Убийство террористами молодого студента Иванова в ноябре 1869 года произвело тяжелое впечатление в России. Иванов, будучи членом преступной группы, объявил своим товарищам, что решил уйти от них. Тогда их главарь Сергей Нечаев, ученик философа-анархиста Михаила Бакунина и автор широко распространенной брошюры «Катехизис революционера» убедил членов организации, что Иванов может выдать их полиции. Тогда его просто убили. Царская полиция быстро арестовала всех членов банды, кроме Нечаева, который скрылся в Швейцарии, но вскоре он был экстрадирован в Россию и умер в тюрьме в 1882 году.
Единственным положительным следствием этого преступления явилось появление романа Достоевского «Бесы» (я его перечитал сейчас спустя много лет), написанный, чтобы выразить свое категорическое несогласие с теми, кто — как нечаевцы — считали, что насилие может помочь в разрешении политических и социальных проблем. Они искали за пределами России, в культурной Европе, образцы такого поведения, которое, по их мнению, следовало позаимствовать, чтобы превратиться в современное, преуспевающее и демократическое общество.
В политических разговорах Достоевского называли тогда «реакционером» в сравнении с Герценом и Тургеневым, которые утверждали, что для избавления от царской деспотии и варварства Россия должна «европеизироваться», стать светским государством, покончить с религиозным обскурантизмом и отдать предпочтение избираемым правительствам вместо анахронической царской власти.
Такими же были и убеждения молодого Достоевского, когда он стал членом кружка утопических социалистов Петрашевского, но в 1849 году писатель был арестован полицией Николая I и приговорен к расстрелу. Он пережил инсценировку казни, а затем четыре года провел на каторге в Сибири. Через все эти испытания Достоевский смог пройти благодаря религиозности, верности народным традициям и решительному отказу от «европеистического» движения интеллектуалов, считавших, что идеи таких социал-утопистов, как Сен-Симон, Фурье, Прудон и Луи Блан, могут вывести Россию из отсталости.
Как и Бальзак, создавая свои романы, «реакционер» Достоевский переставал им быть, превращаясь, конечно, не в прогрессиста, но в какого-то безумного литератора. Он исследовал внутренний мир человека с безграничной смелостью, докапывался до самых глубин мышления или души (чтобы обозначить каким-то образом то, что только намного позже Фрейд назовет бессознательным), вскрывал истоки человеческой жестокости и насилия. В «Бесах» чрезвычайно ясно прослеживается эта удивительная способность писателя. Несомненно, Сергей Нечаев послужил прообразом Степана Трофимовича Верховенского, мечтателя-утописта, готового ради спасения человечества сначала уничтожить его с помощью преступлений, пожаров и других подобных зверств.
А великолепный Николай Ставрогин, центральный герой романа, откуда взял его писатель? Для замысла «Жития великого грешника» Достоевскому было уже недостаточно существующего набора политических, социальных или интеллектуальных характеров своего времени. Он должен был закрыть глаза, довериться интуиции и воображению, которые, как и у Бальзака, всегда значили для него больше, чем идеи, чтобы отыскать истоки человеческой жестокости, соединяющей страх, ужасающие искушения и тех бесов, в повседневной жизни зачастую совершенно незаметных за приличными манерами.
Я называю «героем» Ставрогина, поскольку считаю, что это один из самых гениальных персонажей, созданных в мировой литературе, хотя и прекрасно понимаю, что это настоящий бес, олицетворение зла, воплощение всего самого отвратительного в человеке. Как и Бальзак, доверяясь в своем творчестве инстинктам и интуиции, в «Бесах» Достоевский дает как бы рентгеновский снимок, позволяющий людям увидеть самые извилистые и скрытные глубины своей личности и секретные корни большей части низменных поступков, которые ежедневно бросают вызов всему тому, что мы называем цивилизацией, тому хрупкому мостку, на котором она балансирует над ревущей пропастью, где гнездятся привидения.
Роман учит меня также, что прежние наши учителя уже все давно придумали еще много лет и веков назад и что наша передовая общественность пытается «революционизировать» те формы жизни, которые были уже революционизированы тысячу и один раз нашими классиками. В «Бесах» ловкость обманывающего нас автора потрясающа, но это очень трудно доказать, когда читатель поглощен волшебством рассказа, его медленным и захватывающем развитием.
На первый взгляд этот роман просто история, излагаемая одним из персонажей, Антоном Лаврентьевичем, холостым молодым человеком, часто посещающим вечера в салоне Варвары Петровны. Другие действующие лица — Кириллов, Шатов и Петр Верховенский — его друзья. Он очень увлечен Лизой Тушиной, но никак не осмеливается сказать ей об этом. Герой подробно описывает происходящее, но его рассказ не полон, так как повествует лишь о том, что он видит, слышит или о чем ему говорят, но не может знать, что делают другие персонажи, когда они не рядом с ним, а находятся наедине с самими собой.
Однако вскоре, по ходу развития действия романа, читатель обнаруживает, что этот герой-рассказчик испаряется и заменяется другим, всеведущим человеком, способным говорить и о том, чего предыдущий не видел, не мог видеть или знать, каковы чувства, эмоции и мысли остальных персонажей, когда они исчезают из его поля зрения. Наличие двух рассказчиков в романе абсолютно не мешает чтению; возможно, многие читатели и не заметят этого из-за вкрадчивой, незаметной манеры подмены одного повествователя другим, которые сменяют друг друга, чтобы поведать о самых важных деталях истории. Только забывая о развитии событий и сосредоточившись на манере ведения рассказа, можно заметить эти подмены. И такой взгляд — с двух сторон — на описываемые события позволяет приблизиться или удалиться от них, понять молчание, дистанцию и эмоции, посредством которых рассказчик приковывает напряженное внимание читателя.
Когда в конце 1869 года Достоевский начинал писать «Бесов», он жил в Дрездене. Европейская жизнь ему совершенно не понравилась, и писатель был полон ностальгии по родной земле. Он считал, что пишет некую диатрибу против политического насилия, но его роман оказался намного более весомым, поскольку это было глубокое исследование сущности человеческой личности и всех видов насилия, от которого мы страдаем и которые совершаем, совершили и совершим. Когда Достоевский не писал, он верил, что для спасения России нужно найти лекарства в глубинах ее истории, веры и традиций. Но в нас, читателях, он оставляет ощущение, что оставаясь такими какими мы есть, нам не найти спасения.
