Коронавирус создал свою форму террора. Он перевернул с ног на голову повседневную жизнь, парализовал экономику и разделил людей. Он порождает страх перед незнакомцем, перед неизвестным и невидимым. Он опустошил улицы, рестораны и кафе. Фактически вирус внедрил глобальную агорафобию. Авиаперелеты были отменены, а границы закрыты.
Коронавирус стал причиной смерти тысяч людей. Он наполняет больницы пострадавшими в темпе военных времен, заставляя врачей занимать оборонительные позиции. Люди ходят в продуктовые магазины в масках и перчатках, словно идут не за продуктами, а на генеральное сражение.
Для Европы, с ее опытом террористических атак, которые имели аналогичный эффект, нынешнее распространение заразы кажется до боли знакомым. Но коронавирус создал другой тип террора, потому что этот тип террора невидим, вездесущ и не имеет четкой цели. Его источник — природа, а не человеческие организации. Этот террор осуществляется не во имя идеологии. Поэтому реагировать на него придется по-другому.
Как в Европе реагируют на политический террор? Люди с криком бегут от бомбы террористов, а потом собираются на марш солидарности и осуждения. Но после окончания карантина из-за нового коронавируса люди выглянут на свет недоверчиво и со страхом, как кроты из своих нор. «С точки зрения статистики, странно, что люди боятся угодить в число жертв теракта больше, чем сесть за руль автомобиля», — говорит профессор безопасности Королевского колледжа Лондона Питер Нойманн. Гораздо больше людей гибнут в автомобильных авариях или от травм после падения в ванной, чем от терроризма. Но люди боятся терроризма больше, потому что он им непонятен и, в отличие от автомобиля, они не могут его контролировать. Нойманн замечает, хотя терроризм — это не просто убийство, его суть «в манипуляции нашими идеями и в переформатировании наших интересов». Как некогда сказал большевистский лидер Лев Троцкий: «Цель терроризма в том, чтобы терроризировать».
Но терроризм коронавируса страшнее не только потому, что он такой распространенный, но и потому, что он неуязвим для традиционных антитеррористических операций. Его не берут слежка, отряды специального назначения, двойные агенты (филеры) или перевербовка с «дерадикализацией». «Это не противник в человеческом образе и не идеологический враг. Угрозы и риторика его не впечатляют. Вирус — это что-то, чего мы не знаем, не контролируем, а значит, боимся», — сказал Нойманн. И не зря. Коронавирус убил больше американцев, чем теракты 11 сентября 2001 года. От взрывов в башнях-близнецах и угона самолетов тогда погибли три тысячи человек. Но от COVID-19 может умереть гораздо больше.
«Существует разница между рукотворными и природными катастрофами», — сказал эксперт по вопросам терроризма, старший научный сотрудник Норвежского центра оборонных исследований Томас Хеггхаммер. «Люди традиционно больше природных бед боятся того, что делают другие люди. Пусть даже эти действия других людей будут не такими уж и вредными», — добавил он, отметив, что в случае с вирусом ситуация отличается от терроризма в корне. «Он проникает глубже в общество, чем терроризм. Он влияет на отдельных людей значительно масштабнее», — пояснил эксперт. Однако бывший советник вице-президента Джо Байдена по вопросам безопасности Джулианна Смит отметила, что в случае с коронавирусом возникает похожее ощущение беспомощности. «Вы не знаете, когда терроризм или пандемия нанесут удар. Поэтому это влияет на вашу личную жизнь. Из-за террора вы боитесь быть в толпе, на митингах и на спортивных соревнованиях. Но то же самое происходит в случае пандемии. Толпы предвещают угрозу», — пояснила она. Бывший директор по вопросам борьбы с терроризмом в Совета национальной безопасности США Джошуа Гельцер считает, что терроризм страшен частично из-за его случайности — бомбы террористов просто взрываются в людных местах, убивая часто не вовлеченных в политику, просто оказавшихся не в том месте граждан. «Террористы делают ставку на случайность. И с этой точки зрения вирус ведет себя так же. У него есть возможности заставить людей думать: «Я могу быть следующим», — объяснил эксперт.
При этом Гельцер замечает, что для победы над вирусом нужна другая ментальность. «Вы знаете, что сделала взорвавшаяся на Бостонском марафоне бомба, поэтому вы подумаете, идти ли на такой же марафон в следующем году. Тут вы думаете о себе. А для победы над вирусом требуется следующий шаг — подумать о других. Вы сидите дома, чтобы не заболеть и не обременить других, распространяя вирус или перегружая собственной персоной систему здравоохранения», — сказал эксперт.
Солидарность тоже нужна другого типа. После терактов 11 сентября президент США Джордж Буш-младший призвал американцев «жить обычной жизнью, летать на самолетах, путешествовать и работать». После нападения на редакцию Charlie Hebdo и клуб Bataclan в 2015 году президент Франции Франсуа Олланд призвал к тому же самому. И народ именно этого и хотел — отсюда возникновение маршей и демонстрации солидарности с продолжающими привычный потребительский образ жизни. Но перед лицом коронавируса солидарность — это самоограничение, а не привычная жизнь с повышенным уровнем риска.
Теперь мужество нужно не для того, чтобы летать по-прежнему, а наоборот — чтобы не сесть в самолет. Гельцер и бывший чиновник Департамента обороны США Керри Кордеро отмечают, что в этот раз «мужественность — это не выход на улицу назло террористам, а наоборот, — пребывание дома». Поэтому перед правительствами, которые научились призывать своих граждан успокоиться после терактов, теперь стоит другая задача — научиться пугать людей, чтобы они действовали ради общего блага. Нынешний враг вместо мобилизации на гулянку требует почи монашеского удаления от мира. Привычный «антитеррористический» патриотизм, когда люди одобряют расстрел врагов с вертолетов и прочие красивые насильственные акции, в борьбе с коронавирусом выглядит идиотским. «Я понимаю, что призыв оставаться дома выглядит не так увлекательно, как сцена из боевика, — объясняет господин Гельцер. — А какой может быть патриотизм на фоне прозаической необходимости для детей учиться дома на удаленке? Крики „США!", „Се-Ше-А!" звучали бы в этой ситуации как-то совсем неуместно».
Правительствам будет трудно настроить свои системы безопасности так, чтобы они были способны разобраться с угрозами, которые не реагируют на увеличение оборонных расходов и контрмеры спецслужб. Нойманн замечает, что долгое время аналитики, которые работали с «мягкими» вызовами, такими как угроза общественному здоровью или изменение климата, считались второстепенными. «Мускулистые ловцы шпионов смеялись над имевшими "заучившийся" вид вирусологами. Но теперь такие насмешки выглядят глупо. В спецслужбах будут департаменты борьбы с угрозами здоровью, а среди суперагентов на зарплате у ЦРУ появятся вирусологи. Наше понимание безопасности изменится», — считает Нойманн.
Впереди и вправду будут новые угрозы — беспокойство по поводу экономического коллапса, сильно распространенной в обществе задолженности, социальных беспорядков. Многие боятся, что влияние таких низких нефтяных цен на страны арабского мира и Персидского Залива будет катастрофическим — этим государствам просто нечем будет платить зарплаты госслужащим и военным. И это уже не говоря о субсидиях на хлеб.
Впрочем, даже террористы запрещенных исламистских организаций предупредили своих сторонников, что «здоровые не должны входить на землю, затронутую эпидемией, а больные не должны из этой земли уезжать». Так что, может быть, даже с такой неожиданной стороны нам может прийти облегчение.
Мистер Хегхаммер жил в Норвегии во время террористических атак в этой стране в июле 2011 года, когда Андерс Беринг Брейвик, который убил 77 человек, чтобы продемонстрировать свой страх перед мусульманами и феминистками. Ответом в Норвегии стала всеобщая солидарность с феминистками, а также расцвет «дугнада» — норвежской традиции добровольных коллективных работ на благо общества.
«Дугнад» переживает свое возрождение и ныне — перед лицом кризиса, говорит мистер Хегхаммер. — Молодые помогают старикам, а правительство и оппозиция сотрудничают почти что слишком тесно — ведь должен же быть между ними плюралистический зазор».
Вирус и террористические атаки под авторством мистера Брейвика «явно и открыто увязываются друг с другом в здешних дебатах», говорит господин Хегхаммер. Обычная связка между этими двумя темами — критическая: в обоих случаях критикуется правительство, которое оказалось не готово (и тогда, и теперь) справиться с возникшими серьезными угрозами.
«Люди говорят: об этом [вирусе] столько предупреждали, мы уже прошли через похожий кризис, так почему же мы сегодня так плохо подготовлены?»
А в итоге, как и в случае с мистером Брейвиком, скорее всего будет создана комиссия по расследованию произошедшего в Норвегии. Наверняка такая же комиссия создастся и в США, как создалась она и после событий 11 сентября 2001 года. Задача — выяснить, где правительство не справилось со своей задачей и что можно сделать для избежания таких случаев в будущем.
Впрочем, в отличие от единой в своем феминизме и политкорректности Норвегии, огромная Америка глубоко разделена. В отличие от 11 сентября 2001 года, когда «затронувший всех набор событий объединил всю страну в едином порыве горя, нынешний кризис — это медленно раскручивающаяся беда, которая затрагивает разные географические части страны и разные слои общества по-разному». К такому выводу приходит мисс Смит из фонда Германа Маршалла. И делает такое заключение: «Итак, мы не едины как страна».
Учитывая уже глубокую поляризацию Соединенных Штатов, с ее партийными схватками даже по поводу научных вопросов, вирус будет у нас иметь тот же эффект, что и чума в Афинах во время Пелопонесской войны. По мнению Кори Шейка, директора по внешней и оборонной политике в консервативном институте «Америкен Энтерпрайз», эффект будет такой, что общество еще более равнодушно будет относиться к религии и закону. А к власти придет более жестокий тип политиков.
Впрочем, запоздалая реакция Белого Дома на инфекцию «делегитимизирует действующее политическое руководство». Если политические последствия будут достаточно суровыми, «они могут привести к окончанию имперского президентства и возвращению к тому типу регионального и конгрессовского активизма, под который отцы-основатели когда-то и создавали нашу систему».
Так что коронавирус может быть очень поляризующим политически, но он «в какой-то мере является напоминанием», отмечает мисс Шейк. «ОН напоминает нам о том, что свободные общества процветают на основе ответственного отношения граждан к происходящему».
