Что если климатический кризис нарушает права тех, кто еще не родился? Похоже, этот острый вопрос начал, наконец, привлекать к себе внимание, которого он заслуживает. В прошлом месяце невероятное количество активистов — 7 миллионов человек из почти 200 стран — вышли на улицы в рамках молодежной глобальной климатической забастовки. Молодые люди во всем мире осознают, что непропорционально много пагубных последствий начавшегося экологического кризиса ляжет на их плечи и плечи будущих поколений, особенно тех сообществ, которые выделяют меньше всех парниковых газов.
Грета Тунберг (Greta Thunberg), чей «школьный бойкот за климат» воспламенил это движение, часто говорит от имени тех, кого еще нет на свете. Выступая на саммите ООН по мерам в области изменения климата, который состоялся 23 сентября на Манхэттене, она осудила собравшихся взрослых, которые гонятся за деньгами, забыв о нравственности, а также рассказывают «сказки о вечном экономическом росте» вместо того, чтобы посмотреть в лицо естественнонаучным фактам. «Молодые люди начинают понимать, что вы их предаете, — сказала она. — Глаза всех будущих поколений смотрят на вас. И если вы решите подвести нас, вот что я вам скажу: мы вас никогда не простим».
В тот же день Тунберг и 15 других молодых людей, родом из таких мест, как Тунис, Маршалловы Острова и Бразилия, обратились в ООН с жалобой на климатический кризис. «В результате бездействия мировых лидеров нарушаются наши права», — сказала одна из тех, кто подписал петицию, 14-летняя Александрия Вильясенор (Alexandria Villaseñor) из Нью-Йорка.
Именно об этом некоторые обеспокоенные молодые люди спорят в судебной системе США с 2015 года, когда группа из семи истцов, еще не достаточно взрослых, чтобы голосовать, подала иск в суд штата Пенсильвания против губернатора Тома Вулфа и различных государственных учреждений. В иске утверждалось, что ответчики не предприняли необходимых действий по контролю содержания углекислого газа и других парниковых газов в соответствии с обязательствами перед народом в качестве государственных попечителей. По словам представителей истцов, государство не выполняет своих обязательств по «сохранению и поддержанию общественных природных ресурсов, включая атмосферу, на благо нынешнего и будущих поколений».
Хотя судебный процесс в Пенсильвании в итоге не состоялся, аналогичное дело, возбужденное в Орегоне, более успешно проходит через судебную систему. В процессе «Джулиана против Соединенных Штатов» (Juliana v United States) группа из 21 истца обвиняет федеральное правительства в нарушении конституционных прав не только своего поколения, но и поколений будущих. Эти люди в возрасте от 11 до 22 лет обвиняют федеральных чиновников и руководителей нефтяной промышленности в сознательном создании такой национальной энергетической системы, которая вызывает изменение климата, несмотря на то, что на протяжении десятилетий имеются доказательства того, что выбросы углекислого газа в результате сжигания ископаемого топлива дестабилизируют окружающую среду. Они утверждают, что должностные лица не просто не смогли проконтролировать и остановить вредителей, но и активно содействовали их деятельности, нарушая тем самым конституционные права граждан на жизнь, свободу и собственность, а также подвергая опасности базовые общественные ресурсы.
Такие действия могут показаться смешными, но эти иски — часть более широкой тенденции судебных разбирательств по вопросам климата. Граждане разных стран, включая Великобританию, Новую Зеландию, Ирландию, Норвегию, Швейцарию, Бельгию, Пакистан, Украину, Индию и Уганду, пытаются использовать правовую систему, чтобы заставить правительства обеспечить гражданам достойное будущее, будь то путем прекращения бурения нефтяных скважин или сокращения выбросов. В Колумбии 25 молодых людей в возрасте от семи лет и старше подают в суд на конституционных основаниях, чтобы остановить продолжающуюся вырубку лесов Амазонки. В Португалии семеро детей из региона Лейрия, который был опустошен лесными пожарами в 2017 году, подают в суд на государства — члены Совета Европы, обвиняя их в том, что они не приняли необходимые меры для предотвращения климатической катастрофы.
Вернемся к США: такие муниципалитеты, как Нью-Йорк, Сан-Франциско и Ричмонд, предъявляют иск компаниям, работающим на ископаемом топливе, о возмещении убытков на миллиарды долларов за сокрытие информации об опасностях выбросов углерода и надвигающемся повышении уровня моря. Кроме того, общины канадских индейцев ссылаются на договорные права, чтобы предотвратить трубопроводную транспортировку ископаемого топлива по своим территориям. Граждане, стоящие за этими творческими правовыми инициативами, пытаются обуздать эксплуатацию ресурсов, чтобы мы оставили после себя место, пригодное для жизни.
Реха Дилон-Ричардсон (Rekha Dhillon-Richardson) стала одним из истцов в судебном процессе в Пенсильвании, когда ей было 15 лет. «Дестабилизация климата намного больше угрожает основополагающим правам и будущему детей и молодежи, хотя мы никоим образом не приложили руку к созданию этой проблемы», — сказала она мне, когда я спросил, что сподвигло ее присоединиться к иску.
Судебные иски молодежи и школьные забастовки ярко демонстрируют важнейший аспект угрозы демократии, которая создается чрезвычайной ситуацией в области климата: вопрос об ответственности перед грядущими поколениями и этических обязательствах в свете будущих десятилетий и веков.
Другими словами: какое отношение имеет демократия ко времени? Этот вопрос может показаться абстрактным, но на самом деле является основополагающим. Мы все рождены в мире, который создан не нами, живем, подчиняясь обычаям и в условиях, установленных предыдущими поколениями, а затем оставляем наследство другим. Проект самоуправления всегда требует преодоления напряженности между краткосрочным и долгосрочным мышлением, нашими непосредственными обстоятельствами и тем, что должно наступить, настоящим и будущим. Нет более глубокой и наглядной иллюстрации тому, чем проблема климатического кризиса, которая ставит под сомнение само будущее обитаемой планеты.
Когда такие люди, как я, совершают несколько полетов в год и покупают продукты питания, привезенные из разных стран мира, мы можем быть уверены, что не встретимся с людьми, на которых впоследствии самым серьезным образом отразится наш углеродоёмкий образ жизни. Но разве у нас нет демократических обязательств перед ними? Если мы ожидаем справедливости от наших предшественников, разве у нас нет подобного же долга перед будущими поколениями? Прямо сейчас относительно финансово благополучные люди находятся на пути к тому, чтобы стать плохими предками, теми, кто думает только о себе, здесь и сейчас.
***
Отношение демократии ко времени всегда будет включать в себя некоторый конфликт между краткосрочными предпочтениями людей в настоящем и будущими интересами наших коллективных потомков. Но при определенных условиях это напряжение может стать залогом провала. Крайнее неравенство сильнее всех других факторов усугубляет этот временной антагонизм.
Возьмем климатический кризис. С одной стороны, все мы в долгосрочной перспективе заинтересованы в сокращении выбросов парниковых газов, особенно те, у кого есть дети или внуки, и кому хочется, чтобы они жили благополучно, или хотя бы просто выжили. Если бы это мир был более справедливым, возможно, мы могли бы найти относительно безболезненное решение, потому что, по крайней мере, жертвы, на которые пришлось бы пойти, были более или менее одинаковы для всех. Однако в нынешних условиях люди в богатых странах, похоже, не готовы понести какие-либо жертвы, необходимые для справедливого решения климатической проблемы, особенно если граждане других относительно богатых стран или общин продолжают жечь угольные костры. (А они все еще их жгут: уголь остается одним из основных видов топлива для мировой экономики, в мире работает около 1600 новых заводов.)
Граждане менее промышленно развитых стран уже несут на себе основное бремя этой неуступчивости и ее результата — меняющихся климатических условий, и это несмотря на то, что они внесли минимальный вклад в глобальные выбросы. Для того, чтобы описать это историческое неравенство, появилось понятие «климатический долг». По оценкам некоторых исследователей, США должны развивающимся странам более 4 триллионов долларов за превышение выбросов углерода, приходящихся на их территорию. Должны ли люди из бедных мест в ответ считать себя вправе сжигать больше углерода, чтобы компенсировать то, что их потребление даже не доходило до положенной им «справедливой доли»? Эти и многие другие сложности делают разрушение климата самой масштабной проблемой, требующей коллективных действий, с которой когда-либо сталкивалось человечество.
Поднимаются ключевые вопросы о том, как нам следует организовывать наши общества и распределять ограниченные ресурсы планеты. С 1990 года Межправительственная группа экспертов по изменению климата (Intergovernmental Panel on Climate Change) предупреждает, что развитые страны должны радикально прекратить использование ископаемого топлива, что означает сокращение потребления и переход на возобновляемые источники энергии, а также исключение из нашей диеты мяса и молочных продуктов, поскольку животноводство является крупнейшим источником выбросов. Предложение о том, чтобы развитый мир ограничил свои выбросы, дабы миллиард людей, живущих без электричества, мог воспользоваться его преимуществами, вероятно, поддержали бы на мировом референдуме, но он наверняка провалится, если голосовать будут только люди из самых богатых стран.
Тем не менее подавляющее большинство людей в этих богатых странах считает, что угроза климатического кризиса стоит очень остро, и необходимо ее устранить. Определенный контингент граждан, в значительной степени дистанцируясь от последствий своих действий, идет против течения, видит в движении по защите окружающей среды реальную угрозу и находит утешение в отрицании проблемы. Если человеку слишком тяжело принять тот факт, что его образ жизни ведет к катастрофе планетарного масштаба, отрицание — один из способов смягчить когнитивный диссонанс: эксперты не заслуживают доверия, научные исследования — запутанная мистификация, все это — заговор либералов. Отрицание, хотя иногда оно является результатом невежества, также может служить актом самозащиты, последним способом отстоять свои социальные привилегии.
Мы не можем говорить, что нас не предупреждали. В своей речи 1847 года пионер-эколог и конгрессмен Джордж Перкинс Марш (George Perkins Marsh) назвал процессы, которые впоследствии будут рассматриваться как часть парникового эффекта. В популярной книге 1864 года «Человек и природа: или физическая география, какой ее делает человек» (Man and Nature: Or, Physical Geography as Modified by Human Action) он раскритиковал тех, кто разоряет окружающую среду, и рекомендовал взять такой курс управления ресурсами, который учитывал бы потребности будущих поколений. «Земля быстро становится неподходящим домом для своего благороднейшего обитателя, и еще одна эпоха равных человеческих преступлений и человеческой самоуверенности <…> доведет ее до того, что ее плодородие будет истощено, поверхность разрушена, погодные явления избыточны, и все это будет угрожать вырождением, варварским истреблением и, возможно, даже исчезновением видов, — пишет он. — Мир не может позволить себе ждать, пока медленный и уверенный прогресс точной науки научит его лучше вести хозяйство».
Спустя столетие два первопроходца-климатолога сделали следующее совместное заявление в документе 1957 года, подкрепляя аргументы Марша о необходимости срочно действовать, приводя тщательно выстроенные доказательствами: «Люди сейчас проводят крупномасштабный геофизический эксперимент, который не мог бы случиться в прошлом и не может случиться в будущем. В течение нескольких столетий мы возвращаем в атмосферу и океаны тот концентрированный органический углерод, который копился в осадочных породах в течение сотен миллионов лет».
В этом удивительном отрывке затронуты самые базовые аспекты взаимосвязи между климатическим кризисом, демократией и временем. Ископаемое топливо (бензин, который мы заливаем в свои машины, нефтепродукты, которыми мы обогреваем наши дома, ингредиенты, из которых изготавливаются полиэтиленовые пакеты, в которых мы приносим с собой обед) — это продукт фотосинтеза, произошедшего сотни миллионов лет назад. Это сжатое прошлое, геологические остатки некогда живых организмов. Каждый баррель нефти соответствует участку земли и эпохе жизни, сконцентрированные до их состояния эссенции.
Когда были обнаружены угольные пласты, это скопление энергии прошлого, началась оголтелая эксплуатация. «Фигурально выражаясь, человечество вступило в права на капитальное наследство, более роскошное, чем все богатства Индии», — подметил Льюис Мамфорд (Lewis Mumford) в своем блестящем труде «Техника и цивилизация» (Technics and Civilization). Но промышленники, как «пьяный наследник в угаре», начали прожигать наследство человечества.
Эта лихорадочная добыча имела неожиданные последствия. Двести лет спустя мы наконец начинаем полностью осознавать последствия сжигания угля в Англии XIX века. Атмосферные преобразования, которые мы наблюдаем сейчас, являются следствием деятельности, которую человек вел десятилетия, или даже столетия назад. «Глобальное потепление — это солнце, безжалостно проливающее новый свет на историю, — пишет историк Андреас Мальм (Andreas Malm). — Если мы еще немного потянем время, а потом одним махом уничтожим ископаемую экономику, это все равно бросит тень на далекое будущее: даже когда выбросы сократятся до нуля, уровень моря может продолжать расти в течение многих сотен лет». Течение времени смешалось, и это не укладывается в головах людей, которые живут секунда за секундой, день за днем. Когда оказалась высвобождена огромная энергия угля и нефти, кто тогда мог предсказать, что, сжигая прошлое, мы подвергнем опасности все грядущее?
***
История либеральной демократии и ее ближайшего спутника — капитализма — неотделима от открытия этих невероятных источников энергии. Уголь, газ и нефть — это энергия в двойном смысле: механическая энергия и социальная энергия. Благодаря углю стали возможны стремительные технологические инновации, которые привели к промышленной революции; уголь, а позже и нефть позволили сосредоточить богатство и влияние в руках немногих, кто контролировал их источники и цепочки поставок.
Тогда как общество в прежние времена зависело от рассеянных энергетических ресурсов — дров для огня, труда человека и животных (а именно — лошадиной силы), воды и ветра — ископаемое топливо поменяло правила игры. Уголь превратил воду в пар, и появились паровозы, которые смогли пересекать страну, а затем и континент. Достаточно скоро, при поддержке колониальных проектов и с их помощью, трубопроводы и пароходы начали перевозить сырую нефть с Ближнего Востока в отдаленные районы. На протяжении всей истории человечества энергия была привязана к определенному месту и моменту; с обнаружением ископаемого топлива ее можно было извлекать, транспортировать и хранить. Пространство и время, некогда естественные, по сути своей локальные явления, стали глобальными и абстрактными.
Они волнуются об ограниченном сроке своих полномочий и стремятся к переизбранию, так что у них есть стимул переложить ответственность на любого, кто придет им на смену. Судебная машина тоже работает медленно. Острая проблема изменения климата требует быстрых и решительных действий, но отсроченный характер последствий приводит к тому, что у большинства чиновников еще меньше поводов для действий. Почему они должны жертвовать своей карьерой ради нерожденных, которые не могут голосовать?
Вялое сопротивление общества переменам усугубляется многочисленными препятствиями, которые возникают из-за корыстных интересов. Ни один крупный нефтяник, обуреваемый жаждой наживы, не сможет оставить жидкие деньги в виде ископаемого топлива лежать без дела. Как подробно продемонстрировали экологи Билл Маккиббен (McKibben) и Наоми Кляйн (Naomi Klein), крупнейшие в мире и наиболее влиятельные корпорации уже владеют неиспользованными запасами нефти и природного газа, которые намного превышают пределы, в которых мы должны оставаться, если мы хотим смягчить надвигающуюся катастрофу. Компаниям пришлось бы оставить эти запасы под землей, в результате чего они потеряют около 20 триллионов долларов своих активов. Они не готовы смириться с подобной перспективой, потому что обычные бизнес-модели заточены на результат и краткосрочное мышление. В своих временных рамках они тяготеют к современности, которая глубоко не соответствует экологическим реалиям и самой демократии. Сегодня высокочастотный трейдинг заключается в том, что акции покупаются и продаются в течение доли секунды. Капитализму, похоже, не хватает концентрации внимания, необходимой для выживания.
Хуже всего то, что логика максимизации прибыли препятствует адекватным инвестициям в разработки в области возобновляемых источников энергии (в то же время поощряя прямой саботаж всего, что может снизить спрос на ископаемое топливо). Хотя солнце дает нашей планете больше энергии в час, чем люди потребляют за целый год, людям, которые вкладывают значительные средства в сохранение существующего положения вещей, это изобилие совсем некстати. Поэтому после короткого и широко разрекламированного всплеска энтузиазма по поводу солнечной энергии крупные игроки покинули бизнес. «Мы подняли белый флаг в вопросах солнечной энергии, — заявил в 2013 году представитель „Бритиш петролеум" (BP) Боб Дадли (Bob Dudley). — Не то, чтобы солнечная энергия не была эффективным источником энергии, но мы работали над ней 35 лет и так и не смогли заработать на ней».
Фактически создать более децентрализованное и экологичное энергетическое будущее возможно. Но этому мешают искусственные законы, а не физические законы или естественные причины. Уйти от экономики на ископаемом топливе можно будет только в том случае, если в широком спектре секторов государство будет делать масштабные, скоординированные и преобразующие инвестиции — всеобъемлющее предложение, недавно получившее название «Зеленый новый курс» (Green New Deal). Компании, может, и не захотят оставлять газовые скважины и нефтеносные пески неразработанными, но у государства не должно быть таких сомнений. Как правило, именно в городах и странах, которые делают успехи в области возобновляемой энергии, правительство субсидирует инновации, однако этих усилий по-прежнему недостаточно. Маккиббен сравнивает необходимые масштабы государственных инвестиций с мобилизацией национальных ресурсов во время Второй мировой войны. Требуется «переоснащение оптовой промышленности». Маккиббен пишет: «Третья мировая война идет полным ходом, и мы проигрываем».
Нефтяным компаниям было известно об изменении климата и его рисках на протяжении десятилетий, хотя их руководители скрывали эту новость от общественности, тратя миллионы на то, чтобы посеять сомнения все запутать, но в итоге правда вышла наружу. Теперь, когда эта отрасль вынуждена признать истину физических законов природы и воздействие парниковых газов, она обещает найти безболезненные решения. Нас спасет геоинженерия: воздух будут очищать от углерода, океаны будут удобрять железом, в космос запустят специальные щиты, отражающие солнечные лучи.
Рекс Тиллерсон (Rex Tillerson), генеральный директор нефтегазовой компании «Эксон» (Exxon), недолго занимавший пост государственного секретаря Дональда Трампа, неохотно признал, что глобальное потепление существует и тут же отмахнулся от него. «Это проблема инженерии, и ей будет найдено инженерное решение», — настаивает он. Проявляя невиданное лицемерие, эти промышленники осуждают любые попытки государственных инвестиций как опасное возрождение экономического планирования в стиле Советского блока. Тем не менее они с радостью вызываются на роль главных планировщиков климата, будущих самодержцев эпохи геоинженерии, которую хотят нам представить как нашу единственную надежду.
Индустрия ископаемого топлива и финансов вместе с продажными чиновниками будут биться до последнего за сохранение текущего положения вещей, но наши экономические и политические механизмы не должны функционировать так же, как они.
Мало того, что мы столкнулись с экологической катастрофой, — либеральные демократии находятся в безвыходном положении. Капитализм ограничивает наши отношения с будущим, жертвуя благосостоянием человечества и ресурсами планеты ради бесконечного роста, одновременно укрепляя богатство и влияние глобального 1%. При этом в США конституция лишь усугубляет эту динамику, сохраняя и даже укрепляя систему правления меньшинства и отбрасывая граждан обратно в аристократическое прошлое.
Дело в том, что мы столкнулись с экологическими ограничениями, а не нехваткой денег; мы ограничены углеродным бюджетом, а не федеральным, и нам нужно реформировать экономику, чтобы она отвечала этой реальность. Существует достаточно богатств, которые можно обернуть на пользу общества, а благодаря установлению демократического контроля над финансами деньги, наконец, начнут служить людям, а не наоборот. Решающее значение будет иметь национализация и другие формы общественной собственности на поставщиков энергии и инфраструктуру, но также будет необходим подлинный общественный надзор и контроль. Это радикально демократическая, справедливая и экологическая философия, лежащая в основе лучших и самых смелых предложений по «Зеленому новому курсу».
Тысячи лет назад афинский государственный деятель Перикл определил демократию как заботу о большинстве, а не меньшинстве. Вдохновленная юными климатическими активистами и их союзниками, перед нами встала задача сформировать «большинство», которое будет так или иначе признавать и учитывать права будущих поколений, добавив новое временное измерение в нашу концепцию социальной интеграции.
Чтобы достичь этой цели, наши демократические движения должны руководствоваться одним вопросом, который только кажется простым: какими предками мы хотим быть? Каждый раз, действуя или бездействуя, мы помогаем определить, как будет развиваться будущее. Какими принципами и обязательствами мы хотим наделить демократию, которой еще не существует? Каким будет наш голос за общество, до встречи с которым мы не доживем?
Книга Астры Тейлор «Может, демократии и не существует, но когда она исчезнет, мы будем скучать» (Democracy May Not Exist But We'll Miss It When It's Gone) выйдет в издательстве «Версо» (Verso) 15 октября.
