Я возвращаюсь к вопросу тестов и их роли в борьбе с коронавирусом в России. Я уже поднимал его, но сейчас мне хотелось бы проанализировать его более организованным образом, хотя, находясь в Париже, едва ли можно получить надежные и полные сведения, даже с помощью интернета. В любом случае, попытаемся во всем разобраться. Поводом для меня стала состоявшаяся несколько дней назад публикация Министерством здравоохранения РФ материала «Временные методические рекомендации. Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции». Вопросу тестов в нем уделено полторы страницы.
Сначала рассмотрим некоторые цифры. Здесь источником для меня становится регулярно обновляемая страница в англоязычной «Википедии».
На 13 апреля 2020 года в России было проведено 1 359 993 теста на коронавирус, и она занимает по этому показателю второе место в мире после США (2 833 051), обойдя Германию (1 317 887 на 8 апреля) и Италию (1 010 193 на 12 апреля). Во Франции было сделано 333 807 тестов на 7 апреля.
Эти цифры не учитывают различий в размере населения. Поэтому рассмотрим число тестов на 1 000 жителей. Этот показатель позволяет более объективно сравнить страны разного размера, и я выбрал страны Европы, прежде всего Центральной и Северной, для сравнения с Россией (не стоит забывать, она тоже находится в Европе).
Как видно, Россия занимает промежуточное положение с результатом в 8,2 теста на 1 000 жителей, обходя Францию (5,1), но отставая от Норвегии (22,8) и Германии (15,9). Она активно наращивает эту работу, но существенно уступает Эстонии, Литве и все той же Норвегии, которая серьезно расширила программу тестирования.
Кстати говоря, все это заставляет задуматься о месте Франции. Я еще понимаю, что мы отстаем от Германии, и, как показала история, наше руководство в военное время, как сейчас, обычно оставляло желать много лучшего. Но мы отстали еще и от Литвы (13,5 теста на 1 000 жителей)? И от Эстонии (22,6)? Неужели они способны делать то, что для нас недостижимо?
Отметим все же, что подобные графики представляют небольшие страны в более выгодном свете. Эпидемия всегда начинается в одном или нескольких очагах. Тесты нужно проводить именно там, а не на всей территории.
Вернемся к рекомендациям Минздрава РФ. Они предполагают обязательное проведение теста для следующих шести категорий лиц:
1) Вернувшиеся на территорию РФ с признаками респираторных заболеваний;
2) Контактировавшие с больным COVID-2019;
3) С диагнозом «внебольничная пневмония»;
4) Старше 65 лет, обратившиеся за медицинской помощью с симптомами респираторного заболевания;
5) Медицинские работники, имеющие риски инфицирования COVID-2019 на рабочих местах 1 раз в неделю, а при появлении симптомов, не исключающих COVID-2019, немедленно;
6) Находящиеся в учреждениях постоянного пребывания независимо от организационно-правовой формы (специальные учебно-воспитательные учреждения закрытого типа, кадетские корпуса, дома-интернаты, учреждения ФСИН России) и персонал таких организаций — при появлении симптомов респираторного заболевания.
Эти рекомендации выходят за рамки того, что мы сами применяем или собираемся применить во Франции. Но реализуются ли они на самом деле в России?
Общее число проведенных тестов является важным показателем и, судя по всему, подтверждает это. На это также указывают публикации в местной прессе: позавчера мне попался материал о доме престарелых в Вязьме, где у одного из сотрудников был выявлен коронавирус. Через день там было сделано 306 тестов, которые, к сожалению, оказались положительными в 86 случаях. Такой пугающий результат рисует страшную картину на будущее, но там хотя бы не затягивали с тестами.
Другой пример: 9 апреля ФСИН сообщила о формировании 49 лабораторий в своих территориальных управлениях. В регионах без лабораторий были заключены договоры с «Роспотребнадзором». В Москве работают две таких лаборатории, и уже было сделано 1 400 тестов. То есть, с реализацией пункта 6 для заключенных и тюремного персонала все становится ясно.
Такая динамика, вероятно, продолжится: Россия может опереться на опыт и ноу-хау в эпидемиологической сфере и промышленные возможности для производства реактивов и тестов (она, пусть и не без сложностей и неудач, всегда стремилась сохранить местное производство медикаментов, и я знаю, что эти достижения ощутимее всего в биомедицинской отрасли).
Кроме того, она может опереться на организационные ресурсы, которых так не хватает у нас: это касается «Роспотребнадзора», а также федеральной организации. За вопросы здравоохранения отвечают 85 субъектов. Их часто называют регионами, но по своему размеру (населения) они ближе к французским департаментам. Например, население Смоленской области, где находится Вязьма с упомянутым домом престарелых, составляет чуть более миллиона человек. Мне кажется, что это правильный размер для организации ответа на санитарный кризис. Во всяком случае, решения принимаются ближе к территории, которую нужно знать, чтобы действовать.
Если бы у нас не слили три региональных санитарных агентства при формировании региона Гранд-Эст, возможно, реакция на вспышку эпидемии в Мюлузе была бы более эффективной. Как ни парадоксально, помимо Москвы (12,6 миллиона жителей), Московской области (7,6 миллиона) и Санкт-Петербурга (5,6 миллиона) в России практически нет макрорегионов, что, возможно, представляет собой залог оперативности.
Я объясняю хорошие результаты Эстонии с точки зрения проведенных тестов и ответа на пандемию следующим: навыками организации и эпидемиологической культурой, унаследованных от СССР и России XIX века, немного от современной России, а также небольшим размером территории (1,3 миллиона человек), что само по себе облегчает условия для самоорганизации.