Недавно мы с большим размахом отметили столетие перемирия, окончание Первой мировой войны. Только вот после конфликта Лондон, Париж, Вашингтон и прочие отправили в Россию войска для свержения большевиков. Нельзя было позволить революции распространиться по Европе. Кстати говоря, именно по этой причине Гитлеру позднее позволили ремилитаризировать Рейх. Жак Повельс напоминает нам об этом малоизвестном эпизоде истории в книге «1914-1918: Великая классовая война».
Первая мировая война способствовала формированию потенциально революционной ситуации по всей Европе. Правительства, которые, как и в 1914 году, все еще представляли традиционную элиту (за исключением монархов России, Германии и т.д.), реагировали на это либо безжалостными репрессиями, либо уступками в виде демократических социально-политических реформ (или сочетанием первого и второго). В России же революция была доведена до конца, и большевики принялись осуществлять первую в мире попытку строительства социалистического общества. Элита других стран не испытывала к ней ни малейшей симпатии и надеялась, что та как можно быстрее закончится громким провалом. (Этот революционный опыт впоследствии разочаровал многих сочувствующих, поскольку не смог в мгновение ока прийти к социалистической утопии).
В Лондоне, Париже и прочих столицах были уверены в неизбежности этого краха, однако, чтобы не испытывать судьбу, решили отправить туда войска для поддержки «белых» контрреволюционеров в борьбе с «красными» большевиками (этот конфликт обернулся масштабной, долгой и кровавой гражданской войной). Первая волна иностранных войск прибыла в Россию с высадкой во Владивостоке британских и японских солдат в апреле 1918 года. Там они вышли на связь с войсками белых, которые уже вели открытую войну с большевиками. В целом, одни только британцы отправили в Россию 40 000 человек. Весной 1918 года, Черчилль, тогдашний военный министр, направил экспедиционный корпус в Мурманск, чтобы поддержать на севере страны войска генерала Колчака. Целью было установить дружественное правительство. Менее значительные контингенты были отправлены другими странами, в том числе Францией, США (15 000 человек), Японией, Италией, Румынией, Сербией и Грецией. С помощью чешских военнопленных россияне сформировали Чешский легион численностью в 30 000 — 40 000 человек для борьбы с австрийцами. Как бы то ни было, после Брест-Литовского мира этот легион остался в России и сражался вместе с белыми против красных. В некоторых случаях союзные войска воевали на российских границах с немцами и османами, однако они, безусловно, прибыли в страну, чтобы «задушить большевистского младенца в колыбели», как говорил Черчилль. Кроме того, британцы подумывали о возможности заполучить пару интересных кусков территории разваливавшейся на части России. Это объясняет, например, движение одного британского подразделения из Месопотамии к Каспийскому морю, где оно рыскало по всему нефтеносному региону в окрестностях Баку (современный Азербайджан).
В России война создала благоприятные условия не только для социальной революции, но и (по крайней мере, в некоторых частях этой огромной страны) для национальных революций среди некоторых этнических меньшинств. Такие национальные движения возникли еще во время войны и по большей части относились к правому, консервативному, расистскому и антисемитскому варианту национализма. Немецкая военно-политическая элита отмечала в них идеологическую близость и видела в них союзников в войне с Россией (в то же время Ленин с большевиками считались полезными в войне с Россией, однако в идеологическом плане они были антиподами реакционного немецкого режима). В любом случае, немцы поддерживали финских, прибалтийских, украинских и прочих националистов не из симпатии, а потому что могли использовать их для ослабления России. Кроме того, они рассчитывали основать в Восточной и Северной Европе государства-сателлиты, предпочтительно монархии, чьим «сюзереном» стал бы какой-нибудь отпрыск немецкой аристократии. Брест-Литовский мир позволил создать ряд таких государств. Так, с 11 июля по 2 ноября 1918 года немецкий аристократ Вильгельм Карл Флорестан фон Урах, граф фон Вюртемберг, играл роль литовского короля под именем Миндаугас II.
После перемирия 11 ноября 1918 года Германия была обречена исчезнуть с политической сцены Восточной и Центральной Европы и оставить мечту о своей гегемонии в этих регионах. При этом в статье 12 разрешалось немецким войскам сохранить оружие на территории России, Прибалтики и в Восточной Европе, пока союзники будут считать это необходимым, то есть пока те могли быть полезными в борьбе с большевиками, чем, собственно, и занимались отступавшие подразделения. Некоторые представители британского и французского руководства, такие как Ллойд Джордж и Фош, считали советскую Россию более опасным врагом, чем даже Германию. Участвовавшие в гражданской войне в России национальные движения прибалтов, финнов, поляков и прочих стали получать поддержку, в том числе военную, союзных держав, а не немецкого Рейха, по крайней мере, в том случае ели они сражались с красными, а не с белыми, что происходило так же часто, поскольку на значительной части запада бывшей империи действовали одновременно белые контрреволюционеры и польские, литовские, украинские и прочие националисты.
Во всех странах, которые зарождались тогда на развалинах Российской империи, можно было встретить два типа людей. Во-первых, тех (по большей части, рабочие, крестьяне и прочие представители нижних слоев общества), кто положительно восприняли революцию, активно поддерживали большевиков и были готовы довольствоваться определенной автономией своих меньшинств в рамках нового многоязычного и многокультурного государства (с неизбежным доминированием русской составляющей), которое формировалось вместо империи и стало впоследствии известно как Советский Союз. Во-вторых, речь шла о большинстве членов (не всех) старой аристократической элиты и буржуазии, которые выступали против революции, ненавидели большевиков, сражались с ними и добивались полной независимости от нового государства большевиков. Их национализм был типичным национализмом XIX века, то есть правым, консервативным и привязанным к этносу, языку и религии, а также (обычно мифическому) великому прошлому, которое должно было возродиться с помощью национальной революции. Именно так появились гражданские войны между белыми и красными в Финляндии, Эстонии, на Украине и в других странах.
Хотя в большинстве случаев белые одержали победу и смогли основать антибольшевистские (и антироссийские) государства, это было связано не только с тем, что в самой России большевики были долгое время прижаты к стене и не могли оказать особой поддержки красным собратьям из Прибалтики и из других периферийных регионов бывшей империи, но и потому что немцы и союзники (прежде всего, британцы) устраивали повсюду вмешательства, чтобы помочь белым. Так, например, в конце ноября 1918 года эскадра королевского флота во главе с адмиралом Эдвином Александром Синклером (Edwyn Alexander Sinclair), а впоследствии с адмиралом Уолтером Коуэном (Walter Cowan), появилась в Балтийском море, чтобы доставить оружие белым эстонцами и латышам и помочь им в борьбе с красными врагами, в том числе русскими большевиками. Британские суда потопили несколько кораблей русского флота и заблокировали остальные в порту Кронштадта. Что касается Финляндии, немецкие войска еще весной 1918 года помогли белым добиться победы и независимости этой страны. Намерением Лондона, Парижа, Вашингтона и прочих столиц явно было обеспечить победу белых над красными в гражданской войне в России и положить тем самым конец нежелательному большевистскому эксперименту, который вызывал интерес и энтузиазм у слишком многих британцев, французов и американцев (что определенно было не по душе руководству этих стран). В письме к Клемансо весной 1919 года Ллойд Джордж выражал тревогу по поводу того, что «всю Европу охватил революционный дух»:
Виной всему этому, разумеется, были эти гнусные большевики. Как бы то ни было, интервенция союзников в России оказалась контрпродуктивной, поскольку иностранная поддержка дискредитировала белых контрреволюционеров в глазах бесчисленного множества русских, которые начали считать большевиков настоящими патриотами и поддерживать их. С многих точек зрения большевистская революция стала российской национальной революцией, борьбой за существование, независимость и достоинство России по отношению к немцам, а также союзным войскам, которые вторглись страну и вели себя там, «как в Центральной Африке». (В такой перспективе они сильно напоминали революционеров-якобинцев, которые одновременно сражались с врагами революции и врагами Франции). Именно поэтому большевики получили поддержку со стороны многих буржуа-националистов и даже аристократов, без которой им, возможно, не удалось бы победить в гражданской войне белых и союзников. Даже знаменитый генерал Брусилов поддерживал большевиков, несмотря на свой дворянский статус. По его словам, долг перед нацией встал для него выше естественных социальных порывов. Белые же в свою очередь были ничем иным как «микрокосмом правящих классов старого режима (армейские офицеры, крупные землевладельцы, бюрократы, прелаты православной церкви) и пользовались лишь минимальной поддержкой народа», — уверен Арно Майер (Arno Mayer). Кроме того, они были насквозь коррумпированы, и немалая часть перечисленных им союзниками средств исчезла в их карманах.
Интервенция союзников в России (иногда ее описывают как «крестовый поход против большевизма») была обречена на провал, потому что вызывала серьезное противодействие со стороны солдат и простых граждан Великобритании, Франции и других стран под лозунгом «Руки прочь от России!» Британские солдаты, которых не демобилизовали после перемирия ноября 1918 года, а захотели вместо этого отправить в Россию, устроили протесты и дошли чуть ли не до мятежа, как это было, например, в Дувре, Кале и других портах Ла-Манша. В том же месяце протесты прошли и в Глазго: недовольство интервенционизмом Лондона в России было не единственным мотивом людей, однако явно входило в число основных. В марте 1919 года в лагере Рил в Уэльсе произошел бунт канадских солдат: пять погибших и 23 раненых. Позднее в 1919 году подобные восстания наблюдались и в других подразделениях. Что касается Франции, на многих забастовках в Париже звучали требования прекратить интервенцию в России. Отправленные в Россию войска в свою очередь всячески демонстрировали, что хотят не сражаться с большевиками, а вернуться домой. В феврале, марте и апреле 1919 года были отмечены бунты и дезертирства среди французских войск в Одессе и британских в Мурманске. Кстати говоря, часть этих солдат влилась в ряды большевиков. «Солдаты, которые пережили Верден и битву на Марне, не хотят сражаться на российских равнинах», — с горечью говорил один французский офицер. В американском контингенте многие солдаты сами травмировали себя в надежде, что их отправят на родину. К тому же солдаты союзников симпатизировали российским революционерам и все сильнее заражались большевизмом, с которым должны были бороться. С весны 1919 года канадцы, французы, британцы, американцы, итальянцы и прочие были вынуждены бесславно ретироваться из России.
Таким образом, западной элите не удалось покончить с большевиками с помощью военной интервенции. Поэтому она изменила курс и предоставила военно-политическую поддержку новым государствам, которые зародились на западе бывшей империи, в частности Польше и прибалтийским странам. Все эти новые государства были плодами национальных революций с реакционными формами национализма и зачастую даже налетом антисемитизма. Они были связаны со старой элитой, такой как крупные землевладельцы, генералы аристократических корней, национальные христианские церкви и промышленники. За редкими исключениями (в лице Чехословакии) это были не демократии, а авторитарные режимы, возглавлявшийся высокопоставленным военным-аристократом (Хорти, Маннергейм, Пилсудский). С их антибольшевистским настроем могли сравниться разве что их антироссийские чувства. Как бы то ни было, большевикам удалось вернуть часть территории бывшей империи, в частности Украину. В любом случае, вокруг революционной России был сформирован своеобразный санитарный кордон в надежде, что он «изолирует большевизм», как писала Маргарет Макмиллан (Margaret MacMillan). Это все, что тогда мог сделать Запад. Тем не менее Лондон, Париж и Вашингтон не отказались от мечты положить конец российскому революционному опыту. Западное руководство долгое время хотело, чтобы советская революция рухнула сама по себе, но этого не случилось. Позднее, в 1930-х годах, оно надеялось, что нацистская Германия подхватит контрреволюционную и антисоветскую борьбу. Именно поэтому оно позволило Гитлеру ремилитаризацию Рейха и подталкивало его к нападению на Советский Союз с помощью так называемой «политики умиротворения».
