Когда Москва показала мускулы и вторглась в Афганистан в 1979 году, это не способствовало росту советского влияния. Напротив, это вмешательство послужило поводом к образованию коалиции сопротивления из мятежников-моджахедов, США, Осамы Бен Ладена и его арабских боевиков-добровольцев, Пакистана и Китая. Это превратило афганское предприятие в дорогую трясину для Кремля, которая внесла свой вклад в распад СССР в 1991 году.
Когда холодная война стихла, Москва невероятно ослабела. СССР потерял свою империю в Восточной Европе. С развалом Советского Союза Москва лишилась половины населения, а тем временем НАТО и ЕС, расширяясь, привели Запад в так называемую «сферу влияния России». Сегодня ВВП России составляет $1,58 триллионов, что сопоставимо с ВВП Нью-Йорка с окрестностями, а если сравнивать с ВВП Америки, то это составляет одну двенадцатую его часть. Россия находится в тяжелой зависимости от экспорта энергетических ресурсов и столкнулась с проблемой падения рождаемости. Неудивительно, что Путин называет распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой века».
Таким образом, по сравнению с советскими лидерами прежних времен, Путин столкнулся с необходимостью распределения усилий. У него на руках меньше козырей, но его оппоненты расколоты. Его стратегия состоит в том, чтобы сделать немощь достоинством. Прямое столкновение с могущественными соперниками, такими как Соединенные Штаты и ЕС, уже не актуально. Вместо этого Россия пользуется разладом внутри Запада — и внутри Соединенных Штатов — возводя преграды между своими оппонентами, используя психологическую войну, пропаганду и кибервойну.
Применение необходимого объема давления, как сделал бы любой бывший опытный агент КГБ — это искусство. Москва стремится использовать ровно столько силы, сколько требуется, чтобы рассорить своих оппонентов, без агрессии, потому что она может отрикошетить в ответ. Хакерский взлом электронной почты демократической партии в 2016 году стал как раз таким ударом в уязвимое место. Многие республиканцы сделали вывод, что хакеры атаковали «их», а не «нас». Если бы Россия осуществила кибераналог Перл-Харбора в отношении американских институтов, она, вероятно, объединила бы американцев в сопротивлении.