Когда в 1989-м году пала Берлинская стена, Михаил Горбачев занимал пост генерального секретаря ЦК Коммунистической партии Советского Союза. В 1990-м году он был избран президентом СССР и получил Нобелевскую премию мира.
Berliner: Господин Горбачев, в Германии иногда говорят, что, если бы Нобелевской премии мира не существовало, ее следовало бы учредить специально для вас. Но в России вас часто упрекают в том, что в 1989-м году вы подарили ГДР Западной Германии, а позже Восточную Европу — альянсу НАТО.
Михаил Горбачев: Чтобы не углубляться в долгие объяснения, я просто задам встречный вопрос: кому подарил? Польшу полякам, Венгрию венграм, а Чехословакию чехам и словакам…
— А ГДР немцам?
— Формулировка «подарил ГДР» звучит еще более странно. В ГДР в 1989-м году сотни тысяч людей вышли на улицы, выступая за единство своей нации. В марте 1990-го года большинство граждан ГДР на свободных выборах проголосовали за воссоединение Германии. Исполнилась воля народа, который после падения гитлеровского режима доказал, насколько решительно он идет к демократии. О каких «подарках» может идти речь?
— Вас также обвиняют в том, что вы при этом забыли о России.
— Наши добрые отношения с объединенной Германией принесли нашей стране неоспоримую пользу как в политике, так и в экономике. В России на сегодняшний день работают пять тысяч немецких предприятий. Если отношения сейчас хуже, чем нам хотелось бы, на то есть другие причины. Я уверен, что между нами обязательно снова установятся хорошие отношения.
— Падение Берлинской стены, воссоединение Германии и окончание холодной войны без вас были бы невозможны. Какую идею преследовали вы тогда своей политикой?
— И что было дальше?
— Мы определили в СССР фундаментальные направления реформ, перестройку и гласность, стремились к подлинной демократии. Такие реформы могли осуществить только свободные люди. Поэтому ключевой задачей мы считали предоставление нашим гражданам максимальной свободы. Могли ли мы отказать в таких же свободах гражданам наших социалистических союзных государств? Ни в коем случае.
— Что сказали по этому поводу партийные и государственные лидеры этих стран?
— Мы немедленно проинформировали лидеров государств Варшавского договора о нашей позиции. Все они собрались в марте 1985-го года на похоронах Константина Черненко, моего предшественника на посту лидера партии. Это была первая встреча после моего назначения. «Я, как генеральный секретарь КПСС, хочу сообщить вам, что мы полностью вам доверяем и больше не собираемся вас контролировать, — заявил я. — Вы ведете политику в соответствии с вашими национальными интересами и несете за это полную ответственность перед вашими партиями и народами». Это означало конец так называемой брежневской доктрины «ограниченного суверенитета». Но я видел, что многие из тех, к кому я обращался, не принимали эти слова всерьез, видимо, считали их пустыми политическими фразами.
— Почему?
— Эти перемены казались им слишком резкими. Позже даже случилось так, что румынский лидер Чаушеску предложил нам «защитить социализм в Польше». На тогдашнем языке это означало только одно: вмешаться, подавить польское народное движение. Но мы и в других случаях последовательно настаивали на принципе невмешательства. Времена изменились.
— Кое-что из того, чего вы тогда достигли, было снова потеряно. В 1987-м году вы подписали с Рональдом Рейганом Договор о ликвидации РСМД. В 2019-м году обе стороны вышли из Договора. Кто за это несет ответственность?
— Вспомним, кто первым объявил о выходе из Договора. Это был президент США. До этого на протяжении более чем 30 лет обе стороны были согласны с тем, что это соглашение является одной из важнейших основ стратегической стабильности. Теперь его погубили так же, как и ранее Договор по противоракетной обороне.
— Почему?
— Мне кажется, что кто-то хочет избавиться от всех своих обязательств. Это стало новой «генеральной линией» американской политики. Можно было бы урегулировать технические разногласия по соблюдению отдельных пунктов договора путем переговоров, что неоднократно удавалось ранее. Но сейчас нужно договариваться о том, чтобы прекращение действия Договора о ликвидации РСМД не обострило риски начала страшной войны. Поскольку эти ракеты являются крупнейшими факторами дестабилизации из-за их минимального времени полета.
— Считаете ли вы еще возможным найти какое-то решение?
— Владимир Путин предложил ввести мораторий на их размещение. Это может стать первым шагом к переговорам. Насколько я понимаю, у Германии и у других европейских стран нет желания снова становиться площадкой для установки ракет. Все помнят кризис начала 80-х годов, когда в Европе размещались сотни ракет, советские СС-20, американские «Першинги» и крылатые ракеты. Новый этап ракетной гонки может представлять более серьезную опасность. Но теперь выясняется, что США собираются довести до конца разработку четырех типов новых ракет средней дальности. Таким образом, работы над ними начались не вчера. Как после этого еще можно доверять американским партнерам по переговорам?
— С помощью перестройки вы хотели не уничтожить социализм в Советском Союзе, а реформировать его. Вы все еще верите в демократический социализм?
— Нужна ли России, ее политике и экономике новая перестройка?
— Конечно, речь идет не о «римейке перестройки». Мы тогда сделали самое главное, довели процесс до такой степени, что никто уже не сможет повернуть время вспять. Даже те, кто сегодня критикует перестройку, пользуются правами и свободами, которые получили благодаря ей. Изменения, конечно, необходимы и в экономической, и в правовой, и в избирательной системе. На одной стабильности далеко не уедешь. Всего несколько дней назад опрос авторитетного центра исследования общественного мнения показал, что почти 60% граждан выступают за радикальные изменения. 53% считают, что такие изменения возможны только в том случае, если кардинально изменится политическая система. Прежде всего необходимо найти средства для модернизации административной системы и демократизации политической системы.
— Что вы думаете о либеральной оппозиции? А также о протестном движении этого лета?
— Почему вы говорите только о либеральной оппозиции? Свобода собраний и демонстраций важна для любого демократического общества. Люди имеют право на свое мнение, свою позицию. Митинги в Москве стали индикатором недостатков в избирательной системе. И подавляющее большинство протестующих не нарушало закон и общественный порядок. Не нужно делать из них врагов.
— Президент Путин, судя по всему, считает иначе. Что вы о нем думаете?
— Когда Владимир Путин пришел к власти, в стране царил хаос, это касалось и политики, и экономики, и армии, и социальной сферы. Не представляю, как в этих обстоятельствах ему удалось бы действовать, следуя исключительно учебнику демократии. А он должен был действовать без промедления. Некоторые решения вызывали критику, но ему удалось стабилизировать положение. Люди почувствовали, что их жизнь меняется к лучшему, а затем и уверились в этом.
— Возможны ли еще изменения при Путине?
— Если цель государственной власти — создать условия для установления сильной современной демократии, я готов поддержать президента, даже если не соглашусь с некоторыми его мерами. Он сам сказал, что нам нужны конкурирующие программы и оппозиция, способная представлять на выборах реальную политическую силу, выдвигая достойных кандидатов. Главный вопрос сейчас заключается в том, как придать динамику политическим процессам, не допуская при этом дестабилизации и хаоса. Об этом должны задуматься президент, политические партии и общество в целом.
