Он входил в жюри Нобелевской премии и, помимо прочего, является заместителем председателя престижного американского Института Крейга Вентера. Телефонный разговор с известным шведским вирусологом Эрлингом Норрбю (Erling Norrby) начинается немного необычно. Вопрос задает он: «Как дела у вас в Чехии?» Но он не берется оценивать меры, введенные чешским правительством: у нас все еще нет достаточных данных о новом вирусе и его поведении, чтобы давать четкий рецепт защиты.
Respekt: По-вашему, меры в Чехии слишком или, наоборот, недостаточно жесткие?
Эрлинг Норрбю: Ситуация очень трудная, и каждая страна справляется по-своему. Норвегия и Дания закрыли все школы, а мы в Швеции — нет. Ответить на вопрос о том, как можно повлиять на скорость распространения эпидемии, крайне трудно. Главное — избежать ее стремительного максимума, когда болеет сразу очень много людей, как произошло в Италии. Поэтому Норвегия, Дания и ваша страна пошли на крайние меры. Мы же предпочитаем более мягкий подход, но властям за это достается. Пока трудно сказать, что правильно. Свою роль играют как сложности с подсчетами, так и то, что мы только узнаем многие вещи об этом вирусе: как именно он передается, у скольких он протекает бессимптомно, насколько и как долго они заразны.
— Известно ли, почему в Италии умирает намного больше заразившихся, чем, например, в Германии? Возможно ли, чтобы причина была в какой-то генетической мутации самого вируса?
— Не думаю, что большую роль тут сыграли генетические различия между вирусами, которые циркулируют в этих странах. Вирус только проник в человеческую популяцию, и то, что люди так реагируют, для меня ожидаемо. Как и то, что молодые легче его переносят.
— Бытует объяснение, что в Италии более пожилое население и что местные власти слишком долго бездействовали, не реагируя на эпидемию, не закрывая целые регионы и так далее. Вы согласны с этим мнением?
— Да, оба эти фактора сыграли роль. Меры в Италии вовремя не предприняли.
— Сначала Великобритания выбрала стратегию, которая отличалась от многих стран. Там хотели поберечь пенсионеров, но в остальном не ограничивать жизнь и положиться на то, что у большинства болезнь будет протекать в легкой форме. Так население могло бы быстро заразиться и так же быстро приобрести иммунитет, и тогда вирус перестал бы распространяться. Что вы думаете об этом?
— Молодые люди действительно, как правило, легко справляются с заболеванием. Но, повторю, многие вещи мы пока только узнаем. Как долго они остаются заразными? И заразны ли те, у кого симптомы еще не проявились? Все страны стремятся к тому, чтобы сразу не заболели много человек. В Швеции мы стараемся снизить число заболевших и как можно больше отсрочить пик заболевания, чтобы наши больницы справились. Каждая страна должна тщательно подсчитать, сколько у нее аппаратов ИВЛ (искусственной вентиляции легких), и подумать, как сделать так, чтобы их хватало.
— Канцлер Ангела Меркель сказала, что в Германии могут заразиться до 70% граждан. Насколько этот прогноз реален?
— Я видел подобные цифры. Они действительно пугают. 70 или 75% — это много. Но уверенности ни в чем у нас нет, и нам нужно больше узнать о том, как вирус распространяется. Сравнение с обычным гриппом себя не оправдывает, потому что у части населения к нему есть иммунитет, а в случае нового вируса его нет. Важно также то, какой будет защита. Мы экспериментируем и ищем пути, как не допустить такого числа заразившихся. Мы закрываем границы, школы, просим людей, чтобы они работали удаленно. Но также мы должны попытаться найти некий баланс — правильную меру ограничений. Мы учимся искать этот баланс.
— Семь лет назад в интервью нашему изданию вы сказали, что не верите в пандемию смертоносного вируса и не верите в существование «штамма „Андромеда"». Нынешний вирус, конечно, не такой смертоносный, как тот, который придумал писатель Майкл Крайтон, но он спровоцировал глубочайший кризис. Удивлены ли вы произошедшим?
— Мы живем в глобализованном мире. После Второй мировой войны численность населения резко выросла. Мы путешествуем по всей Земле за инкубационный период вирусных инфекций. Поэтому не удивительно, что произошло нечто подобное. Кстати, по поводу «штамма „Андромеда"» я, кажется, сказал, что высоко патогенный вирус вряд ли может развиться.
— Почему?
— Такой вирус сам лишает себя возможности размножаться и распространяться, потому что слишком быстро убивает своих носителей. «Умнейшие» вирусы приводят лишь к легким заболеваниям. И к «хитрым» в какой-то мере относится и нынешний вирус: он достаточно легко передается от человека к человеку, и большинство случаев заболевания несерьезны. Именно поэтому он привел к таким огромным проблемам. В общем, это успешный вирус, который напоминает нам, что мы живем в мире, который по-настоящему глобализован. И вирус этим воспользовался. Он смел такие искусственные конструкты, как границы. Поэтому для выхода из кризиса мы должны сотрудничать в планетарном масштабе. Например, мы должны передавать Всемирной организации здравоохранения правильную и честную информацию, чтобы она могла планировать стратегию защиты. Кризис напомнил нам и еще об одной интересной вещи: какой прогресс проделала электроника. Мы живем в информационном мире, где информацию можно получать удаленно. Многие из нас могут в таком режиме работать. Такая возможность есть у нас в последние 15 лет. А теперь стало понятно, насколько это важно. И дело даже не в том, что это помогает бороться с пандемией. Просто это подтверждает, насколько изменился наш образ труда.
