«Атлантико»: Кремль обратился к неопопулярному (отметьте нюанс) федеральному канцлеру Австрии Себастьяну Курцу с просьбой организовать встречу между Дональдом Трампом и Владимиром Путиным. Эммануэль Макрон очень хотел стать хорошим посредником между двумя противниками, но можно ли было подумать, что именно популисты займут это место завтра? И что послезавтра они станут настоящими лидерами Европы?
Флоран Пармантье: Австрия может играть во многом роль хорошего посредника между двумя странами. Она уже давно стала нейтральной страной, ее относительно скромные размеры делают ее менее восприимчивой, чем крупные державы к разным подоплекам, и его правительство может найти поход к определенным действиям президентов США и России. Более того, Австрия недавно предпочла не присоединяться к обвинительной политике британцев по делу Скрипаля и готова подвергнуть сомнению европейские санкции против России. Австрийские неопопулисты, несомненно, критикуют бюрократию Брюсселя, но очень довольны рамками свободной торговли, поскольку экономика страны очень зависит от внешнего мира. Если Макрон встретился с Дональдом Трампом, а затем с Владимиром Путиным, это не означает, что его внешняя политика смогла что-то изменить. Нужно отметить, что популисты не представляют однородный блок в Европе, и в вопросе России они занимают далеко неодинаковые позиции. Но все с недоверием или враждебностью относятся к прибытию беженцев с Ближнего Востока.
Сириль Бре: Когда канцлер Курц (а не президент Австрии Александр Ван дер Беллен) выступает в качестве потенциального посредника между США и Россией, он оказывается между непредвиденной тактикой и исторической традицией. Что касается тактики: Себастьян Курц, вышедший из классической консервативной католической партии ÖVP, провалившейся на предыдущих президентских выборах, представляет собой новую фигуру на международной арене и ему нужно отстаивать свой статус. На данный момент, этот тридцатилетний канцлер отличился тем, что встал на сторону сепаратистских движений, выступающих против ислама и миграции: внутри страны, создавая коалицию с крайне правыми популистами из «Австрийской партии свободы»; на региональном уровне, сблизившись к Вышеградской группой, в состав которой входят Польша, Венгрия, Словакия и Чехия, а на международном уровне, выражая сильные сомнения в необходимости санкций против России, объявленных после аннексии Крыма и начала конфликта на Донбассе.
С точки зрения исторической традиции: утратив однажды свои обширные территории, Австрийская Республика лишилась своего имперского статуса. Во время холодной войны страна занимала передовые позиции рыночной экономики в советском блоке. Соблюдая военный нейтралитет между НАТО и Варшавским пактом, Австрия использовала свой статус моста между Востоком и Западом. Таким образом, Себастьян Курц играет на обоих фронтах: тактически, чтобы поддержать свой статус, и исторически, чтобы поиграть в миротворца Европы.
— Кто сегодня представляет большую угрозу для лидерских амбиций Франции: Австрия, Италия или может быть Венгрия?
Сириль Бре: В настоящее время ни одна из трех стран не может претендовать на руководящую роль в Евросоюзе: Австрия — процветающая страна и производит благоприятно впечатление в Центральной Европе и в немецкоговорящих странах Европы, но ей приходится с трудом преодолевать статус регионального лидера; Венгрия извлекает выгоду из популярности на континенте недавно избранного премьер-министра Виктора Орбана и его влияния на Вышеградскую группу, где Венгрия сейчас председательствует, но она находится в невыгодном положении из-за отсутствия влияния на Западе и низких показателей в экономике. Что касается Италии, она возрождает европейскую политическую ситуацию из-за ее исторического, демографического и экономического веса в Средиземноморье. Но неопределенности, связанные с долговечностью правительства и стабильностью его государственного строя, не позволяют (все еще?) конкурировать с Германией, Францией или даже с Нидерландами на европейской политической сцене.
— Насколько этот европейский «популистский альянс» может функционировать и играть стратегическую роль в новой конфигурации Европы сегодня? Какое влияние в связи с этим могут оказать предстоящие в 2019 году европейские выборы?
Флоран Пармантье: «Популистский альянс» — сложная конструкция и не обязательно, что консенсус будет систематически достигаться по общим моментам: критика в отношении брюссельских институтов, а также продвижение христианской идентичности Европы, страх перед массовым прибытием мигрантов, стремление устранить утраченные категории экономических эволюций. Большинство неопопулистских режимов, кроме Польши, выражают относительно снисходительное отношение к России Владимира Путина. Европейские выборы все еще далеко, и по-прежнему ожидаются многочисленные корректировки, учитывая результаты последних европейских выборов в 2014 году. Тем не менее, сильный блок вокруг этих ценностей в Европарламенте может неизбежно осложнить принятие решений.
Сириль Бре: Говоря о европейских выборах 2019 года, мы должны остерегаться оптических иллюзий. Многие национальные партии выстраивают заново политический курс по общим вопросам, таким как противостояние классическим элитам, враждебность во отношению к политическому исламу, отказ от мигрантов, сепаратизм. Однако различия между ними на данный момент не позволяют им выступать единым фронтом: для Польши во главе с партией «Право и справедливость» и Венгрии Виктора Орбана яблоком раздора является Россия; между нынешней Италией и Австрией значительным остается региональное соперничество, а европеизм подвергается сомнению в Италии и не оспаривается в Австрии. Популистский альянс еще не родился, потому что каждая из партий появилась в результате национальных движений разного уровня.
