В последние годы девушек, желающих сменить пол, стало гораздо больше. При этом многие жалеют, что стали транссексуалами, и Томина — одна из них.
Томина даже не представляла себе, как горько пожалеет о том дне, когда удалила грудь и начала принимать тестостерон.
В 22 года ей поставили диагноз «транссексуализм», и она стала готовиться к операции по смене пола в шведской клинике. Мужской гормон тестостерон она заказала по интернету — в обход закона.
Она хорошо запомнила день, когда пришла посылка. Это был крем, которым надо было мазать внутреннюю поверхность бедер. Через несколько дней появилось покалывание.
«Я встала на путь, чтобы стать собой, и была готова кричать об этом всему миру!» — говорит та, кого мы пока будем называть Томиной.
Это история о девушке, которая искала себя и надеялась найти ответ в другом поле.
В последние десять лет огромное число молодых девушек стоят в больничных очередях за тем же диагнозом — в Швеции, Норвегии, по всему западному миру. Раньше такого не было. Поэтому эта история еще и о врачах, которые ломают голову над тем, что происходит.
Однако вскоре после того, как Томина начала принимать тестостерон, экстаз пропал. Что-то пошло не так, решила она. Ее обуял стыд — ей казалось, что она притворяется и лицемерит. Она решила уехать из родного города.
Никто из старых друзей Томины не знал, что она уезжает. Не знали они и что ждет ее в следующем году: битва за право быть услышанной — ради себя самой и ради таких же девушек, которые считали себя транссексуалами, но ошиблись.
«И откуда я только взяла, что родилась не в том теле? Я ведь была просто девочка-пацанка», — сокрушается она сегодня.
Девочка в бесформенной толстовке
Томина выросла в маленьком шведском городке. От других детей она отличалась еще в школе.
«Меня не то чтобы травили, но с младших классов дразнили лесбиянкой, рассчитывая задеть», — вспоминает она.
Все школьные годы она чувствовала себя чужой. В своих мешковатых штанах и бесформенных толстовках она казалась себе «не такой», неправильной.
Никто никогда не говорил: если будешь такой, останешься одна. Впрочем, говорить было необязательно: Томина и так все понимала.
Жизнь ставила новые вопросы. В детстве ей ведь говорили то же, что и остальным: можешь стать кем хочешь, стоит только захотеть.
«Конечно, правила только для „нормальных", таких как все. Если я в классе громко заговаривала, мне заявляли, что я командирша и всеми помыкаю. Парней же это не касалось. Зато меня избегали, потому что я одевалась как парень», — рассказывает она.
Она хотела быть собой, но при этом не быть ущербной. Чтобы иметь друзей, чтобы тебя слушали, чтобы тебя замечали. Наконец она подумала: «А что, если я совсем другая? Может, я и не девочка вовсе? Ведь у других таких ограничений нет!»
Врачи ломают голову
Со временем Томина станет частью поразительного поветрия. С 2015 года врачи на Западе ломают голову, почему клиники осаждают полчища молодых девушек, желающие стать мальчиками.
Раньше большинство желающих сменить пол составляли мужчины, но теперь ветер подул в другую сторону. Цифры из Швеции и Норвегии поражают: в 2012 году в Королевскую больницу для коррекции пола были направлены 11 девочек, в 2018 — уже 154.
Главный врач Анне Вэре (Anne Wæhre) видела эту таблицу не раз. Ее столбцы буквально выстреливают вверх. Однако ответа, почему так, у нее нет.
«Мы понятия не имеем, почему так происходит», — говорит она.
Транссексуализм — это дискомфорт от собственного биологического пола. Пациентам либо кажется, что они другого пола, либо что они — не мужчина и не женщина, а нечто среднее. Это небинарный, или третий, пол.
Число девочек, желающих стать мальчиками, подскочило не только в Скандинавии, но и в Нидерландах, Великобритании, США.
«С 2012 года все больше девочек просят сменить им пол, но данных долгосрочного наблюдения у нас пока нет. Если им всем в конечном счете пропишут терапию по смене пола, то последствия будут необратимые, хотя проблема иной раз бывает временной», — говорит Вэре.
Вэре помечает на графике разные категории пациенток: «Некоторые отвергают свой пол с детства и отрочества. А из тех, кто испытывает половой дискомфорт в подростковом возрасте, более половины страдают серьезными психическими расстройствами. Кроме того, все больше юных пациенток имеют ту или иную степень аутизма», — продолжает главный врач.
Сбоку Вэре изображает группу, куда попадают такие, как Томина.
«В последние годы к нам обращаются много девочек, которые чувствуют себя немного другими, не такими, как все. Когда наступает период полового созревания, они не вписываются в свое окружение».
Все это врачи почерпнули из бесед с молодыми людьми в ходе обследований.
«Многие сталкиваются с транс-сообществом в интернете и очень хорошо с ним знакомы. После этого грудь и все женские признаки начинают вызывать у них сильный дискомфорт. А потом они уже готовы сменить пол. Так и они и попадают к нам», — говорит Вэре.
Транссексуалы всех стран, объединяйтесь!
Когда Томина наконец закончила среднюю школу, что-то сдвинулось в западном мире: изменились представления о поле и гендерной идентичности. Появилась аббревиатура ЛГБТИК+. Свершилась революция, и о ней пишут в соцсетях.
У этих людей новые требования. Право на истинный пол. Право на самоопределение в личной жизни. Право на скорое лечение. Право на равное положение в обществе. Они горды, бескомпромиссны и не желают больше терпеть.
У Томины завелся приятель-активист. Она пожаловалась ему на жизнь: ее никогда не принимали, как бы она ни выглядела и что бы с собой ни делала.
«А ты знаешь, что такое гендерная идентичность?» — поинтересовался он в ответ.
Одним пальцем он показал на голову, другим — на тело Томины. Пол в голове, а не в теле, сказал он.
И снова Томине посулили, что она может стать кем хочет.
Это было озарение, говорит она. В зеркале она уже не видела девушку.
«Когда я сказала себе, что я не девушка, я все увидела ясно-преясно, словно надела сильные очки. Я увидела себя настоящую. Я освободилась, какое счастье», — рассказывает она.
Через несколько месяцев она постриглась. Она называла себя небинарной, третьим полом, где-то на полпути между мальчиком и девочкой, — и надеялась, что впервые сможет выглядеть так, как ей хочется.
Поменялся и гардероб. Отныне — ничего женского, только мужское.
«Признаваться, что я транссексуал, было страшновато, но это было откровение. Я искала себя и нашла», — вспоминает она.
Но решить это уравнение оказалось не так-то просто.
На пути к мужчине
Томине исполнилось 19 лет, и она все еще жила в родном городе в Швеции. Принадлежности к третьему полу она не скрывала. Тело было прежним, но самоощущение изменилось. Она надеялась, что этого будет достаточно.
«Мне это казалось вполне логичным. Я же перестала считать себя девушкой, и рассчитывала, что другие поступят так же. Но надеяться на это было наивно. Мне постоянно говорили, что я только всех путаю».
«После этого я возненавидела все женское в своем теле и очень страдала».
Отвращение к собственному телу — обычное явление среди трансгендеров. Возникает такое чувство, что в нем чего-то не хватает — например, члена или адамова яблока — будто природа чем-то обделила.
С Томиной происходило то же самое. Из-за ненависти к себе закралась новая мысль: может, от тела столько боли потому, что на самом деле она — мужчина?
Это объяснение показалось вполне разумным.
«Похоже, сменить пол на противоположный — единственный способ быть свободной, стать мужчиной, как я себя на самом деле чувствую, и сделать так, чтобы меня перестали осуждать», — вспоминает она.
Томина выбросила из своего имени три буквы. Остался Том.
Отныне мы будем звать Томину Томом.
Том нашел свое место в сетевом транс-сообществе. Он подписался на каналы транс-блогеров, которые поэтапно документируют смену пола. Над ними тоже смеялись в школе, они когда-то тоже были девочками-пацанками и чувствовали, что их никто не понимает.
«Блин, да это же про меня», — думал он.
Блогеры говорили убедительно и с уверенностью, которой ему так не хватало. Казалось, они вообще ни в чем не сомневаются. Казалось, у них есть ключ к гендерному хаосу вокруг. Он смотрел и никак не мог насмотреться — потому что нашел пример для подражания. Их решение стало и его решением.
«Казалось, что сменить пол — быстро, просто и безопасно».
Стать мужчиной
Прошел еще год. Тому исполнилось 20, он считает себя парнем. Теперь он озабочен сменой пола. Он прошел обследование и получил диагноз «транссексуализм F64.0». После года бесед с психологами и обследований ему дали направление в больницу. Но до гормональной терапии и хирургии еще предстоит долгий путь. До первой операции остается еще полтора года.
«Я чувствовал себя настолько плохо, что ждать больше не было сил. Хуже всего были сиськи, их никак не скроешь. В конце концов я заплатил, лишь бы их поскорее убрали», — вспоминает он.
Когда Тому удалили грудь, ему исполнилось 22 года. Сразу после операции его охватил невиданный экстаз.
«Ух ты, это самое крутое, что со мной случалось, начался новый этап, я перевернул новую страницу — во всяком случае, так я думал».
Он начал принимать гормоны. Тестостерон изменит внешний облик под стать внутреннему миру.
В интернете Том был как дома, и найти искомое оказалось проще простого. Вскоре он заказал гормональный крем.
«Я, конечно, не думал, что завтра проснусь счастливым, но был уверен, что мне станет гораздо лучше, как только я начну превращаться в настоящего себя».
Крем доставили прямо в почтовый ящик. Он побежал в спальню, быстро пролистал инструкцию и намазался. В конце было предупреждение: на несколько часов после применения ограничить контакты с другими людьми и животными.
«Я нарезáл по дому круги в ожидании эффекта. Волновался безумно».
Через несколько дней он почувствовал что-то вроде покалывания в горле. Голос стал ниже. Грудь давно исчезла, а скоро пропадет и девчачий голос.
На подбородке появилась щетина, а кожа начала грубеть. Вскоре лицо изменит форму, челюсти станут шире.
Том не единственный, кто решил забежать вперед. Несколько его друзей тоже ждали подарка по почте.
«Мои друзья из транс-тусовки все были на той же стадии. У всех была эйфория, всем казалось, что жизнь налаживается. В какой-то момент я сам дал тестостерон приятелю, чтобы помочь ему стать собой».
«Сейчас об этом даже думать жутко».
К этому моменту Том уже заделался транс-активистом. Они с друзьями требовали ускоренных медицинских процедур смены пола. Сам он старался при каждой возможности донести до незнающих, каково это — родиться в чужом теле.
Но затем оказалось, что с превращением в мужчину далеко не все так просто и что покой и гармония только снятся.
«Порой мне было очень приятно, что я взял дело в свои руки и решил половой вопрос. Но по большей части я ненавидел и себя самого, и свое неполноценное тело. Так я понял, что и это не решение».
Том заметил, что далеко не все окружающие видят в нем полноценного мужчину.
«Это как попасть из одной телесной тюрьмы в другую. Внезапно оказалось, что чтобы сойти за мужчину, мне надо быть сверхмужиком. Я понял, что в мире парней мне свободы тоже не видать».
Социальное самоубийство
Том впал в тяжелую депрессию и совсем отрешился от мира.
«У меня был настоящий кризис. Неужели все, во что я верил, — неправда?»
Он начал тайком почитывать статьи, которые в его среде считались «запретными» — о радикальном феминизме, о биологическом поле и о том, что у многих, несмотря ни на что, так и не выходит воплотить мечту в жизнь и стать мужчиной или женщиной. Том вспомнил о девочке в безразмерной толстовке со школьного двора. Она по-прежнему внутри него — и никуда не делась.
«Я уже перестал понимать, кто я вообще — и кому и во что мне верить».
Пока он был транс-активистом, он ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь пожалел о своем выборе.
«Многие транссексуалы проходят через трудности. Я был уверен, что рано или поздно все наладится».
Множество исследований гласят, что смена пола многим пациентам приносит облегчение. Но в Финляндии врачи недавно пришли совсем к другому выводу, который опровергает общепринятое в транс-сообществе мнение, будто после гендерной терапии большинству становится лучше. Исследования молодых транссексуалов в возрасте от 13 до 18 лет показывают, что это не так.
В ходе исследования врач-психиатр выяснила, что многим молодым людям кажется, что как только они обретут «правильный» пол, все их психические недуги улетучатся.
«Бытует расхожее мнение, что у молодых транссексуалов по несколько психических расстройств только из-за того, что они родились не в своем теле. Многие полагают, что как только пациент сменит пол на „правильный", он почувствует себя лучше», — объясняет психиатр Риита-Кертту Калтиала.
Однако ее исследования этого не подтверждают.
«Большинство финских пациентов, начинающих принимать гормоны до наступления совершеннолетия, психологического облегчения не испытывают. Некоторым даже становится хуже — причем как психологически, так и физически, — говорит специалист по подростковой психиатрии при университетской больнице Тампере. — А те, кому стало лучше, как правило, неплохо себя чувствовали и до начала лечения».
Что ему может стать хуже, Том не верил. О таких исследованиях он тогда не слышал.
«Когда я пожалел, что в это ввязался, мне стало ужасно стыдно. Теперь я снова оказался в меньшинстве».
Обсудить это Тому было не с кем. Говорить о таких вещах вообще не принято — в том числе и в Норвегии.
В последние месяцы журналисты NRK пообщались с несколькими норвежскими девушками, которые сожалеют, что сменили пол. Одни считали себя мальчиками, другие — третьим полом. На лечение в Национальную больницу никто из них так и не попал — все успели передумать раньше.
Все они боятся, что о них узнают. Говорят, что рассказывать о своей жизни во всеуслышание — социальное самоубийство. И переживают, что это навредит общему делу транссексуалов.
Нора, 25 лет: «Я три месяца ни с кем не общалась, когда узнала, что никакой я на самом деле не транссексуал. Никому не могла признаться, что я снова девушка».
Фанни, 17 лет: «Мне было проще признаться, что я транс, чем что я лесбиянка. Все представляют, каково это — жить в чужом теле».
Лина, 20 лет: «Мне было так плохо, что я вообразила себе, что я другого пола. Даже вспоминать больно. Мне казалось, что ухватиться за это решение проще, чем искать настоящее».
Она уже не он
Через пару месяцев гормональные таблетки полетели в мусорное ведро.
«Я засомневался, настоящий ли из меня мужчина. Ощущения изменились. Чувствовал-то я себя мужчиной, но значит ли это, что изнутри я тоже мужчина?»
Томине исполнилось 23 года. Несколько лет она считала, что родилась не того пола, но теперь все изменилось. Считать себя мужчиной она больше не могла.
«Однажды я спросила в группе транссексуалов, каково это вообще — стать другого пола. Разве это вообще возможно?»
Все напряглись, вспоминает она, а одна девушка даже закатила истерику. Больше Томина об этом не заговаривала.
Все четыре собеседницы NRK упомянули о некой самоцензуре: есть пределы дозволенного, а иначе вас «отменят» в социальных сетях — и перестанут общаться в реальной жизни.
В этой эхо-камере Томина узнала себя. Ей не хотелось, чтобы от нее отвернулись. Поэтому она решила исчезнуть первой и сама оборвала все связи. Она вспоминает, что перестала отвечать на звонки и письма друзей.
«Как мне вернуть ту девушку, про которую я считала, что она — это не я?»
Минное поле
Туне Мария Хансен (Tone Maria Hansen) и Микаэль Скотт Бьеркели (Mikael Scott Bjerkeli) работают в Центре Гарри Бенджамина в Осло. У них 20-летний опыт работы с людьми, страдающими гендерной дисфорией — острым дискомфортом от собственного пола.
«Мы знаем, что многим после смены пола становится лучше. Но мы по-прежнему призываем врачей не спешить с лечением. Новых исследований давно не проводилось, и это серьезно», — говорит Микаэль Скотт Бьеркели.
Существуют более старые исследования как среди мужчин, так и среди женщин, сменивших пол. По ним выходит, что сожалеет лишь малая часть — согласно широко цитируемому голландскому исследованию, всего 0,4%. Но Туне Мария Хансен отмечает, что у этого исследования есть свои недостатки.
«В том исследовании нет детей и подростков. И вообще исследования пациентов младше 25 лет проводились еще до 2012 года — до нынешнего взрыва», — говорит она.
Она считает, что важен индивидуальный подход — он позволит свести ошибочные диагнозы к минимуму.
«Это вовсе не мелочи. Мы говорим об удалении у молодых людей здоровых органов. Мы должны быть уверены, что поступаем правильно», — говорит Туне Мария Хансен.
Они опасаются, что молодежь все чаще меняет пол зря, без объективных показаний.
«Мы опасаемся, что идет заразительный эффект от социальных сетей, где информация зачастую подается в черно-белом виде, без нюансов, и не отражает истинной картины смены пола и ее последствий. Мы убеждены, что в этих эхо-камерах нет места критической беседе», — говорит Микаэль Скотт Бьеркели.
Они считают, что дискуссия о гендерной идентичности и половых вопросах на Западе вообще и в Норвегии в частности расколота на два противоборствующих лагеря и ведется чересчур агрессивно.
«Одно время мы даже боялись выходить на улицу, потому что заявили во всеуслышание, что молодежь нередко добывает гормональную терапию в обход закона», — говорит Бьеркели.
«Пугает, что люди даже не удосуживаются поинтересоваться, правильно ли они тебя вообще поняли. Тем, кто задает критические и неудобные вопросы, устраивают публичную травлю — мы и такое видели. У многих потом даже возникают трудности на работе: выставят тебя трансфобом и ненавистником, и репутация безнадежно испорчена», — продолжает он.
Александр Сёрли (Alexander Sørlie), руководитель Организации пациентов с несоответствием пола, согласен с Хансен и Бьеркели, что в сегодняшней атмосфере шанс рассказать о переживаниях «передумавшим» выдается редко. При этом он опасается, что их истории могут быть неверно истолкованы при принятии медицинских решений и использованы в политических целях.
«Рассказы „передумавших" нередко превращают в аргумент, почему транссексуалов нельзя допускать до гендерной коррекции. Когда отчаянно мечтаешь сменить пол, то очень тяжело, если еще и СМИ постоянно нагнетают обстановку, чтобы получить помощь стало еще труднее, — говорит Сёрли. — Мы знаем много случаев, когда люди заканчивают самолечением по сети, потому что в лечении им отказывают, — и так растет риск злоупотреблений и осложнений».
Его организация беспокоится, что Королевская больница все чаще мотивирует отказ наплывом пациентов.
«Одно лишь то, что пациентов стало больше, не дает оснований утверждать, что это некая новая группа, чьи потребности как-то отличаются от тех, кто обращался за лечением раньше. На практике все кончается тем, что многим попросту отказывают в необходимой медицинской помощи», — считает Александр Сёрли.
Он подчеркивает, что новые пациенты мало чем отличаются от упомянутых в голландском исследовании.
«Очень прискорбно, если Вэре намерена отказывать пациентам в медицинской помощи из-за их групповой принадлежности, а не на основании индивидуальной оценки каждого пациента и его потребностей».
Главврач Вэре парирует, что каждый пациент в любом случае проходит индивидуальное обследование.
«Мы заботимся о безопасности пациентов, и у нас профессиональный подход. Но для необходимой помощи молодым людям, у которых несоответствие пола проявилось еще в подростковом возрасте, нынешних знаний недостаточно», — убеждена она.
Как происходит лечение
В Норвегии монополия на постановку диагноза «транссексуализм» — у Университетской клиники Осло. Пациенты направляются в Национальную службу лечения транссексуализма при Королевской больнице, где есть детское и взрослое отделения.
Диагнозы ставятся в соответствии с международным кодом ICD-10: F64.0 (транссексуализм), F64.2 (расстройство половой идентификации в детском возрасте), F64.9 (расстройство половой идентификации неуточненное).
Диагноз ставится пациентам с гендерной дисфорией — сильным половым дискомфортом, когда самоощущение не соответствует биологическому полу.
Время ожидания в Королевской больнице составляет от трех до девяти месяцев.
Тем, кто обращается за лечением, не попробовав желанный пол в социальном отношении, предлагается сперва пройти «фазу реальной жизни»: пожить со своим вторым полом без медицинского вмешательства. Если у пациента такой опыт имеется, «реал» прекращается.
Норвежские методы лечения иные, в том числе Организация пациентов с несоответствием пола, считают консервативными — особенно по сравнению со Швецией. Многие жалуются, что желанного диагноза не получают.
При этом в других упомянутых в статье странах — например, Швеции, Финляндии и Нидерландах — диагноз ставится по тем же критериям.
Через несколько недель Сёрли и его организация добьются своего: министерство здравоохранения готовится ввести новые профессиональные рекомендации.
Важнейший вопрос такой: давать ли право лечить пациентов с гендерным несоответствием другим больницам, помимо Университетской больницы Осло?
Новая жизнь в Осло
В 23 года Томина порвала с прежним окружением. Она считала, что все про себя выяснила, но оказалось, что ничего-то она не знает.
Она переехала в другой шведский город на другом конце страны. Там она начала новую сетевую жизнь — под новым ником. Она искала в интернете таких же — и в конце концов нашла. В Фейсбуке она обнаружила закрытую группу «передумавших», где многие пожалели, что стали транссексуалами. У них это называется «обратный переход» или «новая идентификация». Но большинство оказалось американцами, и разговор не клеился.
Однажды в комментариях ей попалось норвежское имя.
«Нора? Неужели норвежка? Я написала ей сразу же!»
Вскоре они уже проводили за разговорами целые ночи. Они не созванивались и не знали друг друга в лицо, но чувствовали, как сообщение за сообщением сближаются.
Девушка из Норвегии оказалась такой классной.
«Мне она казалась такой уверенной в себе, хотя всего за год до этого она прошла через тот же ад, что и я».
Свои юношеские годы они провели, пытаясь убежать от себя. Прочь из крошечного мирка, с тесного школьного двора, от жестких половых ролей.
«Я сказалась на работе больной, чтобы общаться с ней побольше», — рассказывает Томина.
В разговорах забрезжило будущее. Ей захотелось в Осло.
Спустя неделю она села в автобус-экспресс и укатила. Нора ждала ее на вокзале. Сердце выбивало бешеную дробь.
Они поехали домой к Норе, забрались на кровать и стали разговаривать. Не успели и глазом моргнуть, как прошло шесть часов — так много всего нужно было рассказать.
«В жизни Нора оказалась даже еще лучше. Она уверена в себе, много знает, и у нее приятный голос».
А ведь всего несколько дней назад Томина стеснялась признаться, что едет в Осло только для того, чтобы встретиться с Норой, — соврала, что будет в городе проездом.
Обе сомневались: а что подумает другая? И что, придется «остаться друзьями»? С девушками все непросто. Каждый раз, когда повисала пауза, Томина боялась, что Нора скучает.
«А замолкала я только потому, что сердце бешено колотилось», — смеется Нора.
В конце концов Томина сказала, что пора возвращаться в Швецию. Нора помогла ей заказать билет через приложение.
«В голове у меня вертелось: „Ну, давай же, сделай что-нибудь, сейчас или никогда"», — вспоминает Нора.
Но слова будто застревали во рту. По дороге на вокзал ей казалось, что она потеряла дар речи.
Подъехал автобус. Сейчас Томина сядет и уедет домой.
Они переглянулись. У Норы закружилась голова.
«Можно я тебя поцелую?»
Автобус покатил в сторону Швеции.
На перроне остались две девушки. Нора приникла к Томине. Они обнялись. Поцелуй за поцелуем они становились еще ближе. Где-то в Осло распахнулась дверь.
Какого ты пола, решаешь сам
С их встречи на автовокзале 6 ноября 2019 года минул год. Нора и Томина сидят на диване в Осло и жестикулируют. Через несколько недель после приезда в Осло они стали любовницами. С Томиной Нора впервые в жизни почувствовала себя хорошо.
«Я поняла, что меня тоже можно любить, что я не пустое место», — говорит Нора.
Раньше у нее никого не было. А Томина была в глубокой депрессии.
«Пока я не встретила Нору, я уже думала, что все бессмысленно».
Сейчас она никого не винит, но считает, что ранимым людям вроде нее трудно найти себя в мире, где одна политика.
«Мне долго казалось, что меня обманули. Почему мне никто раньше не сказал, что я гожусь даже такой, какая есть?» — спрашивает Томина.
Шаг за шагом они обрели свой голос. Пара пишет статьи, рассказывает свою историю в скандинавских больницах, съездила в Лондон на встречу с другими «пожалевшими». Кроме того, они запустили сайт для людей, которым тоже кажется, что переход в противоположный пол никак им не помог.
NRK: И что, вы определились с тем, кто вы?
«Я примирилась с тем, что биологическое начало у меня женское. Но кто я такая? Я Томина. А что это значит, я больше объяснять не хочу».
