В 1935 году, почти в самый разгар Большого террора, американский посол в Советском Союзе решил организовать прием, «который должен был превзойти все, что видела Москва до или после революции». Выбрали «колхозную» тематику. Из Финляндии доставили белые тюльпаны. Выкорчевали десяток берез и поместили их под солнечные лампы, чтобы почки раскрылись прямо в день приема. Сотрудники посольства отправились в Московский зоопарк и раздобыли горных козлов, которых поместили в буфетную. Рыболовные сети, пропитанные клеем и обсыпанные золотым порошком, были растянуты вдоль мраморных стен огромного бального зала, а внутри этой золотой сетки порхали и весело щебетали сотни зебровых амадин.
В полночь на прием прибыло до 500 гостей, которые восхищенно озирались по сторонам на проецируемые картины. На стенах вспыхивали цветы, на высоком купольном потолке появлялось созвездие с яркой луной, а с балкона на гостей светили разноцветные прожекторы. В столовой находились садки с овцами и медвежатами. На стенах висели клетки с петухами.
«Несмотря на чистки и террор, на этом американском балу были все, кто имел значение в Москве, кроме Сталина, — пишет Александр Эткинд в своей замечательной новой биографии посла Уильяма Буллита. — Жертвы развлекались вместе с палачами, причем тем и другим в считанные месяцы предстояло погибнуть на глазах у изумленных хозяев. Большевики-интеллектуалы […] последние месяцы держались у власти. Высшее армейское командование […] уже стало заложником двойной игры советской и немецкой разведок. Театральная элита […] в любой момент ждала беспричинной расправы — для одних быстрой, для других мучительно долгой». Как будто предвидя будущее, птички вырвались из сетей и в «страшной панике» принялись летать вокруг посольства.
Один из присутствовавших на вечере писателей, Михаил Булгаков, обрисовал этот посольский прием в своем романе «Мастер и Маргарита» — в знаменитой сцене бала сатаны. Роман Булгакова является сюрреалистической сатирой на сталинскую Москву, где дьявол под видом одетого с иголочки иностранца по имени Воланд прибывает в город и устраивает экстравагантные вечеринки, которые на самом деле необходимы ему для социологического эксперимента: «Горожане сильно изменились, внешне, я говорю, как и сам город, впрочем […] Но меня, конечно, […] интересует […] гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?»
Буллит приехал в Советскую Россию и вступил в должность посла в 1936 году. Сторонник левых взглядов он все еще полагал, что его либеральный президент Рузвельт сможет установить теплые отношения с Москвой. Он чувствовал, что предыдущие президенты вели довольно беспорядочную внешнюю политику в отношении России. В 1919 году он лично встречался с Лениным и заключил с ним сделку: советское руководство обещало перемирие, по условиям которого оно уступило бы большую часть бывшей Российской империи небольшевистским силам, оставив Ленину государство-обрубок с центрами в Москве и Санкт-Петербурге.
Никто особенно не надеялся на то, что Ленин будет придерживаться этого договора при наличии сильной армии, однако он создал модель отношений, основанных на взаимных интересах и потенциально конструктивных компромиссах. Буллит писал президенту Уилсону: «Сегодня все еще возможно направить революцию в мирное и конструктивное русло». Уилсон не придал его словам должного внимания, поглощенный подписанием Версальского мирного договора. Буллит и многие другие полагали, что этот договор, серьезно подорвавший силы Германии, во многом обрек Европу на очередную войну. Испытывая параноидальный страх перед большевизмом, распространявшимся по всей Европе, Уилсон упустил свой шанс на раннюю разрядку с советским руководством.
Однако после трех лет пребывания в должности посла Буллит разочаровался в Советском Союзе и пришел к убеждению, что страна превращается в еще одну нацистскую Германию. Он ненавидел тайную полицию и слежки. Он мучительно боролся за то, чтобы Рузвельт прислушался к его совету и не доверял просоветским журналистам, вроде Уолтера Дюранти (Walter Duranty), которые пытались убедить президента в том, что со Сталиным можно вести дела. Советское руководство, уверял Буллит, было в большей степени одержимо мировой революцией и распространением хаоса в капиталистических странах, чем повышением уровня жизни собственных граждан. Сталин намеревался установить господство над своими соседями, чтобы расширить сферу влияния коммунистической идеологии. Анализ Буллита задал тон политике сдерживания, сформулированной впоследствии его протеже Джорджем Кеннаном (George Kennan): она основывалась на противодействии Советскому Союзу по каждому вопросу, где только это представлялось возможным.
В своей последней депеше Буллит приходит к выводу о том, что со времен Российской империи страна принципиально не изменилась. Он был удивлен, насколько понятными показались ему в 1937 году записи американского посла Николаса Брауна (Nicholas Brown), служившего в России в середине XIX века. Рассуждая о царствовании Николая I, Браун писал о жесткой полицейской тактике, цензуре и шпионах. Кроме того, письма Брауна напомнили Буллиту сообщения, направляемые британскими послами в Москве во времена правления Ивана Грозного.
Спустя шестьдесят девять лет после Буллита послом США в России стал Майкл Макфол. Сторонник левых взглядов он все еще полагал, что его либеральный президент Обама сможет установить теплые отношения с Москвой. Он чувствовал, что предыдущие президенты вели довольно беспорядочную внешнюю политику в отношении России. Что если в 1990-е годы можно было оказать более решительную поддержку российской демократии и борьбе с коррупцией? А к вопросу расширения НАТО подойти более тактично? А операцию в Югославии проводить совместными усилиями? В 2008 году Макфол участвовал в подготовке «перезагрузки», новой политики сотрудничества с тогдашним президентом Медведевым, которая — как он утверждает в своих недавно опубликованных мемуарах «От холодной войны к горячему миру», которые я настоятельно рекомендую к чтению — показывала, что прежнюю напряженность в отношениях вполне можно преодолеть.
Все изменилось в 2012 году с возвращением Путина на президентский пост и с волной массовых протестов против его правления. Макфол обнаружил себя в центре разыгрываемой Кремлем комедии, где с подачи пропагандистских троллей являлся в роли дьявола-иностранца, обвиняемого в том, что он по приказу главы госдепартамента Хилари Клинтон подстрекает русских к протестам; его оклеветали, назвав педофилом; подвергли оскорблениям, устроили за ним слежку. Макфол заключает, что агрессивная внешняя политика Путина с 2012 года по сути объясняется не столько неудачами внешней политики США, сколько самой внутренней российской динамикой.
«Во внутренних делах Россия испытала своего рода терапевтический перелом: она сама себе призналась в том, что не знает, как быть страной, — пишет Михаил Идов в своих новых воспоминаниях о том же периоде „Нарядившись на бунт" (Dressed up for a Riot). — Пастырство в отношении соседних народов — единственное, что давало смысл российской необъятности, а ее гражданам — идентичность. Тогда как на международном уровне Россия вновь предстала перед нами в роли плохого парня, что не было лишено определенного смысла».
Идов, рожденный в Риге американский журналист, впоследствии кинорежиссер, был редактором российского издания GQ в то время, когда Макфол служил послом в Москве, и его книга наглядно описывает тогдашние события и американо-российские отношения через призму гламура и моды светского общества: как и Булгаков, он знает, что истинная сущность политиков раскрывается только на вечеринках, как и Уайльд, он знает, что самые большие загадки таит в себе то, что мы видим, а не то, что скрыто от наших глаз.
Наиболее показательные фрагменты его книги повествуют о том, как Идов пытается поместить на обложку российского издания GQ отечественных знаменитостей вместо привычных звезд Голливуда: разве Россия недостаточно успешна, чтобы равняться на собственных идолов? Читатели и коллеги в шоке — причем, не только явно прозападные либералы, но и патриотически мыслящие путиноиды от шоу-бизнеса. Продажи падают. Культура российского глянцевого журнала, которая окружает Идова, полна странной ненавистью людей к самим себе, в ней достойными почтения оказываются только западные кумиры. С одной стороны, Запад — это дьявол, против которого можно объединять соотечественников; с другой — идеал, к которому все стремятся. Как, по-видимому, считает Идов, русская политическая и популярная культура способна повышать свою самооценку и ощущать собственный статус лишь тогда, когда действует под пристальными взглядами Запада; именно это внимание, иронизирует Идов, Путин завоевал своим троллингом с применением дешевых и незамысловатых инструментов информационной войны.
Откуда проистекает эта потребность изображать Запад либо как идеал, либо как демона? Неужели все дело в простом чувстве собственной неполноценности? «Ни одна нация, — писал посол Браун в 1850 году, — так не нуждается в иностранцах и не испытывает к ним столь сильной зависти». Возможно. Но представитель Запада, которого российская политическая и популярная культура побуждает взглянуть на самого себя, это в высшей степени российское изобретение. Настоящие жители Запада этому образу не соответствуют. Проблема Идова как редактора заключается в том, что он не отвечает сложившимся представлениям о том, как должен выглядеть редактор западного глянцевого журнала. Он одевается неправильно. Он носит твидовые куртки и джинсы. Он в недостаточной степени сноб. Редактор западного глянцевого журнала должен носить костюмы Dolce и Gabbana и лоснящиеся черные туфли. Короче говоря, он должен одеваться, как Воланд.
Все это наводит на мысль о том, что Запад, который русская культура рисует в своем воображении, на самом деле вовсе не Запад — а просто еще один способ поговорить, а точнее умолчать, о своих собственных демонах.
