Несколько месяцев назад, когда Европу захлестнула волна covid-19, газеты стали писать о переполненных больницах в Италии, об ошибках в действиях властей Великобритании и Швеции, о некомпетентном руководстве домов престарелых в Бельгии и молодежи, которая нарушала все возможные правила на дискотеках в Испании. Спустя два месяца — то есть уже после того, как европейские правительства ввели локдауны, обязательное ношение масок, тестирование и отслеживание контактов заболевших, — число новых случаев заражения стало быстро снижаться. К июлю, однако, отдыхающие европейцы уже прогуливались по Пьяцца Навона в Риме, ходили в оперный театр в Зальцбурге и ужинали в ресторанах Парижа.
А вот американцев пока не приглашают пересечь Атлантику, потому что Соединенные Штаты не сумели сдержать распространение коронавируса так, как это сделали европейцы. В Соединенных Штатах число новых случаев заболевания росло на протяжении всего лета, то есть для среднестатистического американца вероятность контакта с коронавирусом в 10 раз выше, нежели для среднестатистического европейца.
Успех Европы не является случайным. Как показывают результаты исследований, страны, где наблюдается более высокий уровень равномерности распределения доходов и где налажено разумное государственное регулирование, основанное на экспертных знаниях, — в этих смыслах европейские страны добились больших успехов, — в таких странах лучше справляются с распространением болезней. Кроме того, многие выбирают эти страны для того, чтобы жить и вести там бизнес. Сегодня рекомендуется верить рейтингам, а как показывают результаты одного глобального исследования, в 2019 году европейские страны заняли 10 первых строчек в составленном Forbes списке стран с наилучшей репутацией для достижения социального, экономического и политического успеха, тогда как США едва удалось попасть в список первых 40 стран.
Пандемия коронавируса — это только один из множества примеров того, как журналисты, аналитики, дипломаты и политики недооценивают Европу. Последнее десятилетие обозреватели постоянно делают ставки против будущего Европы, утверждая, что она не демонстрирует бурного роста. Клевещут, что у нее нет централизованных политических институтов, что ей не хватает легитимности и надежных военных инструментов, необходимых для обеспечения эффективного глобального присутствия. Многие обозреватели с уверенностью предсказывали, что евро обвалится, что расширение Евросоюза с 15 до 28 членов обернется крахом и что избиратели отвергнут европейские идеалы. Однако эти эксперты ошиблись: ничего из перечисленного выше так и не произошло.
Нигде способность Европы опровергать мнение ее критиков не находит более явного выражения, как во внешней политике. За минувшее десятилетие европейцы столкнулись с четырьмя эпохальными внешнеполитическими вызовами, к которым были причастны самые сильные державы и самые мощные силы глобализации в современном мире. В 2014 году Россия без объявления войны напала на Украину. В 2015 году потоки мигрантов пересекли Средиземное море. В 2016 году на фоне роста популистского евроскептицизма референдум по Брекситу угрожал целостности Евросоюза. А с 2016 года Дональд Трамп — сначала в качестве кандидата в президенты, а затем уже как президент — неустанно бросает вызов НАТО и основам трансатлантической торговли.
Каждый раз газеты публиковали свои мрачные репортажи, аналитические центры выступали с суровыми прогнозами касательно неизбежного краха Европы, а политики в Вашингтоне, Пекине и Москве списывали Европу со счетов, полагая, что она уже утратила свое стратегическое значение. Но каждый раз европейцы без лишнего шума одерживали победу.
Европейцы сумели развернуть свои невоенные силы и средства, которые они применяют гораздо более эффективно, чем кто-либо другой в мире: помощь иностранным государствам, торговые и трудовые соглашения, внедрение регулятивных норм, культивирование международного права и организаций. Со стороны ЕС мы видим спокойную и твердую дипломатию, а также продвижение идей демократии. Характерное для Европы прагматичное использование гражданской силы, возможно, кажется слишком скучным, медлительным и технократичным, чтобы уделять ему много внимания. Но в конечном итоге оно позволяет выполнять работу более эффективно и экономично по сравнению с другими средствами, к которым прибегают соперничающие крупные державы.
***
В 2014 году Россия атаковала Украину, аннексировала Крым и стала тайно оказывать поддержку сепаратистам в восточной части Украины. Это стало вопиющим нарушением международного законодательства. Больше того, эта агрессия России стала самым серьезным вызовом безопасности в Европе за последнее десятилетие. Поскольку Россия обладает неоспоримым военным превосходством в своем регионе и для нее Украина имеет больше исторического, культурного, экономического и стратегического значения, чем любая другая страна, традиционные реалисты, такие как Генри Киссинджер (Henry Kissinger) и Джон Миршаймер (John Mearsheimer), советовали Европе отдать Украину на съедение России. Они предупреждали, что Москва будет реагировать безжалостно, что неизбежно приведет к поражению Запада.
Европейские лидеры, однако, проигнорировали мнение скептиков и вместо капитуляции возглавили усилия Запада по противостоянию России на ее собственном заднем дворе. С тех пор прошло шесть лет, и результат их решения оказался одинаково благоприятным и реально возможным. Украина — за исключением тех 7% территорий, которые оккупированы Россией и ее приспешниками, — сейчас является независимой успешной страной, укрепляющей свои связи с Западом. Война в ее восточных областях постепенно сходит на нет: к концу 2015 года эта война унесла жизни более 9 тысяч человек, но с тех пор количество ее жертв сократилось примерно до 100 человек в год. Хотя Россия демонстрирует свою решимость остаться в Крыму, переговоры по поводу ситуации в восточных областях страны продолжаются — в этом году стороны договорились об устойчивом перемирии и обмене военнопленными.
Между тем Украина вступила в период быстрого экономического роста. Украинская демократия продолжает укреплять свои позиции: избрание Владимира Зеленского в начале 2019 года позволило власти перейти в руки политиков, в гораздо меньшей степени запятнанных коррупцией, а также связями с олигархами и с Россией. Результаты одного опроса показали, что 80% украинцев сегодня хорошо относятся к Евросоюзу и что две трети опрошенных считают, что дальнейшее сотрудничество с другими европейскими странами должно быть направлено на вступление в Евросоюз.
Хотя основная заслуга принадлежит самим украинцам, которые понесли большие потери на войне, их жертва была бы бессмысленной в отсутствие мощной поддержки Запада. Только у Европы есть те невоенные инструменты, которые необходимы для победы над президентом России Владимиром Путиным.
В течение нескольких десятилетий не американцы, а чиновники Евросоюза без лишнего шума помогали властям Украины сближаться с Западом, подгоняя украинские законы, касающиеся рынка, к европейским стандартам. Кульминацией этого процесса должно было стать подписание договора об ассоциации с Евросоюзом в 2014 году. Опасаясь, что такой договор навсегда свяжет судьбу Украины с Западом, Путин надавил на тогдашнего украинского президента Виктора Януковича, заставив того отказаться от подписания соглашения. (Так в тексте. На самом деле Янукович имел право сам решить этот вопрос. Не подписав соглашение о ассоциации с ЕС в ноябре 2013-го года, Янукович подчеркнул, что не отказывается от соглашения в принципе, но готов вернуться к нему, как только Украине дадут время или финансовую помощь, чтобы справиться со связанными с этим соглашением нагрузками — прим. ред.). Но никто тогда и представить себе не мог, что в ответ на это решение властей протестующие на три месяца оккупируют киевскую Площадь Независимости, размахивая там флагами Евросоюза, и что в конечном счете это выльется в революцию, результатом которой стало бегство Януковича в Россию и приход прозападного президента к власти на Украине.
Если мягкая сила европейских ценностей помогла разжечь революцию, скоординированная экономическая, политическая и правовая помощь Европы стала для этой революции главной подпиткой. Помощь стран Евросоюза помогла Украине выжить: с 2014 года Европа предоставила Украине примерно 20 миллиардов долларов, а Соединенные Штаты — менее 2 миллиардов. Европа оказывает примерно в два раза больше помощи, нежели Международный валютный фонд (МВФ). По некоторым оценкам, около 4 миллионов украинцев сейчас работают за рубежом, преимущественно в Европе, ежегодно отправляя домой почти 16 миллиардов долларов денежными переводами — это 10% от ВВП страны. Между тем Соединенные Штаты пускают на работу всего несколько тысяч украинцев. В соответствии с договором об ассоциации с Евросоюзом Украина расширила торговлю с Европой, которая сейчас ежегодно покупает украинские товары на сумму в 25 миллиардов долларов, — это в 20 раз больше, чем объем украинского экспорта в Соединенные Штаты.
Каждые полгода европейские правительства единодушно голосуют за продление торговых, инвестиционных и визовых санкций против России, несмотря на введенные Москвой контрсанкции. Европейцы делают это, несмотря на тот факт, что, хотя общие санкции ввели Соединенные Штаты, Канада, Япония и Австралия, 90% негативных последствий легли на плечи европейцев. Ведь это европейцы традиционно поддерживали торговые отношения с Россией — значит, им больше всего и приходится платить, но они платят.
Европейская политика соседства обеспечивает всеобъемлющую комплексную программу экономических, политических и правовых реформ, направленных на сближение Украины с Западом в долгосрочной перспективе. Европейская Комиссия использует закон о конкуренции и увеличивает расходы на инфраструктуру для России, чтобы ограничить влияние «Газпрома», российской газовой монополии, а также гарантировать продолжение газовых поставок через Украину. Работая в рамках нормандского формата, лидеры Франции и Германии возглавили дипломатические усилия по урегулированию военного конфликта. Согласно одному исследованию, они инициировали в восемь раз больше дипломатических контактов между Россией и Украиной на высшем уровне, нежели их американские коллеги.
Стоит отметить, что Соединенные Штаты действительно предоставляют Украине военную помощь, но эта их помощь составляет всего одну десятую часть от той гражданской помощи от ЕС, о которой речь шла выше. И украинское правительство вынуждено тратить европейские деньги на произведенное в Соединенных Штатах оружие, военную подготовку и медицинские принадлежности, доступные на открытом рынке. Широко разрекламированное летальное оружие, которое администрация Трампа согласилась продать Украине, — противотанковые ракеты «Джавелин» — прибыло в страну только в 2018 году, то есть уже после того, как отступили российские войска, которые теперь вряд ли вернутся. И США, в отличие от ЕС, выставили четкое условие для своей помощи: эти противотанковые ракеты должны храниться в тысяче миль от линии фронта, и их нельзя применять в боях. В отличие от помощи европейцев, помощь Соединенных Штатов Украине является скорее символической, чем реальной.
***
В 2015 году в Европу прибыли более миллиона нелегальных мигрантов — это больше, чем в любой другой период времени после окончания Второй мировой войны. Многие из тех мигрантов были сирийцами, искавшими убежища. Сотни миллионов людей по всему миру хотят мигрировать, и европейские страны входят в список самых желанных конечных пунктов, а потому многие рассматривают подобные волны миграции как неизбежные и непреодолимые. Тогда консервативные эксперты объявили о «гибели Европы».
Однако потрясающе быстрый и успешный ответ Европы продемонстрировал, что массовую миграцию можно контролировать. С 2015 года поток нелегальных мигрантов уменьшился на 88% — с миллиона до примерно 123 тысяч в 2019 году, — а в 2020 году эта тенденция продолжила идти на спад. Поскольку все меньше людей отваживаются на это опасное путешествие в Европу, все меньше людей гибнут в море: в прошлом году было зафиксировано всего-навсего 1319 погибших и пропавших — это самый низкий показатель (хотя здесь, разумеется, не учитывается судьба тех, кто застрял в транзитных лагерях).
Европейские правительства достигли этой цели, выбрав жесткий, но эффективный подход. Они построили стены, заборы и высокотехнологичные системы обнаружения. Они объявили незаконной перевозку мигрантов, даже на коммерческих паромах и самолетах. Они убрали патрульные и спасательные корабли Евросоюза. Они начали наступление на неправительственные организации (НПО), которые оказывали помощь мигрантам (и предположительно помогали координировать их передвижения), отправив полицейских на их корабли, арестовав их лодки и передав дела этих НПО в суд. Когда военно-морские силы европейских государств замечали корабли с мигрантами в международных водах, ВМС Европы буксировали их обратно в Африку и Азию.
Европа договаривалась с транзитными государствами, такими как Турция, Ливия, Марокко, Тунис и Египет. Все они согласились патрулировать свои побережья, разместить у себя миллионы потенциальных мигрантов и сотрудничать с европейским агентством пограничного контроля Frontex. В обмен на это они получали помощь от европейских государств, торговые уступки, возможность ездить в Европу без виз, а также оборудование для осуществления контроля над границей. Сейчас миграционные миссии Евросоюза появились в Чаде, Мали и других странах Африки.
Европейские идеалисты и защитники прав мигрантов обвиняют европейские правительства в лицемерии: разве они не предают дух их этических и международных правовых обязательств, в частности обязательства разрешать любому беженцу или мигранту искать международной защиты? Условия в европейских переполненных лагерях для беженцев действительно некомфортные, о чем свидетельствуют фотографии, сделанные в лагере Мориа в Греции, где люди сгорели заживо. Строить дополнительные лагеря для беженцев довольно проблематично. В этом году, еще до начала пандемии, ООН приостановила деятельность своего транзитного центра в ливийском Триполи из-за невозможности гарантировать безопасность. Рамона Ленц (Ramona Lenz) из организации Medico International — неправительственной организации, которую частично финансирует немецкое правительство, — раскритиковала европейские правительства за то, что те уговаривают соседние государства взять на себя функцию «вышибал Европы», а затем отводят глаза в сторону, когда эти страны нарушают права мигрантов.
Тем не менее, европейские правительства сумели избежать излишней сентиментальности и сохранить решимость. Когда Европа выбрала такой курс, Дональд Туск, который тогда занимал пост председателя Европейского Совета, заявил: «Возможно, мы не соглашаемся друг с другом во всем, но мы согласны друг с другом в вопросе нашей главной цели, которая заключается в прекращении нелегальной миграции в Европу».
Европейские правительства выбрали эту стратегию, потому что они мыслят прагматично. Их граждане считают иммиграцию самим серьезным вопросом, стоящим сегодня перед Европой, и подавляющее большинство (10 против одного) выступали против увеличения числа мигрантов еще до начала их притока в 2015 году. Миграция угрожает стабильности умеренной политической системы Европы: ни одно правительство не сможет долго проработать, если оно поддержит неконтролируемый въезд мигрантов из регионов, чья культура сильно отличается от европейской. Это негативно скажется на политике правительства в целом. К примеру, жители Великобритании называли миграцию одним из самых важных политических вопросов, стоявших перед их страной с 2001 по 2016 год, и значительное число опрошенных хотели бы сократить число мигрантов — именно эта тенденция помогла сторонникам Брексита.
В долгосрочной перспективе европейские лидеры считают, что уменьшение потока нелегальных мигрантов — силовыми методами, если потребуется, — это единственный способ двигаться дальше. Но в этом есть и положительная сторона. Если это сделать, то может появиться политическое пространство для того, чтобы начать принимать мигрантов, руководствуясь конкретными экономическими и гуманитарными соображениями. Результаты недавно проведенных опросов показали, что это действительно так: тревога общественности по поводу мигрантов медленно утихает.
***
За последние два десятилетия ультраправые популистские партии, исповедующие антимусульманские, антииммигрантские, антитеррористические и антиевропейские принципы, сумели увеличить свое присутствие по всей Европе. Теперь они входят в состав правительств в шести европейских странах. В Великобритании именно они возглавили кампанию в поддержку Брексита. Последние два десятилетия ученые и эксперты — а также журналисты — писали об ультраправых популистских партиях больше, чем обо всех остальных партиях, вместе взятых.
Ведущие эксперты по внешней политике утверждают, что именно доморощенный экстремизм в Европе, в Соединенных Штатах и других странах — а вовсе не соперничество со стороны других крупных держав — сейчас является самой серьезной угрозой для того международного либерального порядка, который сформировался после окончания холодной войны. Многие опасаются, что в Европе экстремистские правительства могут спровоцировать выход некоторых стран из Евросоюза. Еще страшнее перспектива того, что какое-то из этих экстремистских правительств встанет на сторону Трампа и Путина, выбрав протекционистские и пророссийские позиции.
Однако все это оказалось лишь журналистской шумихой. Вместо того, чтобы паниковать по поводу угрозы со стороны популистов, европейские лидеры лишали популистов сил и энергии, спокойно решая проблемы миграции и терроризма и проводя жесткие переговоры с Великобританией. Сегодня в список своих достижений они также могут добавить успешную борьбу с распространением коронавирусной пандемии. Сегодня идея единства Европы — в любом случае это является практической необходимостью для маленьких и чрезвычайно взаимозависимых государств — стала более популярной, чем когда-либо в новейшей истории.
На самом деле популисты никогда не были такими влиятельными, какими их выставляли газетные заголовки. Рассмотрим пример Марин Ле Пен, которая возглавляет французскую ультраправую парию «Национальное объединение» и проявляет пророссийские симпатии. Когда она участвовала в президентских выборах 2017 года, газеты по всему миру — в том числе New York Times — писали, что «следующим президентом Франции станет Марин Ле Пен», а также размышляли над тем, какие шаги предпримет ее администрация. Тем не менее, ее предвыборная кампания была обречена с самого начала. Как показывали результаты опросов, все ее потенциальные оппоненты были способны обойти ее с двузначным отрывом — именно это и сделал Эммануэль Макрон, набрав в два раза больше голосов. Сегодня представители «Национального объединения» занимают всего семь из 577 мест в Национальной ассамблее.
Бессилие ультраправых во Франции — не исключение. За пределами Великобритании у евроскептицизма не так уж и много поклонников. Из 27 стран-членов Евросоюза (плюс Великобритания) в 12 странах либо совсем нет ни одной ультраправой или евроскептической партии, либо нет ни одной такой партии, которая смогла бы набрать более 10% голосов на выборах. Еще в 10 странах, включая Францию и Германию, другие партии каждый раз вытесняют экстремистские партии из правительственных коалиций. Еще в трех странах — Латвии, Эстонии и Болгарии — экстремисты входят в состав коалиционных правительств, но лишь в качестве младших партнеров, что сводит их влияние практически к нулю.
Только в Великобритании, Венгрии и Польше ультраправая или евроскептическая партия на самом деле возглавляет правительство. Конечно, их экстремизм представляет собой угрозу для качества демократии и власти закона, как это произошло благодаря Трампу в Соединенных Штатах, но их влияние на внешнюю политику незначительно. Миграция — это единственный вопрос, в котором политика Евросоюза движется в ту сторону, которая нравится экстремистам. Но это, как мы понимаем, объясняется тем, что позиция экстремистов поэтому вопросу, к сожалению, совпадает явно совпадает с позицией подавляющего большинства избирателей, причем практически во всех странах. В других вопросах Польша и Венгрия — которые являются одними из главных бенефициаров политики Евросоюза и народы которых активно поддерживают их членство в Евросоюзе, — следуют за своими соседями практически во всех аспектах внешней политики. Польша и Венгрия поддерживают все главные внешнеполитические решения ЕС — от антироссийских санкций до предоставления помощи на развитие Африки, а если иногда и «кряхтят», то выражают свое недовольство лишь время от времени и символически. Все это делает Брексит единственным крупным достижением евроскептиков из популистской партии за последние несколько лет.
Брексит является тем самым исключением, которое лишь подтверждает правило. Тот факт, что он вообще случился, представляет собой отражение идеального совпадения поразительно маловероятных обстоятельств, которые невозможно повторить нигде больше. Великобритания — это единственная европейская страна, где идеи евроскептиков привлекают значительную долю электората. Но даже с учетом этого, Брексит стал возможным только потому, что премьер-министр Кэмерон не прислушался к своим советникам и зачем-то объявил о проведении референдума, в котором не было никакой необходимости и который произошел в тот короткий период времени, когда большинство британцев не хотели сохранять членство в Евросоюзе. Затем Брексит был ратифицирован на голосовании, в котором доля в 44% голосов позволила Борису Джонсону одержать победу: если бы не британские избирательные институты — самые предвзятые в Европе — победу одержали бы сторонники сохранения членства в Евросоюзе.
Сегодня процедура Брексита зашла в тупик. Великобритания намного меньше Европы, и она зависит от благосклонности Европы в вопросе реализации почти половины своего экспорта, в первую очередь в сфере банковских услуг. Это позволяет Европе занимать жесткую позицию на переговорах по поводу условий выхода Соединенного Королевства из состава союза. Когда-то британские сторонники Брексита надеялись, что Трамп им поможет, быстро подписав с ними торговое соглашение. Однако переговоры между Соединенными Штатами и Великобританией зашли в тупик после того, как Америка начала придираться к британцам по поводу импорта сельскохозяйственной продукции и субсидий для компании Airbus. Во время своих визитов в Великобританию Трамп ставит премьер-министров в неловкое положение, британская общественность его не любит, а ведь Трампу предстоит переизбраться на второй срок. У Лондона кончаются запасные варианты.
Эта реальность в совокупности с более широкой нехваткой поддержки взглядов евроскептиков заставили популистов-критиков ЕС немного смягчить свои принципы, вместо того чтобы следовать примеру Лондона. Пять лет назад 15 ультраправых партий, включая «Национальное объединение» Марин Лен Пен, активно призывали к выходу из Евросоюза или из еврозоны — в стиле Брексита. Сегодня никто уже к этому не призывает. Более того, самый влиятельный популист в Европе, Маттео Сальвини (Matteo Salvini) из «Лиги Севера», стремительно теряет поддержку, уступая «Братьям Италии» — новой правой партии, чей скепсис в отношении Евросоюза менее выражен. Волна популистского скептицизма, по всей видимости, уже схлынула.
***
Одним из главных геополитических активов Европы является ее тесное партнерство с Соединенными Штатами, которое служило основой оборонной и экономической политики Запада в течение 75 лет. В 2016 году, будучи кандидатом в президенты, Трамп поставил эту основу под сомнение, заявив о том, что НАТО «устарела», и пригрозив выходом Соединенных Штатов в том случае, если европейцы не выполнят свое обязательство по расходованию 2% ВВП на оборону — с тех пор он часто повторял эту угрозу. Трампа очень беспокоит положительный баланс Европы — в первую очередь Германии — в торговле с Соединенными Штатами.
Однако, став президентом, Трамп «больше лаял, чем кусал». Расходы европейских стран на оборону выросли лишь незначительно, и в ближайшем будущем отметки в 2% ВВП смогут достичь лишь Великобритания и полдюжины восточноевропейских стран. Тем не менее, спустя всего три месяца после вступления в должность новый президент США заявил, что он решил проблему и что теперь НАТО уже «не является устаревшей». Вице-президент Майк Пенс (Mike Pence) при поддержке кабинетных чиновников заверил союзников, что приверженность Вашингтона принципам НАТО осталась «непоколебимой». Самый заметный шаг Трампа — это принятое в июле решение о выводе около 6 тысяч из 60-тысячного американского контингента в Европе. Но комментаторы едины во мнении, что этот эпизод предвыборного спектакля вряд ли повлечет за собой какие-то существенные перемены в политике — перемены, на реализацию которых потребуются годы, которые обойдутся в миллиарды долларов и не будут иметь какого-то существенного стратегического значения.
В более долгосрочной перспективе Европе не следует волноваться о том, что Соединенные Штаты выйдут из НАТО. Европейские страны остаются самыми надежными и сильными союзниками Америки. Стратеги в Министерстве обороны США, американские избиратели и подавляющее большинство членов конгресса поддерживают идею защиты Европы и выстраивания мощного военного барьера против России. Более того, более половины американских сил, базирующихся в странах НАТО, находятся там не для того, чтобы защищать Европу от России, а чтобы обеспечивать необходимую логистическую поддержку для проецирования американской мощи в Средиземном море, на Ближнем Востоке, в Африке и Евразии. Они находятся на базах ВВС, в транспортных узлах, командных пунктах и больницах Германии, а также на базе 6-го флота ВМС США в Неаполе. К примеру, штаб-квартира Африканского командования США находится в немецком городе Штутгарт, потому что Соединенные Штаты не смогли найти африканское государство, которое согласилось бы разместить ее у себя. Без НАТО любая переброска военных или оборудования, эвакуация раненых солдат, морская миссия в Средиземном море, операция отрядов быстрого реагирования, международные военные учения, операция с участием тяжелой авиации или даже поездка в штаб-квартиру потребует дополнительного перелета длиной в 6 тысяч миль в или из Соединенных Штатов.
Трамп также нацелился на экономические интересы Европы, неоднократно угрожая ввести тарифы на экспорт Евросоюза. Эксперты предупреждали, что трансатлантический раскол может положить конец существованию глобальной торговой системы. Однако администрация Трампа спровоцировала всего две относительно небольшие ссоры: в 2018 году Трамп ввел тарифы на европейскую сталь и алюминий, а в прошлом году он заблокировал ввоз ряда товаров в ответ на европейские субсидии компании Airbus. Ничего нового. Все американские администрации — за исключением одной — после администрации Ричарда Никсона вводили особые тарифы на сталь — это крупная объединенная в профсоюзы отрасль, сконцентрированная в колеблющихся американских штатах. И в октябре 2019 года Всемирная торговая организация полностью разрешила введение компенсационных тарифов на продукцию Airbus в рамках решения по этому спору, который длился 15 лет.
Тем не менее эти два пакета тарифов коснулись европейского экспорта на сумму всего в 7,5 миллиарда долларов — это крохи по сравнению с китайской продукцией на сумму в 300 миллиардов долларов, в отношении которой администрация Трампа тоже вела тарифы. В результате — до начала коронавирусного кризиса — трансатлантический экспорт и связанные с ним продажи с 2016 года продолжали расти более чем на 20% ежегодно, тогда как объемы торговли Соединенных Штатов с Китаем существенно уменьшились.
Трансатлантическая торговая война так и не началась, потому что Трамп ее не провоцировал. Если бы она началась, то негативная реакция была бы очень бурной, потому что американские и европейские компании гораздо теснее взаимосвязаны, нежели компании в других частях мира: 61% прямых иностранных инвестиций Соединенных Штатов приходятся на Европу, и 68% прямых иностранных инвестиций, поступающих в Соединенные Штаты, поступают туда из Европы, то есть американские корпоративные интересы тесно связаны с Европой. Даже когда экономические интересы Евросоюза и Соединенных Штатов расходятся, Трамп должен вести себя еще осторожнее, чем с Китаем, потому что крупнейший в мире торговый блок с населением почти в 500 миллионов человек — это очень сильный соперник. Руководство торговлей сосредоточено в Брюсселе. Если Трамп введет тарифы, Европа быстро ответит ему санкциями, прицельно направленными на избирателей в американских колеблющихся штатах.
Кроме того, Европа играет и в наступление. Пользуясь негативным отношением Трампа к глобализации, Европа заключила весьма амбициозные торговые соглашения с Японией, Мексикой и Канадой, и следующими в списке значатся Австралия, Бразилия и некоторые другие страны. Пользуясь угрозой блокирования доступа к прибыльному европейскому рынку, Евросоюз фактически сумел стать мировым контролирующим органом — профессор права из Колумбийского университета Ану Брэдфорд (Anu Bradford) назвала это «эффектом Брюсселя». Фермеры из Небраски, к примеру, выращивают свою продукцию без применения пестицидов, поэтому она соответствует стандартам Евросоюза. Недавно Европа ввела в отношении американских технологических гигантов жесткие стандарты касательно защиты личных данных и уже рассматривает возможность введения новых цифровых налогов. Администрация Трампа возражала, но Европа не поддалась. Вместо этого она помогла убедить Калифорнию ввести такие же стандарты, которые вступили в действие в январе.
***
Журналисты, эксперты и политики не замечают успехов Европы, потому что это — если одним словом — скучно. Спокойной и терпеливой манере Европы вести внешнюю политику недостает искры и харизмы старомодной кризисной дипломатии, которую вели в тени грубой силы. В отличие от Америки Трампа, Европа не попадает в заголовки газет, внезапно развязывая торговые или реальные войны. В отличие от путинской России, Европа не пытается сорвать выборы и не засоряет интернет. В отличие от Китая Си Цзиньпина Европа не сажает в тюрьмы представителей этнических меньшинств и не провоцирует военные столкновения вдоль своих границ. Геополитики старой закалки пребывают в недоумении (или вообще скуке) от решений, принимаемых институтами в Брюсселе, в которых вообще трудно сказать, кто и за что отвечает, — или, как однажды выразился Киссинджер, кому надо звонить.
Прагматизм Европы часто расстраивает идеалистов. Европейские лидеры, осознавая, что они не могут решить все проблемы мира, очень тщательно выбирают себе поля сражений. Они избегают резких движений и безнадежных затей, которые в ретроспективе кажутся ошибками, — таких как свержение Саддама Хусейна или попытка силой вытеснить Россию из Крыма. Вместо этого европейские лидеры медленно продвигаются вперед, порой десятилетиями занимаясь поисками эффективных решений таких проблем, как расширение Европы, иранское ядерное оружие или изменение климата. В таких случаях, как текущая ситуация в Белоруссии, вероятно, крайне амбициозно спрашивать, могут ли европейцы завтра свергнуть нынешнее авторитарное правительство. Но было бы вполне разумным спросить, а не смогут ли европейцы сделать то же самое постепенно, создавая стимулы для мирной и позитивной эволюции в течение следующих нескольких десятилетий. И то, что они делают, отвечает интересам Европы.
Каким бы скучным ни казалась такая пошаговая технократичная выработка политического курса, она работает. Это доказывают не только те примеры, которые приведены выше, но и недавние решения Европы выделить 750 миллиардов евро для экономической стабилизации Евросоюза; выработать систему проверки китайских инвестиций в Европе; переключиться на созданные в Европе мобильные сети 5G; продвигать идеи мира и развития на западе Балкан. Важно и решение ЕС скоординировать налоговую политику на общих глобальных условиях — теперь, когда британцы уже не могут воспользоваться правом вето.
После пандемии covid-19 многие в Соединенных Штатах спрашивают себя, способны ли демократические государства и дальше вести дальновидную, основанную на точных данных и экспертных знаниях политику. Будущие Трампы и Путины сомневаются в том, что такая политика вообще нужна, предпочитая апеллировать к образу национального величия. Ответ можно найти в Европе: в XXI веке такая политика может быть не только устойчивой, но и успешной. Европа — наше будущее.
Эндрю Моравчик — профессор политологии и директор программы Европейского Союза в Принстонском университете
