднего Бисмарка, который представлял собой по сути,лишь крайнее средство, можно считать смелым шагом.
Что сохранилось до наших дней спустя два столетия, так это глубокая двойственность по отношению к России — намного более заметная, чем в других западноевропейских странах, и, конечно, в Соединенных Штатах. К этому следует добавить изрядную долю некорректно интерпретируемых высказываний Бисмарка — четче всех звучат слова «Альтернативы для Германии», — а также мечтательность «левых».
«Россия — это загадка, упакованная в тайну, спрятанную в непостижимость» — так сказал когда-то сэр Уинстон Черчилль, намекая на то, что Россию и русских трудно понять. Это было в самом начале Второй мировой войны, когда Великобритания пребывала в одиночестве, а сталинская Россия прикрывала Гитлера, начавшего войну.
Европа — наш общий дом: от него мало что осталось. Россия пока утратила Запад — так же, как Запад Россию. Стратегическая коммуникация нарушена, экономические связи ослаблены, а требование стратегического контроля над вооружениями утратило силу. Западу нужна новая политика в отношении России — золотая середина между ее превозношением и демонизацией. «Сдерживание и разрядка» — старая формула НАТО была не такой уж плохой.
Россия во все времена — как при царях, так и при комиссарах — была трудным соседом. От Бисмарка до Черчилля и после них то, что нам нужно, так это политики, которые не превозносят Россию, а знают ее и принимают со всей ее противоречивостью.
