Аспирант и бизнесмен Максим Быковский медленно поднялся на ноги, держа в руке полный стакан водки. Пришло время для третьего тоста — памяти усопших, подумал он, не будучи уверенным в том, что прав. Он уже перебрал с выпивкой, а вечеринка в его квартире только начиналась.
В России существует сложный этикет по поводу того, как пить, и когда какие тосты произносить. За тех, кто погиб на войне, в армии принято поднимать третий тост — а если не третий, то второй.
Даже дежурный офицер Минобороны не был уверен, как правильно поступить, и должен был напрячь память. «Это третий», — без колебаний сказал он, проведя перед этим глубокий анализ. При этом среди солдат нет разногласий в том, что следующий тост — четвертый — поднимают в надежде на то, что никто никогда не будет пить предыдущий тост за тех, кто присутствует за столом.
Следующие десять тостов часто посвящены женщинам, по крайней мере, среди солдат. Такого рода информация приводит к главному выводу: русские пьют, чтобы напиться, и только опьянев — истина в вине, а точнее в водке — один русский по-настоящему доверяет другому. Но на пути к этому состоянию тосты используются во многих целях, от сентиментальных до политических, и часто они являются механизмом озвучивания своего рода колкой правды, которой обычно избегают в ходе светских или деловых разговоров.
Существует небольшая путаница в правилах для первого и второго тостов. Считается нецивилизованным начинать пить без первого тоста, который является своего рода благословением или таинством. Второй следует вскоре после первого. По известному казачьему выражению: «Между первой и второй пуля не должна пролететь». У чиновников есть своя версия: «Между первой и второй пальцев не сгибают» (у них обычно довольно толстые пальцы — прим. автора).
В старину первый тост всегда был «За Сталина!» — даже на дне рождения ребенка. Помимо культа личности, коммунизм породил причудливую коллекцию странных и безжизненных тостов, вроде любимого комсомольцами и молодыми коммунистами: «За успешную реализацию намеченных задач!»
На поминках первый тост поднимают за усопшего, при этом бокалами никогда не чокаются.
На дне рождения первый тост поднимают за здоровье именинника, второй — за родителей.
На свадьбах точно так же, первый тост — за молодоженов, следующий — за их родителей. Но тут начинается особое русское сочетание коллективного, форсированного веселья, объединенного вокруг неразрывных тем выпивки и любви, которое до сих пор несет в себе некий тоталитарный колорит.
Когда гости пьют из бокалов традиционно суперсладкое местное шампанское (до сих пор известное и продаваемое как «Советское шампанское» — прим. автора), всегда найдется один-два человека, которые станут кричать: «Горько, давай слаще!» Вдруг, откуда ни возьмись, появляется ритмичный хор, скандирующий как на футбольном матче: «Горько! Горько! Горько!»
Бедные молодожены могут остановить этот хор, только начав долгий поцелуй, во время которого родственники и друзья (даже мать невесты — прим. автора) считают хором: «Один, два, три» и так далее. И чем дольше поцелуй, тем громче аплодисменты. Недостаточно старательные усилия приведут к тому, что гости снова прокричат: «Горько! Горько!», заставив молодоженов еще раз повторить весь издевательский спектакль.
Иногда, после многочисленных повторов, пара может быть избавлена от тамады. Это грузинское название для ведущего вечеринки, который ведет себя как полудиктатор и должен знать социальные тонкости, управляя ходом торжества и следя за тем, чтобы вовремя разливали по бокалам алкоголь.
Солдатам, скучающим в мирное время, часто приходится пить без повода. Офицеры в небольших провинциальных гарнизонах обычно ловят таракана, что редко является в России трудной задачей, и гоняют его по столу, сопровождая это двумя быстрыми тостами: «С приездом!» и «С отъездом!». Жители Нью-Йорка могут попробовать это у себя дома.
«Все это по-прежнему связано с мужественностью», — сказал американский посол в стране Томас Пикеринг, который давно обнаружил, что ключевой квалификацией в его работе является способность есть и пить все, что угодно. На своих многочисленных официальных банкетах по всей огромной, пропитанной водкой России, он обнаружил, что среди их хозяев, «худшие хотят, чтобы ты напился в доску, а лучшие желают видеть тебя счастливым, свободным и достаточно эмоциональным без каких-либо условностей и защитных поз.
Но он понимает, что тосты, особенно на официальных собраниях — это способ донести политические моменты. После светских любезностей, теплых слов и легкого юмора «всегда есть время для какого-либо послания». «Взамен, — говорит он, — всегда имеется в полной мере равное время для ответа и многое другое».
Когда жители западных стран стараются сдерживаться, русские будут кричать: «Пей до дна!». У русских, которые опасаются опьянеть сильнее, чем другие люди за столом (трезвого могут посчитать шпионом — прим. автора), есть сложная система штрафов для тех, кто опоздал. Обычно наказание предполагает выпить до дна из самого большого среди имеющихся бокалов, который наполняют водкой.
Если «до дна» пить уже страшно, то надо запомнить очень простой тост: «На посошок!» — для тех, кто собирается уходить. Его название происходит от слова посох. Это еще один казачий тост, и, как только гость произнес его, будет очень плохим тоном предлагать другие тосты или требовать выпить еще. Но также крайне невоспитанным считается произносить его слишком рано.
