Отсчет времени до окончательного определения Украиной своих геополитических позиций в Европе и Евразии вступил в завершающий этап. Если украинский популист, комик и президент Владимир Зеленский не уйдет в отставку и не будет отстранен от власти, этот кульминационный момент и развязка наступит при нем. Зеленский со своим политическим движением «Слуга народа» в 2019 году получил от подавляющего большинства украинских избирателей мандат власти, пообещав добиться успеха там, где его предшественник Петр Порошенко и украинский политический истэблишмент (который в большинстве своем лишился власти) потерпели неудачу. Это урегулирование конфликта с Россией и постепенная интеграция Украины в евроатлантический мир. Однако время не на его стороне. Если в последний момент не случится чудо, Россия в скором времени осуществит свой план по отказу от Украины как от канала выхода на западные рынки, а изменения в политических приоритетах и стратегических оценках Европы и Америки могут уменьшить важность и значимость этой страны как центрального компонента отношений между Россией и Западом.
Когда в 1991 году распался Советский Союз, Украина, название которой означает «окраина», или пограничье между Россией и Центральной Европой, стала главным термометром для измерения градуса отношений между Москвой и Западом. Состояние российско-украинских отношений невозможно было отделить от того, какой тип партнерства Россия сможет выстроить с Соединенными Штатами и Европой. Здесь было много составляющих элементов: и вывод советского ядерного оружия с украинской территории, и стабильность российских энергопоставок на рынки Западной Европы, и формирование политики добрососедства ЕС, и перспективы расширения НАТО на восток. В силу географического положения Украины (ее северные и восточные границы упираются прямо в мягкое подбрюшье Российской Федерации, а ее западные рубежи благодаря действиям Иосифа Сталина по послевоенному изменению границ выводят в самое сердце Европы) ни Москва, ни НАТО не могут равнодушно относиться к итоговой геостратегической ориентации Украины.
Последние 30 лет Америка в своей политике по отношению к Украине руководствовалась афоризмом бывшего советника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского: Россия с Украиной — это империя (и, соответственно, угроза безопасности евроатлантического региона); а Россия без Украины имеет шанс стать «нормальной» страной (и будет находиться в равновесии с главными европейскими державами Францией, Германией, Британией и Италией). По этой причине Соединенным Штатам было необходимо противодействовать включению Украины в состав нового образования наподобие Великороссии. Вместе с тем, было совершенно неясно, надо ли и стоит ли включать Украину в западную структуру безопасности, или американская стратегия евроатлантической безопасности может быть реализована при нейтралитете Украины. Что касается постсоветской России, то она даже в золотую пору сторонников атлантизма из первой ельцинской администрации неизменно проводила четкую ярко-красную линию, выступая против вхождения Украины в НАТО (если членом альянса не станет Россия). Даже признавая политическую независимость Украины, Россия утверждала, что культурные и экономические связи между двумя странами требуют особых отношений между Москвой и Киевом.
Если бы Украиной после 1991 года руководили президенты типа Нурсултана Назарбаева, эта страна могла бы воспользоваться преимуществами своего положения как ключевого государства, соединяющего евроатлантический и евразийский миры. Став евроатлантическим мостом, Киев избежал бы дилеммы безопасности в отношениях с Россией, но мог использовать свои рычаги давления (поскольку после распада СССР Украина оставалась основным связующим звеном между Россией и Западом), чтобы разговаривать с Россией с позиции силы и почти полного равенства. Но превратности украинской внутренней политики помешали это сделать. Во-первых, в стране существовал географический разлом между юго-восточными регионами, которые хотели сохранить тесные экономические и политические связи с Россией, и западом, стремившимся раз и навсегда вырвать Украину из российских объятий. В то же время, украинская экономическая олигархия скандировала лозунги с обещаниями реформ и европейской судьбы Украины, а сама радостно заключала коррупционные сделки с российскими компаниями. Прибалтийские государства пошли на решительные и очень болезненные меры, чтобы переориентировать свои экономики и увести их прочь от России, а Россия, в свою очередь, отказалась от экспортной инфраструктуры Прибалтики, перенаправив свой экспорт на новый коридор Санкт-Петербург — Выборг. Однако Украина довольствовалась дешевыми российскими энергоресурсами и субсидиями, попав в пагубную зависимость от них. Если перефразировать слова Роберта Каплана (Robert Kaplan) по поводу Греции, Украина надеялась продолжать роман с российскими деньгами, добиваясь официального брака с Западом.
Оранжевая революция (и революция роз в Грузии, состоявшаяся годом раньше) коренным образом изменила характер российско-американских отношений и создала напряженность в отношениях России с Европой. С 1991 по 2003 годы российские и американские руководители неизменно говорили о том, что холодная война закончилась, и что между двумя странами существует стратегическое партнерство. ЕС, особенно под руководством председателя Еврокомиссии Романо Проди (Romano Prodi), тоже сформулировал концепцию сотрудничества с Россией, в которой воплотил мечты Шарля де Голля о Европе от Атлантики до Урала (и далее до Владивостока). Но после 2004 года правительство в Киеве начало требовать от НАТО и ЕС выполнения обещаний о том, что в их состав может войти любое европейское государство. Оно просило о предоставлении политической, экономической и даже военной помощи, чтобы обеспечить Украине свободу выбора и возможность противостоять российскому давлению, направленному на то, чтобы остановить движение страны на запад.
С этого момента украинский вопрос уже невозможно отделить от других аспектов российско-американских отношений. Исчезла основа для «согласия не соглашаться». Если бы США согласились с российскими требованиями о финляндизации Украины и о ее превращении в постоянно нейтральное государство, это стало бы косвенным признанием того, что открытые для новых членов двери евроатлантического мира не такие уж и открытые, и что Вашингтон готов признать российскую сферу влияния на постсоветском пространстве. Все прочие темы двусторонней повестки, такие как борьба с терроризмом, прекращение иранской ядерной программы, энергетическое сотрудничество и так далее, постепенно были подчинены главному вопросу, которым стала напряженность вокруг Украины. Более того, первые волны расширения НАТО и ЕС изменили центр тяжести в обеих организациях. Ранее Германия настаивала на расширении, чтобы ее восточная граница не была передовым рубежом европейского мира. Но теперь Польша и прочие центральноевропейские страны точно так же были заинтересованы в изменении своего положения. Не желая быть фронтовыми государствами евроатлантического альянса, они решили передвинуть линию фронта дальше на восток.
После 2004 года Россия разработала новую стратегию. Она стала искать пути для уменьшения значимости Украины как коридора, соединяющего Россию с Европой. Это привело к возникновению проекта строительства нового трубопровода («Северный поток»), который должен был соединить недавно построенную инфраструктуру энергетического экспорта в Санкт-Петербурге напрямую с Германией. Это дало России новые возможности влиять на украинскую политику, особенно через Партию регионов. Оранжевая революция лишила Россию дружественных связей на высшем уровне государственного руководства, и Москва в этих условиях стала настаивать на децентрализации власти на Украине, добиваясь того, чтобы пророссийские регионы получили право вето и могли влиять на внешнюю политику страны (а также чтобы лишить Украину возможности вступить в НАТО и ЕС). Россия также прилагала новые усилия по укреплению евразийской интеграции и по включению в эту договорную систему бывших советских государств.
В то же время Москва, увидев, что общеевропейские институты менее благожелательны по отношению к России, активизировала попытки по налаживанию двусторонних связей с ведущими европейскими партнерами. Всякий раз, когда это было возможно, она старалась не допустить участия ЕС, подчеркивая важность национального суверенитета. И наконец, Москва стала активнее прощупывать, насколько прочной окажется риторическая преданность Америки таким странам как Украина и Грузия в случае начала реальных столкновений. Ей нужно было оценить результативность американского ответа и наглядно продемонстрировать лживость американских гарантий. Кульминацией всего этого стали военные действия между Россией и Грузией в августе 2008 года, которые на самом деле показали ограниченность западных обещаний и западной реакции.
После войны в Грузии французский президент Николя Саркози, а позже вновь избранный американский президент Барак Обама стали инициаторами так называемой «перезагрузки» в отношениях между Россией и Западом, направленной на то, чтобы уйти прочь от конфронтации. Украинская элита заметила это. Бывший президент Украины Леонид Кучма, увидев разницу между словами и делами Запад во время грузинского конфликта, сделал следующий вывод: «Неужели есть кто-то, реально думающий, что нам надо бороться с Россией, и что в этом случае кто-то встанет на нашу сторону? Я уверен, что ни ЕС, ни США и пальцем не пошевелят».
Таким образом, Янукович устранил главный раздражитель в отношениях между Западом и Россией. Администрация Обамы и европейцы могли теперь сказать, что они по-прежнему верны принципам суверенного выбора, так как Украина, согласно официальной версии, свободно решила не вступать в НАТО. Президентство Януковича также расчистило дорогу для запуска перезагрузки, в результате чего Москва проявила готовность подписать новый договор о контроле вооружений, ужесточить санкции против Ирана и начать работу по урегулированию других проблем в двусторонних отношениях. А администрация Обамы в это же самое время превозносила новые возможности по расширению экономических связей и американские инвестиции в России.
Но подводные течения все же сохранялись. Россия явно развернулась в сторону более авторитарного правления, а Янукович ей под стать начал демонстрировать стремление к более диктаторским методам руководства на Украине, в силу чего возникла возможность отступления демократии во всей Восточной Европе. Делая одно из последних официальных заявлений на посту госсекретаря, Хиллари Клинтон выступила с возражениями против путинского плана по созданию Евразийского экономического союза, увидев в этом угрозу американским национальным интересам. Это, а также заявления Клинтон с осуждением фальсификаций на российских выборах в Думу и на президентских выборах в 2011-2012 годах создали в Москве впечатление, что перезагрузка по своему характеру мимолетна и эфемерна.
Кремль также был дезинформирован о процессе восточного партнерства ЕС. Москва полагала, что Янукович сможет подписать с ЕС такое соглашение, которое удовлетворит часть его избирателей и в то же время сохранит возможность более тесной интеграции Украины с Россией. Когда стало ясно, что соглашение об ассоциации с ЕС несовместимо с российскими интересами, особенно в связи с тем, что оно исключало возможность ведения дел между Украиной и Россией непрозрачными способами, Москва в 2013 году поставила вопрос ребром, сказав Януковичу, что ему придется выбирать между ней и Брюсселем. Янукович пошел навстречу Кремлю и отозвал свою подпись под соглашением с ЕС. Это решение сразу вызвало протесты со стороны ключевых элементов украинской элиты и значительной части населения.
История восстания на Майдане хорошо известна, и пересказывать ее здесь нет никакой нужды, за исключением одного момента. Как и во время розовой и оранжевой революций десятью годами ранее, эти манифестации быстро приобрели геополитический оттенок, и их начали называть борьбой между прозападными и пророссийскими силами за «цивилизационный выбор» Украины. Однако Соединенные Штаты и европейские страны исходили из того, что как и в 2004 году, Москва признает результаты революции. Однако она целых десять лет разрабатывала планы и оттачивала свои навыки и возможности для действий по такому сценарию. Когда революционный энтузиазм лидеров привел к отмене сделки о разделе власти, которая позволяла Януковичу остаться на посту, а толпы на Майдане потребовали полного разрыва со старым режимом и с Москвой, русские начали действовать.
Кремль стряхнул пыль со своих планов по отделению Крыма от Украины и поставил временное правительство Украины, а также США и европейцев перед свершившимся фактом, лишив их возможности как-то отреагировать. Более того, действуя в соответствии с неприкрытой угрозой Владимира Путина Джорджу Бушу, которую он озвучил на саммите в Бухаресте в 2008 году, Москва продемонстрировала, что если ей не удастся убедить Киев и Запад отказаться от планов интеграции Украины в евроатлантический мир, Кремль сделает Украину неприемлемым кандидатом на вступление, спровоцировав сепаратистские восстания, которые приведут к неразрешимым конфликтам. Основываясь на собственной интерпретации позиций НАТО и ЕС, исходя из того, что попытки включить разделенный Кипр в состав Евросоюза закончились провалом, и полагая, что в свете ситуации с Абхазией и Южной Осетией альянс не захочет принимать в свой состав Грузию, Москва решила, что Украину, которая не будет нейтральным мостом между Россией и Западом, придется расчленить.
В то же время Россия начала в ускоренном порядке осуществлять свою стратегию обхода Украины, чтобы больше не зависеть от экономики и географии этой страны. Те планы, которые при Януковиче были поставлены на прикол, расконсервировали, и началось строительство второго трубопровода «Северный поток». А когда регуляторы Евросоюза сорвали попытки России обойти Украину по Черному морю (трубопровод «Южный поток»), русские изменили маршрут, выведя трубу на побережье Турции.
Эти трубопроводы, а также мост через Керченский пролив, соединивший материковую часть России с Крымом, привлекли к себе наибольшее внимание. Но в российской стратегии есть и другие грани, имеющие далеко идущие последствия. Последние пять лет Москва пытается воссоздать на своей территории те украинские предприятия и промышленные концерны, которые раньше продавали ей товары и услуги. В этих целях она набирает необходимые кадры в Донбассе и других районах восточной Украины. Российский военно-промышленный комплекс почти полностью разорвал связи с украинской промышленностью. Более того, дав украинцам возможность в ускоренном порядке получать российское гражданство, Кремль содействует утечке мозгов с Украины и укрепляет собственный потенциал.
Хотя коррупция и неэффективное использование ресурсов тормозят эти процессы, усилия России уже начали менять геоэкономический ландшафт. За несколько лет Россия завершит строительство обходных путей вокруг Украины и полностью разорвет связи с украинской промышленностью. Это, в свою очередь, позволит Кремлю превратить нынешнюю тупиковую ситуацию в норму, поскольку России уже не нужно добиваться расположения Украины. Более того, администрация Зеленского, получившая значительную часть народной поддержки за счет обещаний повысить уровень жизни, столкнется с перспективой потери многомиллиардных доходов, компенсировать которые ей придется из других источников.
Сегодня у Москвы в основном негативная стратегия в отношении Украины: сделать ее неприемлемым кандидатом на вступление в ЕС/НАТО; не допустить консолидации украинской политической системы; перенаправить экономические связи России. Цель состоит в том, чтобы воссоздать несостоятельное государство на Украине, а потом возложить ответственность за его финансовое содержание на европейцев и Соединенные Штаты. Путин сделал ставку на то, что Запад не захочет брать на себя тяжкое бремя по восстановлению Украины.
То, насколько молниеносно и сурово Россия отреагировала на революцию Майдана, стало для Запада полной неожиданностью. Отсутствие единого евроатлантического мнения об украинском кризисе помешало Западу воспрепятствовать этой реакции. Было ясно, что действия России являются нарушением норм европейского устройства после окончания холодной войны. Однако захват Крыма и разжигание Россией вооруженного восстания на востоке Украины беспокоил западные столицы отнюдь не одинаково. Вскоре стало ясно, что Украина не имеет критического значения для США и даже для Западной Европы, которые реагировали на происходившие там события довольно слабо, так как их население не было готово идти на жертвы. Теоретически захват Крыма стал таким же ударом по международному порядку, каким был захват Кувейта Ираком. Но если в случае с Кувейтом международное сообщество быстро собрало коалицию, вернувшую Кувейту статус государства, то захват Крыма Россией почти никак не отражался на повседневных интересах ведущих мировых держав. Следует сказать, что российские просчеты, такие как уничтожение самолета Малайзийских авиалиний в небе над зоной конфликта и попытки Путина ввести в заблуждение канцлера Германии Ангелу Меркель, в большей степени укрепили решимость Запада ввести жесткие экономические и финансовые санкции против России, чем призывы защитить европейское устройство, сложившееся после холодной войны.
Более того, основные европейские государства хотели сохранить некий баланс между своим возмущением из-за Украины и экономическими и политическими планами в отношении Москвы. А администрация Обамы, между тем, не обнаружила в американском обществе большого желания давать жесткий, настойчивый и мощный ответ на действия России, поскольку это повышало риски для экономики США и могло привести к военному столкновению с ядерной державой, какой является Россия. Западный альянс, полагаясь в основном на партнерство между президентом Обамой и канцлером Меркель, решил ограничиться набором карательных персональных санкций, а также обширными отраслевыми санкциями, нацеленными против ключевых секторов российской экономики, особенно энергетики. Вместе с тем, Запад не решился полностью исключить Россию из международной экономической системы и не пошел на полный запрет импорта энергоресурсов из России. Военная помощь тоже была тщательно выверенной и ограниченной. Запад надеялся, что Москва устанет и перенапряжется от своих интервенций (на Украине и в Сирии), а санкции усугубят экономическое давление на Москву и вынудят Путина сдаться. В частности, администрация Обамы исходила из того, что Россия находится в состоянии упадка и не сможет долгое время сопротивляться западным санкциям.
Санкции причинили России боль и существенно ограничили ее экономический рост, внеся свою лепту в политические беспорядки внутри страны, но не так существенно, как думал и надеялся Обама. Россия продемонстрировала определенную стойкость и способность быстро восстанавливать силы, а также применила контрсанкции, нацеленные на наиболее слабые звенья Евросоюза. Санкционный режим также вооружил Кремль весьма полезной линией повествования о том, как Запад пытается лишить Россию принадлежащего ей по праву места в мировом порядке и стремится к смене власти в стране.
Кремль также начал пересматривать свои взгляды на пользу от сотрудничества с Западом. В 2011 году Москва воздержалась во время голосования в Совете Безопасности ООН по проекту важной резолюции, которая, как считал Кремль, позволит создать гуманитарные зоны безопасности в охваченной революцией Ливии и условия для политического урегулирования. Однако страны НАТО воспользовались этой резолюцией для оправдания вопиющей, как заявила Москва, смены режима, в результате которой был убит ливийский лидер Муаммар Каддафи. Москва посчитала, что аналогичный обман имел место в 2014 году на Украине. Спустя несколько часов после того, как при посредничестве ЕС в Киеве заключили соглашение о проведении досрочных выборов, Янукович был свергнут и вынужден бежать в Россию. Поэтому после 2014 года Москва активизировала усилия по поддержке пророссийских лидеров, чтобы не допустить их свержения силами США. Начала она с Башара аль-Асада в Сирии, а продолжила с Николасом Мадуро в Венесуэле. При этом она в большей степени делает ставку не на свою масштабную поддержку, а на нежелание и неготовность США подкреплять свои заявления практическими делами и финансами.
В то же время, если Запад намеревался наращивать свои враждебные действия против России, то по правилам логики ей было разумно использовать нетрадиционные средства, особенно методы политического вмешательства, чтобы ослабить единство ЕС, а в США усилить стремление к невмешательству в дела других государств. Похоже, совсем неслучайно то, что Россия активизировала свои попытки вмешательства в политические процессы на Западе именно после 2014 года.
Результаты ее деятельности неоднозначны. С одной стороны, Россия сумела сохранить свои позиции на Украине, проводит ограниченные по своему характеру интервенции в разных странах, и при этом ее усилия не превращаются в катастрофу типа советско-афганской войны. С другой стороны, она не смогла обратить эти усилия в долговременные и прочные достижения. Российские политические операции создают проблемы для западных демократий, которые сегодня сталкиваются с новыми реалиями, такими как крах центристских коалиций на фоне новых форм левого и правого популизма, и усиливающееся разочарование в структуре западных альянсов (евроскептицизм, Брексит и лозунг «Америка прежде всего»). В то же время, эти операции создали препятствия для нормализации отношений России с Западом, особенно с Соединенными Штатами, где реакция на российское вмешательство в выборы 2016 года усилила двухпартийное большинство в конгрессе, требующее ужесточить антироссийские санкции. Обеспокоенность действиями России также заставляет союзников по НАТО серьезнее относиться к своим обязательствам тратить больше средств на оборонные нужды.
Однако в западных столицах появились первые признаки «усталости от Украины». После Майдана произошел всплеск энтузиазма и стремления помочь Украине, но затем усилилось ощущение, что новое правительство Петра Порошенко делает недостаточно для реализации реформ — особенно после того, как группа советников из Прибалтики, надеявшихся передать свой опыт осуществления болезненных реформ, необходимых для получения права на дальнейшую интеграцию с НАТО и ЕС, постепенно покинула украинское правительство. Это ослабило желание и готовность европейских стран отказаться от выгодных связей с Россией. Сегодня ЕС оказался в патовой ситуации. С одной стороны, ни одна из стран-членов не готова отменить существующие санкции. А с другой стороны, достаточно большое количество членов Евросоюза выступает против любых попыток усилить экономическое давление на Россию, из-за чего все эти усилия сводятся на нет. Более того, политическая обстановка в Европе существенно изменилась с 2014 года. Европейские популисты отдают предпочтение прагматическому подходу в отношениях с Россией, отмахиваясь от абстрактных понятий типа «международный либеральный порядок».
Администрация Трампа по-прежнему придерживается санкций, введенных при Обаме, и даже начала поставлять оружие украинским военным. Когда-то кремлевские стратеги видели в таком шаге запретную красную линию. Президент Дональд Трамп и сам критикует европейские страны, особенно Германию, за энергетические и экономические связи с Россией, и осуждает строительство трубопроводов. В то же время, Трамп лично заинтересован в достижении некоей «большой сделки» с Путиным, а уход из администрации многих должностных лиц из числа сторонников сохранения давления на Россию говорит о том, что политика США в будущем может претерпеть изменения. И наконец, новые споры США с союзниками типа Германии и Турции дают России благоприятные возможности для ослабления того, что осталось от консенсуса Обамы и Меркель.
А для неевропейских союзников США Украина не самый важный вопрос в российско-американских отношениях. Саудовская Аравия и Израиль хотят, чтобы Россия играла более конструктивную роль в регионе, имея в виду Сирию, а Иран для них намного важнее крымского вопроса. Япония и Южная Корея хотят, чтобы Россия продолжала играть свою роль в сохранении регионального баланса сил на северо-востоке Азии. Поэтому они не готовы в полной мере оказывать экономическое давление на Москву, поддерживая евроатлантическую позицию по Украине. И наконец, с возобновлением американских санкций против Ирана и ростом нестабильности на Ближнем Востоке такие потребители энергоресурсов как Индия не испытывают большого желания свертывать свои отношения с Москвой из-за Украины.
Следовательно, опасность для Украины заключается в том, что большая часть стран смирится с властью России над Крымом. Точно так же и Турция с 1974 года поддерживает Северный Кипр как отдельное образование, несмотря на многочисленные резолюции ООН, подтверждающие территориальную целостность Кипра. Формально европейцы привержены Минскому протоколу по урегулированию проблемы Донбасса и считают его предварительным условием для отмены самых важных санкций ЕС. Однако этот консенсус не является вечным и неизменным. Американские санкции против России, введенные из-за Украины и из-за вмешательства в выборы, более надежные и долговечные, но проблема для Вашингтона заключается в том, в какой мере он готов наказывать третьи страны, решившие восстановить свои отношения с Россией и поднять их на уровень, который существовал до 2014 года.
В 2019 году появились первые признаки тревожной тенденции. России вернули право голоса в Совете Европы (хотя она не выполнила соответствующие требования для восстановления своих позиций). А администрация Трампа изменила свое отношение к украинским морякам, задержанным Россией после инцидента в Керченском проливе в ноябре 2018 года. Все это говорит о том, что со временем конфликт Украины с Россией может превратиться в норму. А после этого его можно будет по-разному структурировать, используя в качестве фактора воздействия в отношениях между Россией и Западом. Путин сам сказал об этом в июле 2019 года во время визита в Рим, где он выразил надежду на «полный возврат к нормальным отношениям между Россией и Европой в целом».
Внесла ли какие-то изменения в эту динамику неожиданная победа Зеленского на президентских выборах 2019 года? Изменила ли этот расклад решимость украинских избирателей вышвырнуть из Верховной Рады многих хорошо известных политических деятелей во время парламентских выборов и сделать ставку на новых, непроверенных политиков и свежие лица? Получила ли Украина после 2004 и 2014 годов третий шанс изменить свою судьбу?
В конце июля 2019 года «Вашингтон Пост» написала в своей редакционной статье:
Соединенные Штаты, которые при администрации Трампа поддерживают суверенитет Украины, должны сделать все возможное для оказания ей помощи. Но только Зеленский и созданная им новая политическая элита смогут доказать, что Украина в состоянии добиться успеха.
Однако эти заявления ничем не подтверждены. Подкрепит ли Зеленский свои слова практическими делами — этот открытый вопрос. В равной степени не факт, что Соединенные Штаты и Евросоюз «сделают все возможное для оказания помощи».
Давайте рассмотрим два возможных сценария развития ситуации при президенте Зеленском. Оба они в равной степени вероятны с учетом последних событий.
Первый сценарий я назвал «оптимистическим» для Украины. Он основан на исходной посылке о том, что Зеленский сумеет сохранить свою предвыборную коалицию. Заместитель исполнительного директора Международного валютного фонда Владислав Рашкован заявил в конце июля, что поскольку Зеленский сумел заручиться столь мощной народной поддержкой и доверием, отражением которой стали результаты президентских и парламентских выборов, это дает ему право на осуществление смелых и решительных действий по борьбе с коррупцией и олигархической системой, а Украина получает уникальный шанс выйти из хронической постсоветской стагнации. В предстоящие годы политическое движение Зеленского сумеет сломать хребет старой украинской олигархии, а новая группа политиков может взять пример с прибалтийских стран, которые в 1990-х и в начале 2000-х годов пошли на трудные шаги. Это позволит Украине выполнить условия для вступления в ЕС и НАТО. Эффективные антикоррупционные меры также создадут условия для впечатляющего роста экономики.
На самом деле, Рашкован считает, что в условиях правильного руководства и при наличии нужных стимулов Украина к середине следующего десятилетия обгонит своих постсоветских соседей по темпам развития и приблизится к странам Центральной Европы.
Такой сценарий также предполагает, что если Зеленский сумеет продемонстрировать заметные успехи в осуществлении реформ, он сможет получить дополнительную политическую и экономическую поддержку от США и Европы. Новый евроатлантический консенсус в вопросе санкций, которому будет содействовать избрание бывшего вице-президента Джо Байдена на пост президента США в 2020 году (это единственный кандидат в президенты, реально заинтересованный и много знающий об Украине), заставит Турцию и Германию изменить свои позиции в вопросе российских трубопроводов, и тогда «Газпром» останется с обременительным имуществом на дне Черного и Балтийского морей. Россия будет вынуждена снова воспользоваться услугами Украины как главной страны-транзитера в поставках газа в Европу. Этому помогут новые западные инвестиции в ее транзитную энергетическую инфраструктуру. Соответственно, в этом сценарии напряженность между НАТО и Турцией будет снята, и Анкара снова станет южным форпостом новой стратегии по сдерживанию России.
В России же западное давление и внутренняя коррупция приведут к краху экономики, который будет сопровождаться политическим кризисом, вызванным неспособностью обеспечить устойчивый процесс передачи власти от Владимира Путина. В сочетании с «демонстрационным эффектом» от успешной политической реформы на Украине это приведет к оранжевой революции в русской версии. Москва утратит возможность вмешиваться в дела Украины, а может быть, даже будет вынуждена отказаться от Крыма. Для Украины откроется прямая дорога к плану действий по подготовке к членству в НАТО, и она начнет процесс вступления в Евросоюз на правах полноправного члена.
Второй сценарий я называю «российской реализацией», и в нем картина совершенно другая. Согласно этой гипотезе, Россия прокладывает свои маршруты в обход Украины, и эта страна оказывается на обочине. Украинские граждане продолжают эмигрировать в Россию, чтобы работать на промышленных предприятиях, построенных на замену традиционным поставщикам с Украины. Подобно «оранжевому движению» после 2004 года, коалиция «Слуги народа» в Раде распадается, и в украинском обществе усиливается процесс поляризации — особенно из-за того, что Зеленский начинает переговоры с Россией. На поверхность всплывают старые межрегиональные противоречия в украинской политике, а власти отказываются от экономических реформ, которых требует Запад, отдавая предпочтение популистским мерам по исправлению ситуации, которые дают лишь непродолжительный эффект. Даже сегодня известного обозревателя украинской политики Андреаса Умланда (Andreas Umland) беспокоит следующее:
Парламентское большинство Зеленского состоит в основном из новичков, не имеющих опыта работы на государственных должностях…. Эти новички в парламенте будут работать в такой политической обстановке, где явно не хватает устоявшихся институтов власти, но сохраняется коррупция. Им придется принимать решения и претворять их в жизнь в стране, где власть закона пока еще не укоренилась. Они также столкнутся с многочисленными политическими и личными вызовами, в том числе, с соблазнительными предложениями от украинских олигархов. Не исключено, что они будут к этому не готовы.
По этой причине МВФ посчитал необходимым предупредить Украину, что задержки в реализации самых важных реформ «могут усилить уязвимость украинской экономики и стать препятствием для дальнейшего сотрудничества с Международным валютным фондом».
Политические перемены в США и Европе тоже могут оказать воздействие на Украину. Меркель через два года уйдет в отставку. В Европе набирают силу популистские движения, и нарастает усталость от Украины. А это повышает вероятность ослабления европейских санкций, фактического признания аннексии Крыма и согласия с тем, что на Висле находится восточная граница европейского мира. Польша постепенно дрейфует в сторону авторитаризма, и из-за этого другие европейские страны, и особенно Германия, не хотят подчинять свою заинтересованность в улучшении отношений с Россией предпочтительному отношению Польши к Украине. Хаотичный процесс Брексита привел к тому, что исчез еще один ключевой сторонник давления на Россию. А правительства Германии и Франции после Меркель и Макрона наверняка захотят нормализовать свои отношения с Россией.
В настоящее время Байден является наиболее вероятными кандидатом на выдвижение от Демократической партии в 2020 году (он опережает Трампа в гипотетической гонке). Но если Байден потерпит поражение на праймериз или на всеобщих выборах, это существенно уменьшит шансы на восстановление прежнего евроатлантического консенсуса в вопросе давления на Россию из-за Украины. Так будет и в случае избрания Трампа на второй срок (трения с Европой сохранятся), и в случае прихода к власти более прогрессивной демократической администрации, которая исключит Восточную Европу из разряда приоритетов и важных для Америки регионов.
И наконец, даже если в России возникнет политическая напряженность в связи с передачей власти в 2024 году, неудача движения Зеленского будет означать, что у его российских единомышленников нет примера для подражания в лице Украины, и они не смогут бороться за перемены. Кроме того, если российская экономика восстановится, то исчезнет часть побудительных мотивов, вызвавших волну протестов в 2019 году, таких как экономический застой и коррупция.
Конечно, между двумя этими сценариями лежит целый спектр возможных вариантов развития событий. Однако американскому политическому руководству следует задуматься над тем, что может сделать администрация Зеленского и западные страны для того, чтобы будущее было больше похоже на первый, а не на второй сценарий. Кроме того, ему следует поразмыслить над тем, какие шаги может предпринять Россия, чтобы не допустить первый сценарий и добиться начала второго.
Безусловно, проблема в том, что пессимистический сценарий «российской реализации» — это вариант по умолчанию. Поскольку Запад не предпринимает согласованных и единых усилий, лишающих Россию возможности прокладывать маршруты в обход Украины, Москва в лучшем случае может полностью отказаться от ее услуг как страны-транзитера своих энергоресурсов, сделав это в ближайшие два года. Даже та стратегия уменьшения отрицательных последствий, которую предлагают переговорщики Меркель (Россия продолжает частично пользоваться услугами Украины для транзита), приведет к значительной потере доходов для Украины. ЕС и США вряд ли смогут с легкостью и быстро компенсировать эти потери. Россия сможет и дальше направлять свои потоки энергоресурсов по обходным путям. Но есть казахский и туркменский газ, хотя этот вариант подорвет другой стратегический приоритет Запада — в полной мере задействовать Южный энергетический коридор как главный евразийский энергетический маршрут, идущий в обход России.
В то же время, если Запад не пойдет на прямые и радикальные действия, направленные на подрыв российской экономики, Москве хватит сил для продолжения своих операций на Украине, чтобы эта страна не могла приблизиться к вступлению в НАТО и ЕС. Хотя американцы предоставляют Украине военную помощь, украинский конфликт никак нельзя назвать постсоветской версией Афганистана для сегодняшней России. То был долгий и изнурительный конфликт, ослабивший в конечном итоге власть Москвы. Замороженный конфликт на Украине устраивает Россию, а дипломатический путь Зеленского к урегулированию чреват серьезными опасностями. Поскольку его политическая коалиция разнородна, а поддержка избирателей не монолитна, главный вопрос, который способен разрушить базу поддержки Зеленского, это Россия, тем более, что одно крыло «Слуги народа» готово к возможным компромиссам, а другое решительно против всего, что можно истолковать как сдачу позиций Украины, особенно если это лишит ее европейского выбора.
У России есть четкая стратегия, которую она осуществляет в отношении Украины, руководствуясь тем, что дальнейший курс этой страны будет иметь серьезнейшие последствия для российских интересов, как их интерпретирует нынешняя кремлевская команда. Поэтому Россия готова идти на риски и издержки ради того, чтобы помешать полной интеграции Украины с Западом или ослабить угрозу своим интересам со стороны единого и сплоченного евроатлантического мира. В отличие от нее, у Запада есть набор идеальных перспектив и результатов, но он гораздо меньше готов нести издержки и потери, чтобы увидеть предпочтительный для него сценарий. Более того, провал политики в отношении Украины вызовет разочарование у трех ведущих европейских держав и даже у далекой Америки, но не станет мощным ударом по их интересам. Это объясняется тем, что они не могут определить, «почему Украина важна», и не знают, на какие риски в отношениях с Россией стоит идти ради изменения геостратегической ориентации Украины. Что крайне важно, на эти вопросы нет единого евроатлантического ответа, а есть отдельные польские, румынские, немецкие, французские и итальянские ответы. Кроме того, существуют значительные нестыковки во взглядах вашингтонского внешнеполитического истэблишмента и консервативной «средней Америки». А поскольку последовательные и связные ответы отсутствуют, Запад продолжает кое-как продвигаться вперед, надеясь на то, что Россия утратит интерес или возможности для вмешательства в украинские дела.
В прошлом коррупция и недееспособность украинских властей служили оправданием для отказа Украине в заявленной цели, которая, говоря словами конгрессмена Генри Хайда (Henry Hyde), состоит в «полной интеграции Украины с Западом и в защите этой страны его институтами». Избрание Зеленского создало проблему, которая на данный момент состоит в том, что у Запада теперь есть партнер, которого он предположительно искал. Приведет ли третий шанс для Украины к иному результату?
