Крестный моей дочери никогда не называет себя финном, финляндцем или финским шведом. Если его спрашивают, кто он, он говорит:
«Я карел».
С 1939 по 1944 год с Карельского перешейка и из Выборга эвакуировали в Финляндию более 400 тысяч человек. Им пришлось оставить свои хутора, возделанные поля, беседки с сиренью, кладбища — все, что означало дом. Во время одного из самых масштабных переселений Второй мировой войны они ехали длинными колоннами, привязав к повозкам своих коров и телят.
Несколько лет назад карельский крестный моей дочери и я ездили в родную деревню его матери неподалеку от Выборга. Там ничего не осталось. Но у нас были правильные координаты, и именно там, где когда-то стоял дом, мы нашли цветущие кусты сирени. Сиреневые кусты или яблони — обычно надежный признак того, что здесь когда-то был хутор.
На полуразрушенном деревенском кладбище крестный моей дочери начал ходить от могилы к могиле. Он находил имена родственников и издавал радостные восклицания. А потом плакал.
После этого мы поехали обратно в Финляндию — страну, чье правительство не требует вернуть Карелию обратно. Это вовсе не значит, что Финляндия полагает, что Советский Союз имел полное право забрать Карелию и Выборг, просто правительство страны не считает хорошей идеей двигать границы туда и обратно.
Зато так считают лидеры Сербии и Косово. Отдав Сербии те части Косово, где доминируют сербы, а Косово — те части Сербии, где доминируют албанцы, удалось бы развязать гордиев узел, полагают Хашим Тачи (Hashim Thaci) и Александр Вучич (Aleksandar Vucic).
Все идеи, которые могут помочь двум странам решать конфликты мирным путем, конечно, заслуживают внимания. Но когда речь заходит о передвижении границ или населения, результат редко получается таким, как планировалось.
Финляндия приняла более 400 тысяч карелов потому, что большинство из них предпочитали заниматься мелким фермерством у себя на родине, нежели быть загнанными в советские колхозы. Так что такое решение было меньшим из зол в той ужасной ситуации.
Это не означает, что травма, которую получили эвакуированные карелы, от этого стала меньше. Она сохранилась на всю жизнь. Но в Финляндии все равно нет какого-то широко распространенного мнения, что Карелию нужно вернуть обратно. Что утрачено, то утрачено.
В Европе есть множество границ, которые можно оспаривать с исторической точки зрения. Почему Эльзас должен принадлежать Франции, а не Германии? И не было бы логично, если бы Северная Ирландия была частью Ирландии? Почему Аландские острова не относятся к Швеции, ведь абсолютно все население там говорит по-шведски? И согласно той же логике Финляндия могла бы претендовать на всю Торнедален, где дети по шведскую сторону границы вплоть до 1950-х годов получали взбучку, если заговаривали по-фински.
Если уж Европа чему-то и должна была научиться в 20 веке, так это тому, что невозможно загладить несправедливости, пытаясь повернуть часы вспять. А еще 20 век должен был нас научить, что если в демократической стране хорошо обращаются со своими меньшинствами, то там редко бывают проблемы с сепаратистами.
Финское государство дало финским шведам прочные языковые права. Те ответили своей стране непоколебимой лояльностью.
На Аландских островах нет ни единого достойного упоминания сепаратистского движения. Зачем им отделяться от Финляндии, если их культурная автономия и статус закреплены в конституции?
Конечно, было бы просто сделать Финляндию полностью финноязычной и сказать финским шведам, чтобы те переезжали в Швецию. Распустить Бельгию и создать вместо нее три разных страны. Превратить Квебек в самостоятельную страну.
Но тогда люди потеряют общую историю, сотни лет совместного житья и плоды перекрестного опыления культур и языков, которые могут появиться только тогда, когда ты вынужден жить вместе с другими в одной стране. Сосуществование порождает особую литературу, изобразительное искусство и двуязычное медиапространство, параллельные дискуссии и многоуровневую идентичность. Это не только цивилизованно и по-европейски. Это еще и увлекательно.