В Польше все политические силы от левого до правого фланга сходятся в одном: Россия — это потенциальный агрессор, поэтому в ее отношении нужно соблюдать максимальную осторожность. Из общего хора выбиваются лишь круги, представителей которых считают агентами России, и немногочисленные публицисты-патриоты, призывающие сделать во внешней политике ставку на реализм. Самой яркой фигурой в этой группе можно назвать Рафала Земкевича (Rafał Ziemkiewicz), который время от времени возвращается на страницах еженедельника «До Жечи» (Do Rzeczy) к вопросу, следует ли вести в отношении Москвы жесткую политику.
Он совершенно справедливо отмечает, что реалистичный подход требует умения балансировать, не ставить все на одну карту, лавировать, используя собственные сильные стороны и играя альтернативными вариантами. Публицист предлагает подумать, не может ли стать такой альтернативой Россия. Примером для подражания выступает для него Венгрия, которая остается в составе Европейского союза, солидарно поддерживает санкции в отношении Москвы, но одновременно ведет сотрудничество с Кремлем в сфере энергетической политики. Стране с небольшим населением, скромным ВВП и в целом слабой позицией на международной арене это дает дополнительное поле для маневра. Может ли Польша избрать похожую тактику? Не ограничиваем ли мы сами себе свободу действий пустыми эмоциями? Хороший вопрос. Однако именно реалистичный подход, а не идеализм или стремление придти на Восток с некой миссией, требует ответить на него негативно.
В Польше нет Гималаев
Реальная политика должна быть лишена эмоций, в ней нет понятий «дружба», «ненависть», «предательство», симпатий и антипатий. Именно так она выглядит в теории, но проблема в том, что она никогда такой не была.
Тема России переполнена эмоциями, и поэтому следует напомнить о нескольких совершенно очевидных вещах, забыв о которых, можно поддаться иллюзиям о том, что дружба с Москвой принесет нам какую-то выгоду.
Что определяет наше отношение к ней на самом элементарном уровне? Первый пункт — это география. Как сильно она влияет на взаимоотношения между странами или даже цивилизациями, показывают отношения Китая и Индии. За всю свою историю они вели друг с другом войну, а точнее, вступили в пограничный конфликт, лишь однажды — в 1960-е годы. Причина проста: их отделяет друг от друга Тибетское нагорье, Гималаи и Каракорум. Нашествия, опустошавшие Индийский субконтинент, всегда приходили с северо-запада и никогда с севера или северо-востока. Конфликт сделала невозможным сама география. До момента изобретения баллистических ракет и ядерных боеголовок рельеф не позволял двум державам выйти на курс, грозящий столкновением.
В ситуации Польши и России ситуация выглядит совершенно иначе. Оба государства лежат на обширных Средне- и Восточно-Европейской равнинах, тянущихся с востока на запад. Нападая на Россию и Польшу, враги почти всегда двигались через эти земли, даже шведы во время своего вторжения не приплыли по Балтийском морю, а пришли с немецкого Поморья. Огромное пространство, по которому могут свободно передвигаться армии, или цепь восьмитысячников и нагорье, лежащее на высоте 4,5 тысячи метров над уровнем, — это совершенно разные условия для ведения политики. В эпоху, когда Речь Посполитая превосходила Москву в демографическом, экономическом и военном плане, мы шли на восток, захватывая Смоленскую Русь, когда по всем этим параметрам нас начала превосходить Россия, она шла на запад. Ни одна граница в Европе не менялась так часто, как граница между нашими странами.
Раз много веков подряд дела обстояли таким образом, на каком основании можно сделать вывод, что история не повторится? Политический реализм предписывает исходить из предположения, что вторжение с востока остается реальным. Россия переживает демографический кризис и находится в сложной экономической ситуации, но она превосходит Польшу по силам в первую очередь в военном плане, и обладает достаточным потенциалом, чтобы уничтожить наше государство.
Можно возразить, что Германия находится на той же равнине, значит, с ее стороны нам тоже угрожает вторжение. Да, но на протяжении большей части своей истории она была раздроблена, и лишь консолидация прусского государства позволила немцам захватить часть Польши во время разделов нашей страны, однако, даже тогда обошлось без вторжения. Польша и Германия вступили в непосредственную схватку не на жизнь, а на смерть, по большому счету, лишь в 1939 — 1945 годах. С Россией мы воевали гораздо чаще. Исторический опыт подсказывает, что Германию следует считать менее опасной страной, по крайней мере, до тех пор, пока она остается в евроатлантических структурах и не встает на путь милитаризации.
Москва любит глубину
Следующий фактор, который следует учитывать, это намерения того государства, в отношении которого мы ведем свою политику. Россия со времен Петра I ставила перед собой империалистические цели, не отказываясь от них ни в советскую эпоху, ни в наше время. Проблемы с претворением в жизнь этих планов возникали только в эпоху Смуты, при Временном правительстве и при Ельцине. Российский империализм — это не польские фантазии, а политика, которую открыто провозглашают очередные российские правители, а у них за словами всегда следуют дела.
Со времен Петра I не меняются и аргументы в пользу необходимости новых завоеваний: Россия хочет защитить свою территорию при помощи буферных зон. На западном, ключевом для нее направлении, речь идет о так называемой стратегической глубине, то есть расстоянии, которое пришлось бы преодолеть потенциальному агрессору на пути в Москву. В годы холодной войны оно составляло примерно 2 тысячи километров (если считать от Эльбы), а сейчас — примерно 1 тысячу (от Буга). Не стоит забывать также о Петербурге: ближайшие части сил НАТО находятся всего в 150 километрах от него, в Эстонии. Можно, конечно, сказать, что в эпоху самолетов и крылатых ракет расстояние не имеет значения. Это не так: чем они дальше, тем больше времени и шансов на то, чтобы обнаружить их и сбить.
Стратегическая глубина — это фактор, который определяет политику России в отношении Украины. Россияне готовы прибегнуть к любым средствам, чтобы ее вернуть эту страну, по крайней мере помешать ей интегрироваться с Западом не потому, что без нее невозможно восстановить империю. Это вопрос второстепенный. Украина имеет ключевое значение для безопасности России. Граница двух государств — это сотни километров открытого пространства бывших степей, то есть идеальная дорога для армии. Украина играет даже более важную роль, чем Белоруссия, в которой маршу войск с запада на восток помешают болотистые территории вокруг рек. Единственный путь проходит там через так называемые смоленские ворота между Днепром и Западной Двиной, но их ширина составляет всего 90 километров. Оборону в таком месте держать проще, чем в степи.
В трех из четырех случаев, когда наступающий противник (татары в XVI веке, польско-литовское войско в XVIII и немцы в 1942 году в рамках операции «Тайфун») добрался до российской столицы, он шел через Украину, и только Наполеон избрал путь через «смоленские ворота».
Если мы хотим проводить реальную политику, нам нельзя забывать о целях, которые ставят перед собой россияне, и о значении, которое они придают стратегической глубине. Они считают, что смогут обеспечить себе безопасность, только если им удастся ее увеличить. На западе расширить буферную зону можно только за счет стран Балтии и Польши. Так что сравнивать нашу страну с Венгрией, Чехией или Словакией, бессмысленно. Со стратегической точки зрения эти государства Россию не интересуют, они могут иметь для нее максимум тактическое значение. В связи с этим Будапешт может позволить себе заигрывать с Москвой, не рискуя существованием венгерского государства, но нам следует соблюдать осторожность, ведь Россия обладает огромным опытом в сфере расширения буферных зон без полномасштабных вторжений.
Напомню о разделах Польши. Коррумпирования польского политического класса, поддержки олигархизации нашего государства и незначительных передвижений войск оказалось достаточно для того, чтобы сначала подчинить, а потом поглотить Речь Посполитую. Агрессивная риторика Путина или провокации российских войск в отношении сил НАТО в данном контексте не имеют особого значения. Они играют лишь положительную роль, мобилизуя членов Альянса на реальные шаги, позволяющие укрепить совместную оборону.
Россия всегда будет ставить перед собой одни и те же цели вне зависимости от того, какой она будет: жестокой и авторитарной или мягкой и демократизировавшейся. Это значит, что она не может стать для нас партнером по политической игре. Таковыми нам следует считать страны ЕС, США или даже Китай, и именно в их отношении Варшаве нужно проводить политику уравновешивания влияний и союзов. Пытаться уравновесить контактами с Россией какие-то отношения в рамках ЕС или НАТО нельзя, ведь так мы ослабим собственную политическую «иммунную систему».
Мы мешаем России распространить ее влияние в Европе, претворить в жизнь ее стратегию безопасности. Нравится нам это или нет, но это самая что ни на есть реальная политическая реальность. Политический реализм предписывает нам наращивать собственный потенциал и создавать союзы, которые не позволят Москве добиться ее целей. При этом ничто не мешает нам быть с Кремлем милыми и даже обходительными, ведь риторика — лишь один из инструментов, который можно пустить в ход, когда это приносит выгоду.
